На разных полюсах

Каждый раз, когда Сэхун видит Чанёля, это подобно самосожжению. Каждый раз, когда Сэхун видит Чанёля, ему хочется вжаться в стену и в то же мгновение слиться с ней. Хотя по большому счету ему это не нужно, потому что Чанёль все равно никогда его не заметит, никогда не обратит внимание. Где он, а где Сэхун – это же смешно. Чанёль – высокий, стройный и плечистый. Гора мышц, приправленная хуевой кучей талантов и серой жидкостью неплохого качества. Чанёль невероятно сексуальный. Чанёль эталон альфы. Чанёля хотят если не все, то, как минимум, большинство. Его улыбка подобна рассвету, взгляд его глаз – северное сияние, неописуемое по своей красоте, его кожа, расцелованная солнцем, манит к ней прикоснуться, манит своим теплом и мягкостью. Чанёль если не бог, то точно близок к совершенству. Все это Сэхун успевает прокрутить в уме, пока снова прячет глаза за толстыми линзами очков и длинной челкой, умудряясь скосить их в самый последний момент на проходящих мимо парней, в числе которых, разумеется, идет Чанёль. За спиной этого эльфа (почему эльфа? потому что уши, как у русского чебурдашки, и длинные кривые ноги, и вообще в нем определенно есть что-то от толкинского Леголаса) маячит черный чехол в форме груши, за которым скрывается его самая большая драгоценность – гитара фирмы Martinez. Сэхун хочет выколоть себе глаза через очки, потому что – блять, ну почему и за что Чанёль такой идеальный и такой, черт его подери, нереальный? А все потому, что Сэхун тащится от гитаристов. А уж когда он слышит игру Чанёля, гитарные аккорды из-под его пальцев и хриплый низкий голос – всё, зовите скорую, а то его сентиментальная омежья душонка утечет розовыми соплями. Сэхун, кстати говоря, весьма нетипичный представитель своего вида. То есть, вот прямо совсем такой ничем непримечательный, в отличие от остальных омег. Хрупкое телосложение, ножки-прутики, ручки-паучьи лапки, бледная, даже блеклая кожа из-за авитаминоза, прочерченные линии скул, узкая талия и сжатые плечи. К тому же врач прописал ему в строжайшем порядке ношение очков, в безобразной толстой оправе и закрывающими пол-лица. Никакого тебе шарма или изящества – словом, серая серость. То ли дело другие омежки. Взять, хотя бы, того же Бэкхёна: подкрашенные глаза для выразительности и кокетливости взгляда, всякие колечки и браслетики, чтобы привлечь внимание к и без того очаровательным ручкам, розоватые аппетитные щечки, которые без стеснения хочется покрывать поцелуями и аппетитные бедра, за которые только хватать. Вот это – да, это настоящая омега. А Сэхун – Сэхун перед сном долго читает «Сагу о Форсайтах» и грезит о настоящей любви и друзьях, чтобы самых верных и на всю жизнь. Папа всю жизнь говорит Сэхуну, что тот обязательно встретит свою пару. И что это будет счастливый брак, полный любви и семейного уюта. Сэхун улыбается и всегда кивает, потому что ему правда хочется в это верить. И что влюбленность в Чанёля просто какое-то временное наваждение и помешательство – тоже. Просто он так обалденно пахнет – лесными ягодами и рождественским пирогом, который Сэхун все детство лопал за обе щеки. Чанёль не его альфа, правда же? Только от этого почему-то в груди тяжелеет. Тем утром у Сэхуна случается по меньшей мере маленькая неприятность. Папа с отцом уезжают в Париж на семь дней, о чем младший узнает только выйдя ни свет ни заря на встречу к белому другу и наткнувшись на чемодан. Папа крепко целует его, а отец лохматит и так непричесанное гнездо на голове, и они быстро-быстро прощаются, кивая Сэхуну в сторону комода, мол, там и деньги, и записная книжка с телефонами и адрес отеля на всякий случай. Сэхун бы удивился или для приличия повозмущался, но он просто сонно кивает и трет кулачком заспанные глаза. До школы еще два часа, и он смертельно хочет пописать – это сейчас в сто раз приоритетнее. Спустя два часа, Сэхуна