Чучела мальчиков

С каждым выигранным боем у Инны становилось все больше денег, и наконец их оказалось ровно то количество, чтобы избавиться от шрамов, но девушка чувствовала, что у нее нет на это времени. Хотелось заработать как можно больше - она и без того не участвовала в боях около пяти-семи дней каждый месяц. Главврач не занимался Инной, в отличие от Полякова, но прекрасно понимал, что получил в дар золотую антилопу. Инна полюбилась публике: персонал ее обожал, пациентки, для которых девушка стала символом протеста и иного пути, боготворили. Даже пациенты подбадривали ее задорными криками во время боев, несмотря на то, что сами могли стать ее следующим противником. И, вполне возможно, весьма серьезно получить от нее на орехи. Инна от боя к бою становилась только беспощаднее. Красота движений, которую прививал ей Роман Николаевич, забылась. Девушка делала упор на травматичность, опасность поединков: большинство ее противников уходили с боя с серьезными повреждениями. Она и сама не боялась получать серьезные травмы, но на ней все заживало, как говорится, как на собаке. "Бойцовское везенье", говорили ей. К тому же, даже за проигранный поединок Инна получала деньги, если сумела провести его красиво. Это означало - подставиться, завести публику. Конечно, за победу ей причиталось в несколько раз больше, но в условиях больницы отказываться от любых денег было глупо. Роман Николаевич уже не видел ее боев, но Инна каждый раз представляла его среди зрителей. Это придавало ей сил и уверенности. Со временем Инна догадалась, почему бои проходят в клетке, да еще к тому же - на минус-первом этаже. Она поняла это после поединка с противником, напавшим на нее, безоружную, с бензопилой. Она тогда справилась только потому, что смогла забраться на потолок, цепляясь за прутья, и ударить сверху. К тому же, в больнице содержались и богатые пациенты, которым следовало обеспечивать тишину и покой: звуки боя не доносились даже до первого этажа, не говоря о втором, с которого начинался стационар. В палате она уже давно находилась одна: лечение своих двух сестер по несчастью она оплатила. Девушка, поступившая в бессознательном состоянии, пролежала еще немного, долечиваясь, а вот живенькая любительница смотреть в окно выписалась в тот же день. Конечно, было немного жалко расставаться с последним человеком, которому можно было доверять, но Инна постаралась подавить эгоистичные мысли. Рано или поздно к ней, разумеется, подселили бы кого-то еще, но пока девушка наслаждалась одиночеством, к которому привыкла с детства. Ей даже немного начало нравиться в больнице. Каждый вечер она могла теперь подолгу рассматривать себя в зеркале в ванной, изумляясь, как изменилось ее тело за прошедший год - она едва узнавала саму себя. Только нос остался большим, тяжелым, да огромные губы ни капли не уменьшились. Влад Рыбников мнил себя хорошим бойцом. Он, может быть, таковым и был на самом деле - но только вне больницы. Молодец среди овец, как говорится. В больницу он попал по сущему пустяку, по большей же части только хотел испытать себя, получить побольше колбочек (а быть может, и шариков), и без того испещрявших его торс в изрядном количестве, да прославиться в своей компании. Когда он понял, что будет драться с девушкой, то подумал, что над ним подшутили. Не поверил глазам, перелистал реестр - напротив имени и фамилии Инны действительно стояла неправдоподобно высокая цифра. Те деньги, которые он зарабатывал в свой "медицинский кредит", покрывали его расходы с лихвой. Больше того, Влад мог бы рассчитывать на какую-либо еще услугу со стороны персонала: медицинскую или посредническую. Например, его могли провести в палатку к девочкам посимпатичней. Про себя Влад решил, что те деньги, что у него останутся, он истратит на эту самую Инну. Это было бы благородно: дать немного денег девушке, которая из-за тебя проиграет. Ну и... они оба заодно получат удовольствие. И того, и другого рода. Но прежде шуток в постели им предстояло решать серьезные вопросы на ринге. Влад не возражал. Впрочем, Инна его разочаровала - она оказалась гораздо менее симпатичной, чем он ожидал. Когда Влад зашел в клетку, он сперва даже не понял, что комок шевелящейся плоти у противоположной стены - его противница. Инна вытянула руки над головой и стиснула прутья решетки, ее запястья, предплечья и локти были открыты, да еще - часть лица, все же остальное покрывали мужские руки. Поклонники обнимали девушку, поглаживали и тискали. А Инна улыбалась, чувствуя на своей коже прикосновения грубых ладоней. Ничего сексуального в ее понимании в этой сцене не было, она скорее ощущала себя божеством, получающим долженствующие почести и повинующиеся каждому ее движению. Инна щелкнула пальцами, и руки с ее тела исчезли быстрее, чем за секунду: спрятались, как покорные змеи, обратно во тьму зрительской зоны. Свет распространялся только на площадь ринга. Инна отлепилась от решетки и выступила на несколько шагов вперед. Она была боса, как и Влад, но не обнажена по пояс - грудь скрывал белый топ. В ее простом лице не было угрозы или ненависти, но было сосредоточение, которого, пожалуй, стоило опасаться. Однако Влад, не заметив в девушке агрессии, не