Твоё окно

Зимняя пурга в Новый Год – настоящая сказка. Та, которую ждут с щемящим ощущением под ребрами и дети, и взрослые, та, которая замораживает ресницы и делает щеки красными. Та, которую ненавидят все любители тепла. В этот день так важно выйти за пачкой майонеза для салата, а ты мечтаешь сидеть с чашкой шоколада и смотреть в окно, уныло вздыхая. Новый Год для одиноких – повод предаться алкоголизму, для тех, кто вместе – повеселиться. Их объединяет лишь общий праздник. И предчувствие чуда. Снежная воздушная лавина добавляет волшебной атмосферы в сердца людей, но никто и не думает бежать на улицу сразу после двенадцати. Лишь смельчаки открывают свои заготовки из фейерверков и создают ощущение бурлящего праздника, которое теряется за белой пеленой. Я сегодня из тех одиноких, но с каплей ненормальности. Сколько я уже на улице, стою у этого окна? В маленьком коттеджном городке, где я живу, каждый дом пахнет корицей и теплом. Каждый украсил свой дом гирляндами, мишурой и вырезал снежинки на стекла. Каждый. Этот район просто благоухал вечным уютом. Лишь мой дом казался белой вороной с черным оперением уныния. И я сбежал от черни к светлому образу, к моему теплому окну. Как грустно терять любимого человека в ворохе его же эмоций! Как грустно, когда он оставляет тебя, погрузившись в свою депрессию. Она оставила меня наедине с моей любовью, потому что ей так захотелось. Жестокая эгоистка, погрязнувшая в новогодней суете, которая выбрасывает людей под действием праздничной эйфории. Ей захотелось обновления, крыльев свободы. Ей захотелось не меня. Ей захотелось побыть наедине с собой и своей заплатанной душой. Я тратил силы, время, рассудок на то, чтобы вырезать кусочек ткани и пришить к её сквозящим ветром дыркам. И так я поступал с каждой. Я пытался закрыть все, а она, разодрала несколько новых и почувствовала дуновение свободы. Глупая, это всего лишь мелодия ветра, резонирующая звуковыми волнами в твоей изорванной душе. С чего мы начинали? С нашей замечательной зимы и прошлогоднего новогоднего чуда. С признания в конце месяца подарков и праздников. Декабрь сменился январем за мгновение, а потом пошла весна, лето, и наше лето было лучшим. Ты же помнишь наше лето? Мы были настолько счастливы. Мы были вместе. Настолько близко, насколько могли. Я любил тебя всю. Я любил твою улыбку, идущую из глубин твоего сердца, идущую наравне с красотой природы. Любил твой голос, твой запах, я просто любил тебя. А ты меня любила? Я думал, что да. Я дарил тебе свой вечный механизм грудной клетки, я дарил с ним теплые чувства в артериальной крови. Они сохранялись и в венозной. Мне казалось, что у нас одно сердце на двоих. Медленные теплые струи грели меня изнутри, отдавая часть твоего уюта. Я стою у окна уже полтора часа. Ресницы, волосы, мех куртки покрылись инеем, как и мои чувства. Всё замерло, возможно, замерзли стрелки на часах. На меня странно смотрят проходящие люди, беспокоятся о моей нормальности. Но всё адекватно, ведь со мной бутылка теплого виски, которые теперь наполняют мои внутренности теплом вместо крови при нашем симбиозе. В окне такой приятный согревающий свет. Желтый цвет солнца. По-моему, хотелось спать. Насладиться теплом кровати и её объятий. Сон во время холода символизирует лишь ледяную смерть, но какая разница, если чувства в моих жилах уже застыли? Каждый день ты строишь из себя вечного оптимиста, но твой стакан не полон совсем. Его выпили, высушили, вылили. Его разрушили вместе с разлитой водой: об пол и каблуком по стеклу до мельчайшего песка. Твой бокал – это твоя сущность. У оптимистов он чуть более полон, ведь там хранятся еще положительные эмоции, у пессимистов они лишь выжигают часть воды, предавая её испарению. И кто ты сейчас, если в тебе нет никакой жидкости? Ты даже на овощ не похож, ведь из них сочится жидкость. Ты - сухой лавровый лист, который предаст лишь чуток запаха и аромата в супе для людоедов, но никак не насыщение. Я стою у окна еще полчаса. Девушка внутри подозревает об этом и мнет в руках свой фартук. Скоро запечется утка, скоро будет десять и вся семья сядет за стол, ножки которого не выдерживают тяжести еды. Девушка сегодня одна, а её семья – далеко. Её семья – она сама. Но она счастлива, как и все в этом городке из тридцати домиков. Она счастлива, потому что свободна. Её сердце жаждет быть закованным в чьи-то прочные цепи, посажено на цепь и спрятано в клетку. Оно хочет быть частью чьего-то зловещего плана. Ты ломаешь руки, кисти, пальцы. Ты нервничаешь и снимаешь фартук, будто я это вижу. Хотя кроме лучей «лампочного» солнца я не вижу ничего. Ты подходишь к окну и раскрываешь его. На меня веет теплом и запахом запеченной в духовке еды. Это чувство приходит внезапно, но сегодня ты красива. Твой рот приоткрывается, глаза смотрят на меня с немым вопросом, и это преображает твое лицо. Ты стоишь, мнешься, ты не можешь произнести все чувства, что копятся в твоей душе. Длинная пауза. … Как жаль, что я пришел не к тебе. Я лишь проходил мимо. Лишь твое одинокое окно показалось мне близким. Я знал, что ты примешь этот факт на свой счет. Да, душой ты немного напоминаешь мне любимую, но вместо заплаток тебе нужна толстая цепь. Это могло нас сблизить. Но я не смогу посадить тебя в конуру на привязь, ведь у меня даже нет дома. Хотя нет, он есть. Но не с тобой, не здесь. Мое сердце и вода из стакана внутри человеческой души остались там, где моя любимая злится от накатывающей депрессии. Где она сжимает свои пальцы и обкусывает губы, лишь бы не заплакать. Я не вижу её так, как тебя. Зато я знаю о ней.