будит ласковое поглаживание в районе шеи. Чьи-то пальцы зарываются под ворот пижамной майки и нажимают на трапециевидную мышцу. Сэхун ойкает и дергается, резко поворачиваясь. Лухан стоит над ним, наклонившись, и ухмыляется. Смазливое лицо, темные волосы стильно уложены чуть наискосок, чтобы была возможность элегантно откидывать челку с глаз, сильное подкаченное тело, уже облаченное в школьную форму. Альфа альфой, ей богу. – Вставай, братишка. Пора в школу. – Я думал, мы сегодня прогуляем, – недовольно бурчит Сэхун, снова укладываясь на подушку и подтягивая к груди колени. Лухан – его старший брат, он же один из постояльцев чанёлевской компании, в которой то ли специальные членские карточки выдают, то ли у них все еще суровее. Короче, чтобы пробиться к Чанёлю нужно как минимум быть таким же роскошным и наглым, как его старший брат. Сэхуна в этом плане природа сильно обделила. Скромному и неприхотливому, ему никогда не возыметь успех в погоне за своим счастьем. – Я тоже так сначала подумал, а потом вспомнил, что у Чанни сегодня день рождения и я не имею права пропускать такое событие, – улыбнулся альфа, ловко вырывая из рук младшего последнюю защиту от братских поползновений – пуховое одеяло. Красное, с Молнией Маккуином, Мэтром и Луиджи. Самое любимое, кстати. А еще Лухан со своим искрометным юмором и невероятной смекалкой, кажется, еще не догадывается о том, что младшему нравится Чанёль. Поэтому он постоянно твердит это свое «Чанни», от которого сердце Сэхуна делает кульбит и замирает где-то в горле. – Так иди один, а меня оставь в покое, – предпринимает последнюю попытку младший, хотя уже сам давно согласился. Потому что день рождения Чанёля воистину однозначный и неоспоримый аргумент. Такой день бывает всего раз в год, тем более, что этот год для Чанёля – выпускной, а значит Сэхуну представляется последний шанс посмотреть на кланяющегося и смущенного подарками и бесчисленными поздравлениями альфу. – Ну уж нет. Я не собираюсь оставлять тут тебя одного, – Лухан хватает младшего за лодыжку и уже тянет на себя, но тот вовремя хватается за изголовье кровати и истошно вопит: – Да понял я, понял! Встаю. Лухан, довольный результатом, хмыкает, но для верности все-таки щекотит сэхуновскую пятку и быстро мчится за дверь, потому что разъяренная омега это действительно страшно. Они приезжают на автобусе, когда уже звонит звонок на первый урок. Лухан показывает младшему картинки из интернета со смешными надписями (чаще всего нецензурными и очень пошлыми, от чего омега либо краснеет и отворачивается, либо фыркает и пихает брата в бок), а потом Сэхун устает таращиться в экран и отворачивается к окну, чувствуя, как старший засовывает ему одну капельку в ухо, а вторую – оставляет себе. Они едут так почти час, Лухан улыбается уголками губ, переписываясь с кем-то в чате (Сэхун краем глаза читает незнакомое имя и, поняв, что это не Чанёль, теряет всякий интерес подглядывать дальше). Он не переживает, что они откровенно прогуляли первый урок: формально они могли бы сегодня вообще не ходить, наверняка родители предупредили о своем отъезде учителей. В наушниках играет Daughtry, и Сэхун невольно вплетает в текст Чанёля, его голос, его губы, его влекущий взгляд и, прикрыв глаза, одними губами произносит, пробуя: «с днём рождения, Чанни». В школе они сразу же теряются: Лухан, скорее всего, убегает поздравлять именинника, а Сэхун плетется на оставшиеся уроки. Омега никогда не был зубрилой, просто школьная программа не отличается сложностью, а ему по большей части нечем себя занять, вот он и делает, что учится да читает. В конце концов, ни друзей, ни парня у него нет. А хорошие оценки хоть как-то повышают настроение. Лухан никогда не спрашивает его о том, как прошел день, как успехи по химии с биологией или как зовут друзей Сэхуна. Они близки, насколько вообще могут быть близки