Часть 1
6 января 2014 г. в 23:28
Меня немного трясет. К горлу подступает тяжелый ком из несказанных за два года слов. Я стою на пороге квартиры человека, которому мне даже стыдно взглянуть в глаза. Человека, от которого я сбежал два чертовых года назад, боясь косых взглядов людей. Человека, которого я люблю.
Я уехал, оборвав контакты, казалось бы, сжег все мосты. Как же чертовски сильно я ошибался! Я думал, что колледж, новые люди, новые места подарят мне новую жизнь, но они лишь бездарными грубыми мазками закрашивали солнечное прошлое.
Эта краска вмиг осыпалась, когда я открыл давно заброшенную электронную почту. Более тысячи непрочтенных сообщений, большинство из которых - спам. Среди этого бесполезного мусора было и несколько его писем.
Именно эти письма и подтолкнули меня к тому, чтобы вернуться.
«Привет, Мэтт.
Я так давно хотел написать тебе... Хотя не знаю, какого черта я делаю это. Ты все равно не прочтешь. И вряд ли когда-нибудь узнаешь, насколько мне плохо. Все настолько плохо, насколько можно это представить. После того, как ты исчез, моя жизнь покатилась вниз по накатанной.
Я скучаю, Мэтт. Хотелось бы надеяться, что и ты тоже.
Сначала я был очень зол на тебя, но, как известно, невозможно долго таить злобу на тех, кого любишь. Ты уехал, значит, на то были свои причины.
Мэтт... Мой Мэтт. Единственное, чего я хочу - это снова быть счастливым, а без тебя это нереально. Я хочу снова смотреть с тобой все эти дурацкие фильмы, перекидываться милыми смс, дурачиться вместе... Хочу снова почувствовать запах твоих волос, целовать тебя, обнять так сильно, чтобы ты, чертов придурок, понял, как мне хреново без тебя. Извини.
Но больше всего я хочу вновь взглянуть в твои глаза и спросить, почему ты так со мной поступил. Тебе было плохо со мной? Неужели только я был привязан к тебе? Неужели только я любил, а ты лишь позволял мне любить себя?
Этого не может быть, Мэтт. Даже если бы ты мне в лицо сказал, что не было никаких чувств, я бы не поверил.
Я люблю тебя, Мэттью Беллами, и все еще жду.
Доминик.»
После прочтения этого письма я долго не мог прийти в себя. Я просто наматывал круги по своей небольшой комнатке в тесной съемной квартире. Мне потребовалось около получаса на то, чтобы успокоиться.
Я снова сел читать его письма.
«Здравствуй, Мэтт.
Через пару дней Рождество. Самое время покупать подарки, не правда ли? У меня есть подарок и для тебя. Знал бы ты, как я хочу, чтобы ты его получил.
А для меня самым лучшим подарком было бы твое возвращение. Я безумно хочу, чтобы ты снова был рядом, мое маленькое счастье.
Ты наверняка сильно изменился. Я - тоже. Вряд ли я смогу кому-нибудь доверять так, как доверял тебе. Время идет, а я все еще продолжаю считать дни без тебя.
С кем ты проведешь эти каникулы, Мэттью? У тебя появился человек, который делает тебя счастливым?
Знаешь, я до сих пор помню о тебе каждую мелочь. И по-прежнему до одури скучаю.
Люблю тебя.
Доминик.»
Я не мог сдерживать слез. Я жалел о том, что уехал, раскаивался и был готов в тот же момент сорваться и поехать обратно. К черту сраный колледж, к черту фальшивых друзей, к черту такую жизнь!
Было еще два непрочтенных письма от Дома, но явно более коротких по содержанию.
«Беллами, гребаный ты ублюдок, я клянусь, что если еще когда-нибудь увижу тебя (в чем я очень сильно сомневаюсь, знаешь ли), я просто не оставлю от тебя живого места.
Моя жизнь превратилась в огромную черную полосу. Ты доволен? Именно этого ты хотел, да?
Как бы я сейчас ни ненавидел тебя, как бы ни проклинал, я все равно люблю тебя, идиот. И я все еще хочу, чтобы ты это знал».
Мне было больно, по-настоящему больно. Тяжело осознавать, какой ты моральный урод, не правда ли?
«Мэттью...
Мне надоело писать тебе, зная, что я не получу ответа.
Я не хочу больше принуждать тебя вернуться, видно, я не так был тебе и нужен, раз ты это сделал.
Просто знай, что я очень сильно люблю тебя и хочу, чтобы твоя жизнь сложилась как можно лучше. Я думаю, у тебя это получается.