обратил столь пристального внимания на нюансы ее настроения. Впрочем, это было уже неважно - он стоял на ринге и мог выйти из клетки на своих двоих, волоча поверженную соперницу за волосы, или позволить вынести себя, побежденного. Влад не стал медлить - атаковал первым. Инна отшатнулась, даже не подняла рук, чтобы защититься, и первые несколько минут прошли именно таким образом: он наступал, старался ударить, она отпрыгивала, но даже не пыталась оградить себя от удара. Потом Влад наконец сумел ее достать: Инна почти оказалась вжатой в угол, кулак противника несся к ней, но в последний миг девушка заслонилась рукой и ловко выскользнула из угла. С этого мига драка стала принимать действительно тот оборот, которого жаждала публика: Влад бил Инну, не жалея сил, а она больше не уклонялась, только защищалась, выставляя руки перед лицом и грудью. "Ха, - подумал Влад, - у нее определенно есть неплохой опыт, но мне она не ровня!" И в ту же секунду, когда он закончил эту мысль и улыбнулся, Инна ударила его кулаком в лицо - ровно в обнажившиеся зубы. И с этого мига они поменялись местами. Толпа взревела, болея за свою фаворитку. Инна била, не жалея, не давая Владу времени очухаться. Он получал одной рукой в лицо, когда вторая едва отрывалась от его живота, чтобы размахнуться для следующей атаки. Инна была лучше, чем кто-либо, с кем Влад когда-либо дрался. Она не была сильна, даже не сильнее его, но выигрывала за счет скорости и выносливости. Влад уже был измотан в первые несколько минут боя, пока красовался перед публикой, загоняя противницу в углы, а она копила силы. И теперь не давала противнику ни секунды покоя, он не успевал заслониться от ее ударов. Наконец, Влад упал. В голове у него гудело, будто он засунул голову в колокол, перед глазами все мутилось. Он с трудом различал соперницу: Инна прислонилась спиной к прутьям решетки, вскинула руку с одним пальцем, с двумя... Она - и толпа вслед за ней - отсчитывала его время. Если он сейчас не поднимется, то проиграет... Влад напряг все мышцы, зажмурился и ровно в тот миг, когда Инна опустила руку с четырьмя пальцами, готовая поднять ее снова, он рывком встал. Голова закружилась. Влад попробовал улыбнуться, но не смог - не чувствовал щек, да и всей челюсти. Инна смотрела на противника со скучающим видом. Затем ухватилась за прутья у себя над головой, подтянулась и ударила Влада ногами в живот. Парень отлетел к противоположной стене и упал. Сознание он потерял раньше, чем его голова коснулась пола. Инна подошла к нему, подняла за шиворот на уровень своей груди, нагнулась к лицу противника близко-близко, коснулась губами его виска... Выкусила колбочку - вместе с кожей, выплюнула себе на ладонь и вскинула руки: в одной кое-как поднят поверженный Влад, в другой блестит трофей. Прозвенел гонг, знаменуя окончание боя. Но Инна, прежде, чем покинуть ринг, снова продемонстрировала толпе отвоеванную у выскочки колбочку, затем хлопнула себя по коленям и с рычанием разорвала топ: зазвенели ее колбочки, мерцая звездами на блестящей влажной коже часто вздымающейся груди. На самом деле, Инна испытывала наслаждение от насилия, только боялась себе в этом признаться. Ночами, лежа в постели, она думала о том, что когда выйдет из больницы, то обязательно станет встречаться с каким-нибудь симпатичным и романтичным мальчиком, нежным и умилительным. А потом, засыпая, на грани сна и яви видела картины, которые ей действительно нравились - некто, получеловек-полузверь или полурептилия, терзающий ее и позволяющий истязать себя. Так было каждую ночь, но поутру Инна, лежа в кровати, делала несколько глубоких вдохов и повторяла про себя: "Какая чушь только ни приснится! Это все - игры сознания." Сны забывались, но эти утренние и вечерние видения - никогда. И Инна склонялась к мысли, что, возможно, это не так плохо. Возможно, то, что она видела во снах, было еще ужасней. В особенности, если доставляло ей непомерное удовольствие. Инна часто вспоминала Влада. Она знала, что он лежит в палате этажом выше нее - у него что-то сломано, кажется, ребра, ушибы внутренних органов и сотрясение мозга. Обычный для Инны результат, но раньше ее не трогали сведения о том, что стало с ее противниками, однако в этот раз... От одной мысли, что совсем рядом - только пройди один лестничный пролет или поднимись на лифте - лежит на койке бледный и неподвижный Влад, словно отведавшая отравленного яблока Белоснежка. Можно провести рукой по его закрытым векам, холодным губам, жестким волосам... Девушка вздрогнула от воспоминания об их схавтке. Инна ворочалась полночи, но не могла заснуть. Где-то в коридоре хлопало открытое окно. Новая соседка сопела на соседней койке. Инна встала и направилась в ванную комнату, чтобы умыть разгоряченное лицо и шею, но вместо этого свернула на застекленный балкон. Она встала у окна и выглянула на улицу. Вдалеке мерцали фонари, в разбитом при больнице парке пели ночные птахи, ветер колыхал кроны деревьев. Инна вновь, не в силах противиться, подумала о Владе... Она хотела бы пробраться к нему в палату, если бы решилась. Если бы решилась... на что-то большее, чем опереться о подоконник и, задрав ночнушку, запустить руку себе в трусики.