братья. Насколько вообще могут быть близки альфа и омега, связанные родственными узами. К счастью, Сэхуна не привлекает запах старшего брата, а Лухан никогда не задает вопросов касательно течки или сэхуновского полового созревания. Хотя Сэхуну и рассказать-то по сути нечего: он еще не пережил ни одного приступа сильного желания и никогда не задумывался о своем запахе. Он вообще пахнет хоть чем-нибудь? Сэхун не знает ответ на этот вопрос, он даже никогда не задумывался о своей привлекательности. Никогда, до тех пор, пока впервые не увидел Чанёля. На большой перемене, когда все разбегаются по своим компаниям и собираются вместе в столовой, Сэхун нехотя поднимается со своего места и идет вслед за всеми. Это первый раз, когда он не остается обедать в классе, потому что к своему сожалению обнаруживает, что свой ленч он забыл дома, на кухонном столе. А все из-за Лухана, который без конца его поторапливал. – Придурок, – огрызается Сэхун, сдвигая на переносице очки. В столовке, как и ожидалось, царит шумиха подстать концертному гулу толпы. Омежки украдкой бросают взгляд на столик, где весело смеется виновник всего ажиотажа и его свита. Чанёль восседает во главе стола, по левую руку от него его лучший друг – Тао, чистокровный альфа с острым взглядом и властным характером, по правую – Чонин или как его еще зовут Кай, непокорный и очень противоречивый омега с гибким телом и взрывным настроением, он все время вертится вокруг Чанёля, многие даже думают, что они – пара, но на Кае нет метки, и от него никогда не пахло Чанёлем. Уж Сэхун-то знает. В их компании ещё Крис – небезызвестный капитан баскетбольной команды и омега, что странно (учитывая его телосложение, рост и непроницаемую внешность), Чондэ – вице-президент школьного совета и омега Тао (вот, от кого-кого, а от Чондэ принадлежностью разит за километр), Лухан, который что-то увлеченно рассказывает парням, и они все вместе опять взрываются смехом, и… Сэхун сглатывает вязкую слюну, чуть не выронив из рук поднос с несчастным «Цезарем» и стаканом апельсинового сока, когда Бэкхён обнимает Чанёля со спины и загадочно что-то шепчет тому на ухо так, что остальные не слышат. Чонин присвистывает и шутливо бьет Чанёля по плечу, а Тао показательно шлепает Бэкхёна по заднице, отвлекая его от Чанёля. – Секретничайте вслух, а то так нечестно, – недовольно бурчит он, не силясь скрыть при этом улыбку. Бэкхён кривится и отлипает от альфы, несильно щелкнув Тао по носу. Сэхун даже знать не хочет, что там Чанёлю нашептали эти сладкие губки. – Тогда это уже не будет секретом, дубина, – хмыкает он и, послав ревностно настроенному Чондэ воздушный поцелуй, влезает между Тао и Чанёлем, а потом и вовсе садится на колени к последнему. – Ну что, ребят, сегодня у меня? – усмехается Чанёль, положив ладонь на поясницу омеге и ласково погладив вдоль позвоночника. – Алкоголь, закуски, травка и свободная хата. – Звучит заманчиво, – кивает подошедший Кенсу, он же альфа Чонина (если Сэхуна не подводит его обоняние) и темная лошадка, которую пока никому не удалось раскусить. Чонин тут же расплывается в подобострастной ухмылке и сообщает, что конечно же они придут. Они все придут. Лухан виновато опускает взгляд под ноги, и все это замечают. – Что такое? – Чанёль спрашивает, чуть поддавшись вперед, от чего Бэкхён едва не соскальзывает на колени к Каю. – Ты не можешь? – Мне не с кем оставить младшего брата, – признается тот, слегка кивнув. – У тебя брат есть? – чуть ли не хором отзываются друзья. Лухан снова кивает. – А сколько ему? – Шестнадцать, и он омега, – усмехается тот в ответ на изумленные взгляды, а потом замечает быстро удаляющуюся хрупкую фигурку и негромко, но так, что его слышно даже в подвале, зовет: – А вот и он. Сэхун! Сэхун крепко зажмуривается, думая: обернуться или не обернуться. Но потом понимает, что остановился на зов, чем бессовестно себя