Я не буду тебе больше писать, не буду пытаться найти тебя, это бесполезно.
Просто живи, Мэттью. Живи и стань самым счастливым человеком в этом чертовом мире.
Доминик.»
Это письмо было отправлено всего месяц назад. И именно в тот момент я понял, что я еще в силах все исправить.
И вот сейчас я стою на пороге его квартиры и уже довольно долго не могу решиться нажать на кнопку звонка. Я не знаю, дома он или в каком-то баре проводит летний вечер пятницы. Я не имею ни малейшего понятия, один он или с кем-то. Я совершенно не знаю, как он себя сейчас чувствует и беспокоит ли его что-то. Мне чертовски стыдно.
Собрав в кулак всю свою волю, я нажимаю на эту чертову кнопку. Слышу тихие шаги за дверью. Он дома. Дверь открывается, и на меня устремляется его взгляд. Сначала он, вероятно, не понимает, что происходит, в его глазах столько неистового удивления и растерянности. Ничего не сказав, он впускает меня.
Его квартира совсем не изменилась. Даже все рамки с фотографиями стоят на своих местах. Среди них есть и наши с ним фотографии. В фотографиях больше жизни и счастья, чем в людях. Снова это странное выворачивающее чувство безвозвратности. Я думаю, даже если он когда-нибудь сможет простить меня, как раньше уже ничего не будет.
Я усаживаюсь на небольшой диван, поджимая под себя ноги. Дом садится рядом. Между нами с каждой секундой все больше и больше возрастает напряжение, отвратительная неловкая тишина режет слух.
Мне часто приходят в голову странные мысли. Я с трудом могу держать их в себе и иногда просто говорю их вслух, независимо от того, один я сейчас или в чьем-то обществе. Если бы я не произносил их вслух, я давно сошел бы с ума. Быть может, именно поэтому многие мои собеседники считают меня абсолютно ненормальным.
Но только не Дом. С ним я мог совершенно не бояться того, кем я являюсь на самом деле, не надевать лживые маски, не закрываться. В его обществе я чувствую себя живым.
В моей голове вновь возникает очередная картина.
Хижина у окраины леса, на лугу где-то под Бостоном во времена освобождения Америки от Англии. Юный парень с простреленной ногой не в силах выйти из хижины. Его убивает заражение крови, его лихорадит и он вспоминает то, как он сражался за мнимую свободу. Сейчас же он глупо умирает. Брошенный, забытый страной. Пожар, который положил конец стольким жизням. Жизням близких и товарищей, за которых он не раз лил кровь. И все это бросило его умирать от пустяковой раны. Его лихорадит. У него галлюцинации. Он видит черных бабочек, которые танцуют в странном танце. Бабочки объединяются и приносят ему покой. Долгожданную тьму, за которой нет ничего.
Кстати, о бабочках...
-Ты любишь бабочек? - спрашиваю я.
Я спросил это, наверное, только для того, чтобы оборвать эту чертову тишину. Мой голос сейчас такой тихий и жалкий, что я попросту не узнаю его.
-Я отношусь к ним нейтрально. С чего такой вопрос? - Дом смотрит на меня с интересом, в то же время как кто-либо другой ответил мне непониманием.
-Я не знаю. Просто вспомнились они, - постукиваю пальцами по столу.
Почему-то именно сейчас я чувствую себя немного неловко.
-Не понимаю, за что их любить, - пожимает плечами Доминик.
-Они прекрасны. Их так много и все они разные. Я люблю думать о них. Кажется, в них живет само Волшебство, - мой голос вновь обретает краски. Люди обычно очень сильно меняются, когда начинают говорить о том, что им действительно интересно. Именно в такие моменты можно прокрасться в самые потаенные уголки души и прочитать зашифрованные до этого мысли.
-Они приспособленны. А смотреть на них - наблюдать цикл. Цикл, заданный природой. Это как льющаяся вода или горящий огонь. Здесь нет ни волшебства, ничего... - его голос сейчас непривычно низкий и хрипловатый.
-Когда тебе, кроме как в волшебство, больше не во что верить, ты будешь его видеть даже в обрывках черновиков, - печально усмехаясь, подсаживаюсь ближе к Доминику.
-Вера... - выдыхает он эти слова в мои губы и тут же резко отстраняется, отводя взгляд.
-Во что веришь ты?
Беру его ладонь в свою, переплетя наши пальцы.
-Я не верю ни во что. Вера дает надежду, а надежда перерастает в мечту. Но мечты... они не исполняются, они всего лишь перерастают во что-то новое. И мы лишь добиваемся цели. Я не верю ни во что, я просто ставлю цель и иду к ней. Вот и все, Мэтт, - Дом смотрит прямо в глаза.
