Мне тебя даровали небеса

Знаешь, Мика, когда-то я молил о том, чтобы ты была моей. Когда мы были еще маленькими детьми, я скрывал от тебя свою тайну – я тенгу, не по родословной, а по судьбе. Да, я тот самый монстр, которого боится вся Япония, я один из тех безбожников, уничтожающих все на своем пути, как считает социум, которому просто навязали эту правду. Бессердечные тенгу жгут деревни, строят козни, и, как ёкаи, не приносят добра в дома людей, в которые врываются. Это не так, я никогда не причинил бы тебе боли – ты знаешь это. Ты всегда верила, ждала и любила меня. А я взамен мог даровать тебе только любовь, которая оградит тебя от любой напасти. Но где-то там, из своей хижины, поодаль от тебя, дабы твой отец не заметил моих влюбленных глаз. Ты высоко, и я тебе не ровня – единственное, что я всегда твердо знал, но в мечтах представлял тебя рядом, так близко, что слезы подступали к глазам, заставляя меня страдать так, как не страдал, наверное, ни один мужчина Японии. Я не раз был бит розгами, катаны пронзали мое тело, но я всегда терпел – это ты придавала мне сил. Ни от кого более, кроме тебя и твоего отца, я не видел доброты. Самураи Ако были ко мне добродушны, ведь все могло быть по-другому. Но другого я не знаю. К счастью или сожалению. Я помню каждое мгновение рядом с тобой, помню твой запах, он дарует мне сон, когда я не могу заснуть, я помню твои бархатные, нежные щеки, которые касались моих, полных ран и язв. Ты была единственной, кто встал на мою сторону, но я смог отплатить тебе только спасением. Это ничтожно мало, чтобы доказать тебе свою любовь, которую я пронесу до самой своей смерти. Я всегда любил твою мелодию, ты звучишь, как скрипка, полная слез и волнений, радости и упоения. Я утопал в пучине твоих глаз и легкой наивности в словах, которая скрывала твою мудрость внутри, не давая себя одурачить. Когда ты плакала, я готов был вырвать сердце любому твоему обидчику, но, когда ты смеялась, я хотел тонуть, хотел умереть, лишь бы напоследок услышать твой дивный, звонкий смех. Когда ты произносила мое имя – кровь закипала, ведь такой нежности в голосе я не слышал ни от кого. Твоя мелодия прервалась и была на краю, когда тебя отобрал у меня Кира, нахально улыбаясь, отворачивая тебя ко мне спиной. Я хотел разорвать его на части, но тогда силы покинули меня, не от трусости, от отчаяния. «Мою дорогую Мику забрали» - звенело в ушах, и, как жалкое существо, я смирился. Я смирился с отсутствием тебя рядом, одичал, начал убивать и не признавал никого, создавая вокруг себя панцирь. Оиси вытащил меня. Все встало на свои места. Реки крови, что были пролиты со стороны врагов и с нашей, навсегда останутся на наших руках, наши глаза всегда будут помнить каждую катану и вакидзаси, что лишали жизни наших самураев, наши уши навсегда запомнят звуки лезвия и кровоточащей плоти. Во твою славу и во славу твоего отца, мы, нет, они – самураи, шли до конца, с одной только целью – восстановить власть роду Асано и вернуть наследную принцессу, а я – любимую. Знаешь, мое сердце чуть не вырвалось, когда лезвие оставило на моем пальце каплю крови, что стала печатью. В тот момент, получив звание "самурая", "ронина", я думал лишь о тебе и твоем отце. Как же сильны были мои намерения. Я хотел разорвать Киру и отомстить за смерть Князя Асано и за твое заточение в этих холодных стенах. Мое сердце готово было вырваться из груди, когда ты оказалась в моих объятиях, я готов был плакать, как маленький мальчик, лишь увидев твои наполненные страхом глаза. Я готов был сжечь все на своем пути, дабы горести твои пропали бесследно. Тогда у нас был шанс бежать и быть вместе до конца своих дней, но участь содеянного всегда настигает раньше и застает врасплох. Прости за это, моя милая Мика. Сидя в этих белых, траурных одеждах с сорока шестью ронинами, будучи одним из них, я не могу придумать лучшей смерти и лучшей жизни придумать я тоже не могу. Поодаль от тебя, зная, что вот-вот твои глаза наполнятся слезами, я могу пообещать тебе лишь одно – я найду тебя в других мирах, и, после каждой нашей прожитой жизни я буду искать тебя, чтобы эти сладкие моменты жизни никогда не прерывались, моя Мика. -Обещай не плакать, - шепчу себе в последний раз. Резкий взмах и блеск лезвия. Катана, холодом обжигает плоть. Тебе придется немного подождать меня, Мика, обещай, что дождешься… Лепестки цветущей сакуры будто бы с неба настигали тела сорока семи ронинов, один из которых по призванию, через унижения, боль и разочарования стал самураем, доказав всем, что стоит того, чтобы бороться за свою Японию. Именно свою, ведь и правда, не важно, какая у тебя родословная, важно, кем ты себя ощущаешь. В тот день Мика не спала. Ей казалось, что все это было сном, и она вот-вот проснется. В дальнем углу комнаты маняще блестел тот самый нож, дарованный ведьмой с великой надеждой на суицид принцессы. Нет. Не сегодня, и не в этой жизни. Она должна жить ради Кая. Спасение настигло ее не за дальнейшей смертью. Тихий стук с улицы заставил забыть все размышления, и обратиться к окну, на котором сидела маленькая птичка - цуку, в лапке красовалась маленькая записка, что явно не давала птичке улететь по своим делам, не убедившись, что послание доставлено. Когда Мика развернула записку, в ее глазах, заблестели слезы, что перешли в тихую истерику, не давая успокоиться и дышать. Четыре слова грели душу, но и резали без ножа, заставляя вспоминать все годы своей жизни, проведенные рядом с человеком, который отдал за нее свою жизнь. Новое утро. Новая жизнь. Солнце разливалось по городку, заставляя жить дальше, но четыре слова навсегда останутся зарубкой на сердце той, чье счастье и благополучие оказалось ценой в жизнь для ее возлюбленного. «Мне тебя даровали небеса…»