выдал. Он вздыхает и поворачивается, поджимая губы, потому что чуть ли не все взгляды теперь прикованы к нему. Внутри все холодеет, и поджимаются пальцы на ногах, ведь Чанёль тоже смотрит. Прямо на него. Благо, огромные очки и челка не позволяют альфе заметить, что младший во все глаза таращится на него, повинуясь скорее чанёлевскому магнетизму, нежели своему желанию. – Это и есть твой брат? – неверяще брякает Бэкхён, переводя взгляд то на Лухана, то на Сэхуна и пытаясь оценить братское сходство. Чанёль и все остальные тоже разглядывают Сэхуна, не мигая. – Что-то слабо верится, – подытоживает все тот же Бэкхён, и Сэхун обижено прикусывает нижнюю губу. Ну, конечно, не все омеги такие, как неотразимый и член-встает-по-стойке-смирно-если-рядом Бён Бэкхён. – Эй, – Чанёль опережает Лухана, который только-только хотел заступиться за младшего, заметив (даже сквозь чертовы очки), как заблестели глаза младшего, – Ты же его обидел. Чанёль чуть наклоняется, заглядывая под край сэхуновской челки, и улыбается. Сэхун мелко дрожит и сжимает вспотевшие кулачки: альфа улыбается ему – ему, а не кому-то другому. Пускай даже из жалости. – Сэхун, верно? – дождавшись легкого кивка, Чанёль улыбается и, к слову, пытается принюхаться к запаху Сэхуна, но из-за общего смешения ароматов у него ничего не получается. – У меня сегодня день рождения, и– И хотя это был не вопрос, Сэхун почему-то говорит: – С днём рождения, – и его щечки стремительно розовеют. Чанёль усмехается: милый. И голосок такой мягкий-мягкий, немного шепелявый, но все равно отдает зефирной сладостью. Альфа бросает взгляд на Лухана, и тот жмет плечами, мол, ну да, мой брат немного не от мира сего. – И ты приглашен ко мне на вечеринку, – договаривает Чанёль, и вслед за этим звенит предупредительный звонок на урок. Воспользовавшись внезапным всплеском активности и гулом недовольных учеников, Сэхун вылетает из столовой, пытаясь удержать обеими руками рвущееся из груди сердце и восстановить дыхание – омега только сейчас понимает, что все то время с момента, как Чанёль с ним заговорил, он не дышал. Он исчезает из поля зрения так быстро, что не слышит чанёлевскую ухмылку, брошенную вдогонку: – Тихоня. Домой они возвращаются по отдельности. У Лухана сегодня уроков на один больше, чем у младшего, и Сэхун со спокойной душой идет на остановку один. Не будет неприличных текстов, не будет разговоров по поводу его поведения с Чанёлем и иже с ним, не будет всей этой чепухи по поводу и без. Сэхун устал, сегодняшний день был чуть ли ни одним из самых нервозных за всю его пока еще недолгую жизнь. И Пак Чанёль этот, черт бы его– с этим его приглашением. У Сэхуна же чуть сердце не остановилось. А это ощущение чанёлевского запаха, сквозь резкий запах Бэкхёна и стойкий Тао, – нестерпимо, немыслимо, сумасшествие какое-то. Сэхуну даже показалось, что в животе все внутренности закрутились спиралью, когда он уловил нотки лесных ягод. А теперь ему предстоит весь вечер и всю ночь мучиться от возбуждения рядом с Чанёлем и не иметь возможности подойти к нему и элементарно заговорить. Где Чанёль и где он – это же смешно. Чанёль – птица не его полета. Когда Лухан возвращается домой, Сэхун лежит в своей кровати и упорно пытается притвориться спящим: сопит, размеренно и тихонечко, так, чтобы все выглядело крайне натурально. Вот только Лухан не дурак, и от повторения утренней сцены их спасает только сэхуновское измученное: – Ну зачем ты это делаешь?! Я же уже достаточно взрослый, и могу провести одну ночь без присмотра противного старшего брата, – раздражается омега праведным, как он считает, гневом, и выстреливает в старшего убийственным взглядом. Однако Лухан невозмутимо продолжает тянуть его за лодыжку, и в конечном итоге Сэхун оказывается на полу и ползет обреченным тельцем, пытаясь ухватить за все косяки и углы, которые только попадаются им на пути до