Последний рык Хайнеко

Война. Не прошло и нескольких лет, а Общество Душ вновь разрывают на части звуки битвы, вихри рейяцу и сотни предсмертных хрипов. Совсем как тогда, в тот ужасный день, когда не стало его. Того, кем она жила и дышала. Ее любимого Лиса. В голове у лейтенанта Десятого отряда опять возникла сотня образов, которые она уже три года гнала от себя днем и ночью. Его улыбки, его голос, его прикосновения, поцелуи, объятия... И одна последняя, самая яркая картина: он, окровавленный, израненный, распластался на камнях, его вечно улыбающиеся губы искривлены гримасой боли, а насмешливый взгляд просит прощения. Но он ничего ей не сказал перед смертью. Он ничего ей не оставил... Мацумото обессиленно опустила меч, понимая в очередной раз, как сильно она устала: устала просыпаться каждую ночь в слезах, раз за разом переживая его смерть. Устала напиваться вдрызг, чтобы хоть одну ночь вообще не видеть снов. Устала приходить в себя после пьянки в объятиях влюбленного в нее, но такого чужого сердцу Хисаги. Устала улыбаться, когда кошки не просто скребут на душе, а изорвали ее своими острыми коготками в клочья, и всё саднит, щиплет, болит, не давая вздохнуть полной грудью. Она устала ходить почти каждый вечер к камню, что именует теперь надгробием своего любимого человека. Но даже гроба нет. Нет тела, которое нужно оплакать. У нее ничего нет, кроме болезненных воспоминаний и скорби. Она устала... – Рангику, что ты делаешь? Уклоняйся! Мацумото! Лейтенант! – кричал ее капитан, Тоширо Хицугайя. Он бросился защищать ее, но не успевал оградить от стрел, пущенных Штерн Риттером Бааз Би, с которым они сражались из последних сил. Он выпустил сотню мерцающих огоньков, они полетели в девушку, но та даже не думала защищаться. Она приняла решение. Единственно верное, как кажется ей в этот миг. И она даже не взглянула на капитана. – Хозяйка, что происходит? – шептала удивленно Хайнеко. – Ну же, дай мне команду, и я разорву этого квинси в клочья! – Прости, Хайнеко, – прошептала Рангику. – Это моя последняя битва. Я иду к нему... И рыжеволосая синигами опустила катану, позволяя сотням голубоватых стрел пронзить ее стройное тело. – Рангику-у-у! – кричал Тоширо, замахиваясь мечом для удара. – Нет! Он видел, как стрелы пронзают ее плоть, как ярко-красная кровь скользит по бледной коже и выступает на посиневших улыбающихся губах. Она упала на камни, совсем как Гин в день своей смерти. Из многих ран сочилась красная влага, утекала рейяцу, утекала жизнь, но она не чувствовала ничего, кроме долгожданного покоя. – Я иду к тебе, Гин... Я найду тебя, где бы ты ни был, мой хитрый Лис. И, умирая, увидела своего капитана, что-то кричащего ей. – Все хорошо, Широ-чан, все хорошо! – прошептала она и улыбнулась, закрывая навсегда глаза. *** Здравствуй, Дорогой Дневник. Только с тобой я могу откровенно поплакать, рассказать все, что наболело на душе. Вот она я – солнечная девочка, неунывающая, веселая Рангику. Которая сейчас рыдает. Так рыдает, что болит горло, болят глаза, болит сердце. Ровно три года прошло с тех пор, как Гина не стало, а я все никак не могу смириться, поверить в то, что его больше нет. Нет того, кто стал опорой для слабой сильной женщины. Знаешь, Дневник, я ведь все помню, каждую мелочь, каждое мгновение рядом с ним, каждую бессонную ночь в ожидании его. Помню страх того, что он не придет в одну из таких заснеженных холодных ночей, и я останусь одна с вьюгой и метелями. Но он всегда приходил. Усталый, голодный, замерзший, но и тогда он отдавал мне все свое тепло. Тогда я многого не понимала и, как все дети, боялась одиночества, холода и самого страха. Спустя много лет уже я осознала, что мои чувства – не слепая благодарность и зависимость маленькой слабой девочки. А любовь. Любовь сильной женщины, которую уже не надо было защищать от холода и боли. Но ты все равно защищал, все равно оберегал... Гин, я помню все: каждый наш разговор, каждую нашу ночь, каждый твой мимолетный взгляд... Мало кто знал, какие красивые у тебя глаза... Цвета яркого летнего неба. Никто не знал, каким красивым бывал твой голос, которым ты шептал: "Я люблю тебя, моя Ран-чан!" Никто не знал, какими нежными бывали твои руки, хотя ты часто, смеясь, говорил: – Они по локти в крови, Рангику... Никто не знал тебя... Сейчас