Теперь уже он - открытая книга передо мной. Но, кажется, что эта книга написана на языке, которого я не понимаю.
-Почему ты уехал, Мэтт? - сквозь зубы произносит Дом. -Хотя, наверное, больше всего меня волнует другое - зачем ты вернулся? - столько боли в таком родном голосе... черт, это невыносимо.
-Ты не рад меня видеть? - ко мне вернулся этот отвратительный жалкий тон.
-Мэттью... - он тяжело вздыхает, видимо, обдумывая свой ответ. –Ты - ходячая угроза, понимаешь?
-Нет.
-Я просто не знаю, чего от тебя ждать. Ты то исчезаешь, заставляя меня выть от тоски, то внезапно появляешься, когда я уже начал нормально жить, не думая о тебе каждую секунду. У тебя внутри ведется постоянная война, это видно. И я не знаю, с чем ты борешься. Ты никогда не давал мне узнать себя, хотя ты и постоянно что-то рассказывал в то время, как заставлял меня открыться тебе полностью, - он срывался на крик. -А знаешь, что самое смешное, Мэтт? Что даже после твоего побега, постоянного недоверия и твоих идиотских выходок ты для меня по-прежнему самый близкий человек.
Доминик хватает со стола пачку «Мальборо», вытаскивает уже шестую по счету сигарету за вечер и затягивается так, будто от этой затяжки зависит вся его жизнь - жадно, порывисто и так чертовски красиво. Выдохнув сизый дым в полумрак комнаты, он продолжает говорить.
-Хочешь, я расскажу, как все было после того, как ты уехал? Я был похож на маленького мальчика, потерявшего маму в огромном торговом центре, серьезно, - Доминик горько усмехнулся. -Я был в такой растерянности, в смятении, совершенно не знал, куда себя деть. Но на каждый вопрос мы сами можем дать ответ, и этот случай не исключение. Тут на сцену выходит понимание в трио с размышлением и отрицанием. Я пытался прийти к ясности, пытался оправдать тебя, но в моей голове засел только один вопрос: за что ты так со мной, Мэттью? - он прожигал меня взглядом, и лишь тонкая пленка еще не затуманенного эмоциями сознания держала меня в полушаге от истерики. -Я осознал, что все кончено. И тут с цепи сорвался зверь. Безумие полностью захлестнуло сознание, не оставляя ни логичности, ни рациональности. Я начал пить, много пить. Дальше были легкие наркотики и долгие месяцы депрессии, мыслей о суициде. Хорошо, что всего лишь мыслей, я не настолько слаб, чтобы поддаться им, - Дом сделал последнюю затяжку, отшвыривая окурок в пепельницу. -А в конце была пустота. Единственной моей целью тогда было не поддаться этой пустоте, не дать сердцу превратиться в грубый камень. Это дается не каждому, знаешь ли, ведь заполнить чан с водой в дни засухи сложнее всего. Но я справился с этой пустотой, правда, я так и не смог никого подпустить к себе.
Снова пауза. Он кусает губы и переводит взгляд с меня на свои руки.
-Я читал твои письма, - тихо говорю я. -Наверное, это и стало одной из причин моего возвращения.
У меня в голове столько всего, я долго собираюсь с мыслями, чтобы начать говорить, в то время как Дом терпеливо ждет.
-Я тоже очень скучал. И только сейчас я понимаю, что у меня по сути-то и не было причин для этого сраного побега. Я просто трус, Доминик, и знал бы ты, как я ненавижу себя за это. Знаешь, о чем я думал все это время? Сможешь ли ты меня когда-нибудь простить... Я поступил омерзительно по отношению к тебе, всегда был гребаным эгоистом.
Придвигаясь ближе, я несмело обнимаю его. Спустя пару секунд я чувствую его руку на своем плече и мне становится так легко, будто все это было ничем иным, как просто страшным сном.
-Невозможно долго злиться на тех, кого любишь, Мэтт, - он притягивает меня ближе. -Но знай, что я больше никогда не отпущу тебя, как бы ты ни старался сбежать.
Впервые за два года я улыбаюсь честно и искренне, не потому что от меня требуется эта улыбка, а потому что я не могу ее сдержать. Здесь, рядом с Домиником, я чувствую себя так естественно и так прекрасно. Я осознаю, как это глупо - пытаться бежать от себя, от своих чувств из-за людского мнения. Эти люди были в твоей жизни, а завтра их уже нет. И если ты пытаешься стать для всех идеальным, рано или поздно ты потеряешь себя в этих чертовых масках, так и не почувствовав себя по-настоящему счастливым.