ванной. – И что теперь? – не выдерживает младший, когда Лухан, так ничего и не говоря, затаскивает его в умывальню. – А теперь ты вымоешь голову и приведешь себя в надлежащий вид, – спокойно выдает старший, без тени улыбки. – Видимо, за столько лет я привык видеть тебя каждый день, вот и не замечал, как ты уродуешь себя своей одеждой и этими идиотскими очками. Сэхун хочет было возмутиться, мол, что за нахрен вообще, но все-таки не решается. Потому что поспорить трудно, тем более, что со стороны ведь, и правда, виднее. Старший замечает, как сникает брат после услышанного, и слабо улыбается. – Эй, братишка, поторапливайся. В твоем распоряжении полчаса, и, если не успеешь, я лично устрою твоим вихрам головомойку, – ухмыляется он, легонько толкая Сэхуна в плечо. Омежка, наконец-то, теплеет, выталкивает Лухана из ванной и, демонстративно заперев дверь изнутри, бурчит что-то про брата-извращенца, виды контрацепции и противопоказания инцеста. Лухан за дверью смеется, а Сэхун чувствует немножко больше уверенности в том, что сегодняшний день не так уж и плох. Сказать, что Сэхун удивлен, – ничего не сказать. Лухан выгребает все вещи из его шкафа и, порывшись, бросает это дело, отправляясь в свою комнату за, как он это объяснил, нормальными шмотками. Сэхун отфыркивается, когда старший предлагает ему блестки и экстремальные вырезы, потому что – «ты уж определись: я иду туда, чтобы народ потешить или чтобы ты за меня не волновался?» Сэхун скромно умалчивает реальную причину того, почему все-таки согласился (вернее, сдался) пойти. В итоге они все же сходятся на узких черных джинсах и майке BOYLONDON с раскрытыми крыльями, Лухан требует, чтобы Сэхун надел линзы и едва ли не грохается в оправданный обморок, потому что у младшего есть только экспериментальные – небесно-голубые. Альфа долго возится с волосами Сэхуна, укладывая их то так, то сяк, но, наплевав на это дело, просто закалывает челку парой невидимок. – Заколочки? Ты серьезно? – скептично отзывается омега, но когда старший подталкивает его к зеркалу, с судорожным вздохом замолкает. Сэхун не может поверить в то, что это на самом деле он смотрит на себя в отражении. – Теперь понимаешь, какой ты красивый? – хмыкает Лухан с нескрываемой гордостью в голосе. – Я выгляжу как… Бэкхён, – выносит младший вердикт своему внешнему виду и складывает руки на груди, разворачиваясь к брату. Лухан прыскает. – Ты выглядишь, как любой нормальный омега, который собирается произвести впечатление, – усмехается альфа, и Сэхун вздрагивает и скашивает глаза в пол, бурча, что ничего он там не хочет произвести. Лухан снова смеется, думая, что его младший брат слишком наивный и неопытный, чтобы влюбляться в Чанёля, но любовь – сложная штука, и не ему судить, каким должен быть выбор его братишки. Они приходят на вечеринку, опоздав почти на час. На входе их никто не встречает, и вскоре становится понятно почему: все уже навеселе. Сэхун пораженно осматривается, чуя бесчисленное количество всяких запахов от занятых альф и омег до бесполых бет: неужели Чанёль знает всех этих людей? В этот раз Лухан не теряется, утягивая младшего за собой, чтобы не упустить из вида. Они оказываются в самой гуще толпы. Повсюду играет музыка, какой-то дабстеп, и Сэхун замечает Чонина, которого не заметить просто преступление. Стройное смуглое тело словно живет своей жизнью, извиваясь и двигаясь под ритмичное звучание битов, руки-змеи обвиваются вокруг шеи и талии, соблазняя и возбуждая ненасытных альф, но уже через пару минут таких заманчивых и весьма провокационных жестов, когда температура накаляется выше ста, а пульсирующая в венах кровь вскипает абсолютно у всех, кто следит за этим искусным соблазнителем, около Чонина вырастает Кенсу и властно его прижимает, негромко рыча от ревности и желания. Кай растягивает губы в своей плотоядной ухмылке и огонь в его глазах