опять зима, и, знаешь, Лис, мне снова так холодно... Есть стены и очаг, но я мерзну. Мерзну от одиночества. Мерзну без тебя... И в такие минуты я хочу ничего не помнить. Твоих рук, твоих глаз, твоих прощальных слов! Лис, ты же никогда не прощался! Ты всегда возвращался. Знаешь, я ведь сразу поняла, услышав твое "Прощай", что не теперь... Что ты уже не придешь. Но не верила. Не верила, когда увидела тебя по правую руку от этого чертова недоками. Не верила, когда ты умирал у меня на руках... Да я и сейчас не верю! Слышишь, не верю! Я жду. Жду, что отворятся седзи, и ты войдешь, принеся с собой свежесть мороза и снег, который путается в твои белые волосы и почти невидим. И вместе с тобой, холодным, замерзшим, но неизменно смеющимся, придет тепло, что отогреет и меня тоже. Я опять ходила на твою могилу. Хотя, какая там могила... Просто камень. Но, кроме этого камня и бутылки саке, у меня ничего нет. Еще три года назад я думала, что я смогу. Что это правильно – ты позволил мне идти дальше. Как я могла поверить в такую глупость?! Несусветная глупость. А правда в том, что без тебя меня нет. Нет просто рыжей девчонки и просто белокурого мальчишки. Серая Кошка и Серый Лис всегда будут вместе. Знаешь, Гин… в Сэрейтее снова война. Вот только моя Хайнеко рычит теперь жалобно без шипения Шинсо рядом. Я не могу больше. Я не могу быть сильной. Я так хочу снова стать слабой маленькой девочкой, чтобы просто уткнуться в твое худое, но такое сильное плечо и просидеть так до утра, слушая твое тихое дыхание и чувствуя, как твои тонкие пальцы вплетаются в мои рыжие волосы... Я буду искать тебя, любовь моя. Среди живых и среди мертвых. Только дождись меня! *** Это было последней записью в дневнике лейтенанта Мацумото, который позже найдет ее капитан. Там было написано что-то еще, но слезы размыли чернила... Совсем скоро Готей-13 узнает, какой слабой на самом деле оказалась эта сильная женщина, но какой сильной была ее любовь к тому, кто дорожил ею больше жизни и отдал за нее свою жизнь. *** Но это будет позже, а сейчас, под крики капитана, лейтенант закрывала глаза, навсегда прощаясь с этим миром. Ее зампакто перестала кричать и звать ее, словно чувствуя все, что чувствует она. Хайнеко понимала свою Рангику и ни в чем ее не винила. Как не винила и капитана Ичимару, ведь она тоже знала, каким был человек, которому ее хозяйка дарила душу и тело. Кому она без остатка отдала ее сердце. POV Хайнеко. Ты все-таки не смогла, Хозяйка. Не могла без него. И сейчас мы рассыплемся на сотни духовных частиц, и все для нас будет кончено. Знаешь, порой я так завидовала тебе... Ты любила... А как тебя любили... Я всегда вспоминаю вечера, в которые ты не пила в компании лейтенантов и подруг, а добрую половину ночи сидела у окна, вглядываясь в темноту, но все равно вздрагивала, слыша тихие шаги своего Капитана. Он входил, мягко отодвигая седзи, но не спешил обнимать тебя, зайдя с мороза. Ты ведь тепличный цветок, не любишь холод. Но ты сама вскакивала, обвивая руками его тонкую шею и целуя его в посиневшие от мороза губы. Он тогда нежно отстранялся и, посмеиваясь, говорил: – Заморожу, моя Ран-чан. Станет моя Рангику холодной Снежной Королевой и прогонит своего нерадивого капитана, нэ? – Не прогоню, – шептала ты. И верно, никогда не прогоняла. Он сам уходил с рассветом, чтобы вновь вернуться. А еще одинокими вечерами ты часто плакала. Что-то на службе не ладилось, устала... Где бы он ни был в такие минуты, срывался и приходил, шепча тебе: – Я обещал моей Ран-чан, что она никогда не будет плакать... Яре-яре... Какой же я подлец, однако! Не могу сдержать такого простого обещания! – и печально склонял голову. А ты вдруг стирала слезы, крепко обнимала его и заверяла, что не плачешь, что все в порядке. И я знала – пока он рядом, и правда все в порядке. Но скоро я перестала завидовать тебе. Ровно в те мгновенья, когда вмиг пропала его сокрушающая рейяцу, когда мы увидели его. Почти мертвого. Но до последнего вздоха верного своей Ран-чан. Он ведь молчал тогда, Рангику. И в этом молчании виделась мне его ненависть. К себе за твои слезы, Хозяйка. А как ты плакала... В этот миг я поняла, что не хочу любить. Никогда. Я знаю всю твою боль. И я прощаю тебе твою слабость. И, знаешь, Рангику, ты права. Теперь все будет хоро...