разгорается еще ярче. Сэхун про себя думает, что не хотел бы оказаться на месте Чонина и испытать на себе гнев ревнивого Кенсу. Лухан останавливается у столиков с выпивкой и там же, собственно, тусуется остальная часть знаменитой компании. Сэхун выглядывает из-за плеча брата, пытаясь понять, почему они остановились, и застывает. Эта странная особенность любви: весь мир сужается до одного человека, когда он рядом. Чанёль возвышается над всеми, не считая Тао и Криса, с которыми они то и дело смеются и чокаются одноразовыми стаканчиками. Лухан расплывается в улыбке и подходит к друзьям, обнимая Чанёля и похлопывая по спине. – С рождением, дружище, – тепло поздравляет он, и Чанёль отвечает ему смешком и протянутым стаканчиком с выпивкой. – Я почти не опоздал. – Ты привел с собой свою омегу? – удивляется Тао, с любопытством разглядывая стушевавшегося Сэхуна, который определенно точно чувствует себя лишним. Лухан и Чанёль перестают обмениваться пожеланиями-благодарностями и тоже обращают внимание на младшего. – Да нет же, это Сэхун, – усмехается альфа, подмигнув брату. – Просто я немного поколдовал над его образом, – поясняет он в ответ на недоверчивые взгляды. – Тоже мне, фея-крестная, – слышит Сэхун из-за спины и видит порядком пьяного Бэкхёна. Но вместо того, чтобы насторожиться его придирчивого взгляда, Сэхун смотрит на Чанёля. Который смотрит на него. Рассматривает. Откровенно, мать его, пялится. Сэхун закусывает губу, чтобы отвлечь себя от назойливо всплывающих картинок в голове, где Чанёль целует его, обнимает его, ласкает его, берет его, шепчет на ухо нежности и грубости, пошлые комплименты… Омега сам не замечает, как его щеки ярко вспыхивают, зато это замечают все остальные. – Сэхун, все нормально? Ты весь красный. Тебе жарко? Может, тебе лучше выйти на улицу подышать? Сэхун отводит глаза и нервно теребит краешек брендовой майки, заторможено кивая и стремительно покидая задумчиво проводившую его взглядами компанию. Просто от близости Чанёля ему становится не по себе. Омега пробирается через толпу, чувствуя, как кружится голова от чужих запахов. Ему даже перепадает парочка чьих-то горячих объятий, но он вырывается и, наконец, оказывается на свежем воздухе, наполняя легкие спасительным кислородом. В ушах шумит, а музыка отдается даже в желудочках. И снова этот запах лесных ягод и рождественского– – Ты как? – раздается по левую сторону, и Сэхун вздрагивает от желания сжаться до размеров песчинки и спрятаться за своей неприметной скорлупой. Лучше, когда тебя никто не замечает, намного спокойнее просто наблюдать издалека и тихонечко страдать в одиночестве. Лучше так, чем сближаться до расстояния вытянутой руки, видеть и понимать, что желанное так и останется недостижимым. Чанёль методично закуривает от автоматической, и это первый раз, когда Сэхун видит, что тот курит. Альфа подносит фильтр к губам и затягивается, выпуская ноздрями серый дым. У Сэхуна мысли смывает водоворот, а слюна высыхает во рту, хочется так много сказать, но молчать будет правильнее всего. Где Чанёль, а где Сехун – это же смешно. – Эй, тихоня, я с тобой говорю, – усмехается старший, поймав напряженный взгляд Сэхуна. Тот поджимает губы, Чанёль кажется слегка пьяным, но не критично. – Нормально всё, – отрезает младший и прикусывает щеку, ведь быть грубым ему совсем не хотелось. Только не с Чанёлем. – Ты меня боишься, что ли? Так смотришь, как загнанный зверек, – делится своими наблюдениями тот, и в чем-то, надо сказать, оказывается правым. – У тебя под тяжестью короны мозги атрофировались? С чего бы мне тебя бояться, мы с тобой на разных полюсах, – раздраженно выдавливает из себя Сэхун, чтобы не дать себе влюбиться еще сильнее. А голос Чанёля приятный, успокаивающий и мягкий, его хочется слушать вечно. Чанёль вскидывает брови, едва не выронив из пальцев сигарету и впав в легкий ступор от такой необоснованной грубости, а Сэхун окидывает его беглым взглядом и, почувствовав приступ жалости к себе, возвращается обратно в дом. Там его снова окутывает отвратительная вонь, только на этот раз в разы сильнее: похоже, несколько пар уединились в комнатах и сейчас пытаются доказать силу своих чувств. Ну, или минутной страсти. Сэхуна охватывает приступ дурноты. Он сам не осознает, как выпивает залпом пару стаканчиков с чем-то зеленым, и отправляется буксировать в эпицентр буйствующей толпы. А потом все случается не так, как хотелось бы и вообще можно бы было ожидать. Тошнота и головная боль, заставляющие ползти в поиске туалета, жар по всему телу, всеохватывающий и неконтролируемый, возбуждение и собственный запах, кажется, пробудившийся. Сэхун сползает по стене, не имея возможности подняться и даже попросить кого-то помочь, все силы уходят только на то, чтобы не застонать. Он чувствует, что внутри него все начинает гореть и щекотать от желания. Омега поджимает колени к груди и обнимает их руками, пряча пылающее лицо в локтевом сгибе. Хочется расплакаться от обиды и несправедливости. Видимо, всевидящий наказал его за то, что он без малейшего основания нагрубил Чанёлю. Но ведь он не хотел, хотя какая теперь от этого разница. С каждой секундой становится все мучительнее сдерживаться, Сэхуна начинает мелко трясти, и он ощущает, как мокро и скользко становится между ног. Он почти ничего не соображает, когда над ним нависает какой-то альфа, выпуская свой умопомрачительный запах и тем самым возбуждая омегу еще сильнее, и притесняет его к стенке, томно шепча: – Что такое, малыш? Тебе плохо? Хочешь, я помогу тебе? – соблазнительно предлагает альфа, и Сэхун откликается, поднимает затуманенный, умоляющий взгляд. Мокрые от пота пепельно-русые волосы разметались и выбились из общего порядка, пунцовые щечки и приоткрытые влажные от частых облизываний губы. Альфа, кажется, рычит, втягивая ноздрями запах течной омеги, и подхватывает Сэхуна на руки, перепрыгивая через три ступеньки, чтобы скорее добраться до одной из свободных спален. Сэхун лишь отдаленно понимает, что не может отказать, что возбуждение слишком сильно, и что Чанёль наверняка после всего считает его полным придурком. И еще младший ужасно хочет оттолкнуть этого безымянного альфу, которого он видит впервые, потому что не так он хотел, чтобы произошел его первый раз. Альфа пинает ногой каждую дверь второго этажа, пока перед ними не распахивается одна с видом на широкую двуспальную кровать и постером Молнии Маккуина на стене. Сэхуна бросают на матрас и сразу же нависают сверху. Омега успевает только выставить руки вперед, чтобы притормозить, оттеснить от себя парня. – Нет, пожалуйста… Я не хочу… – стонет он хрипло, но внутренний голос твердит, что это неправда, что он хочет, еще как хочет, просто до дрожи в коленках. – Не противься, малыш. Тебе понравится, – раскатисто рычит альфа и одной рукой прижимает тонкие омежьи запястья к постели, а вторую запускает под майку. – Нет! Сэхуна хватает только на истошный, истеричный полукрик-полустон, и слезы выступают в уголках глаз, когда он понимает, что у него никаких шансов выбраться из стальной хватки крепких рук. И в ту секунду в проеме материализуется знакомая каштановая макушка и клетчатая рубашка, закатанная в рукавах. Чанёль недовольно хмурится, застукав посторонних в своей комнате. – Ребят, ну не в моей же– Взгляд скользит по длинным ножкам-прутикам, обтянутым черными джинсами, влажным от смазки бедрам, линии обнаженной кожи на животе, раскрасневшемуся лицу и натыкается на панический страх на дне лазурных блестящих глаз. Чанёль невольно вдыхает запах терпкого пьянящего Шеридана. И как он не понял этого раньше?.. – Чанёль…, – выдыхает Сэхун тихо-тихо, слишком облегченно и достаточно слышно, чтобы оба альфы вздрогнули от его голоса. Старший реагирует быстрее соперника, в два шага преодолевая разделявшее их расстояние и за шкирку оттаскивая парня от омежки. – Прости, приятель, но я первый его заметил, – без сожаления Чанёль вытряхивает альфу за дверь, и щелкает замочек, извещая, что теперь они в комнате совсем одни. Сэхун осторожненько поднимается на кровати, принимая сидячее положение, которое дается ему с трудом. Задница нестерпимо просит секса. Особенно теперь, когда кожа с остервенением впитывает запах лесных ягод и рождественского пирога. Чанёль не спешит приближаться. Боже упаси, он едва сдерживает свою истинную сущность, чтобы не накинуться на беззащитную омегу и не съесть его заживо. Вернее, не затрахать до смерти. Это сложно, учитывая, как Сэхун призывно пахнет и мило краснеет, боясь поднять глаза. – Это твоя первая течка? Лухан сказал, что у тебя еще не было, – невпопад говорит старший, стараясь по возможности не рычать. Он медленно подходит к Сэхуну, теряя контроль, и омега вздрагивает при каждом его шаге. Сэхун удивляется, что они вообще о нем говорили, тем более о таких пикантных на его взгляд вещах. Но молчит. Он боится, что вместо нормального ответа с губ сорвется стон. – Выходит, тебя еще никто не целовал? – Чанёль усмехается, как глупо прозвучали его слова, но продолжает, медленно, чтобы не спугнуть, наклоняясь к Сэхуну, и, встретив его шальной взгляд и заметив смущенно заалевшие скулы, добавляет, выдыхая в приоткрытые навстречу губы: – Все хорошо. Я лишь буду больше тебя целовать. Чанёль поддается вперед, вдыхая в себя восхитительный аромат, животные инстинкты моментально берут верх, зрачки расширяются, растворяясь в радужке, и заливают своей чернотой всё, кажется. Сэхун шумно выдыхает, заглядывая в глаза старшего, с готовностью идя на дно. Дыхание перехватывает, сердце нарушает барабанный ритм, когда теплые ладони ложатся на хрупкие плечи и ненавязчиво надавливают, укладывая на кровать. Чанёль целует неспешно, медленно, давая Сэхуну распробовать свой вкус. Дразняще проводит языком по мягким губам и отстраняется, чтобы поймать губами недовольный вздох. Альфа усмехается в податливые губы: Сэхун такой честный в своих желаниях, такой отзывчивый и ещё такой неопытный. И плевать, что это действие течки – Чанёль хочет его, хочет до скрежета зубов. А Сэхун отдается ему, плавится в сильных руках, извивается, подставляясь под ласки, изнемогая от возбуждения. Обоим так сложно не сорваться на краю пропасти. Омежье чутье подсказывает Сэхуну раздвинуть ноги, умолять взять его, наполнить жаждущее тело долгожданным насыщением, но он не может опуститься до такого, не сейчас, только не тогда, когда Чанёль, наконец-то, целует его в реальности, а не во сне. И пусть ему больно, невыносимо жарко, и, похоже, еще чуть-чуть и он просто потеряет себя в этом потоке опьяняющих эмоций и распаляющих прикосновений к своему телу, но Чанёль рядом. Чанёль не где-то, а с ним, с Сэхуном. И это даже лучше, чем в самых сокровенных мечтах. Чанёль осторожно поддевает кончиками пальцев краешек ткани и тянет сэхуновскую майку вверх, он ни на секунду не выпускает младшего из своих объятий, терзая его губы, как и обещал, поцелуями, которые мало по малу переходят в методичные покусывания. Сэхун вздрагивает, когда понимает, что альфа хочет снять с него одежду, и разрывает поцелуй, пряча смущение за челкой, небесные глаза выражают сомнение напополам с разрешением. Чанёль улыбается уголками губ, заталкивая инстинкты куда подальше, и мажет еще влажными после поцелуя губами по сэхуновской скуле. – Можно? – он спрашивает, хотя все внутри мечется порвать мешающие шмотки в клочья. Вместо ответа Сэхун весь поджимается, словно черепаха, прячась в свой панцирь, и льнет ближе к Чанёлю, стискивая в кулачках его рубашку. – Если не хочешь, я не буду тебя заставлять. Где-то на периферии совесть Чанёля укоряюще качает головой: наглая ложь. Но альфа быстро прогоняет сварливую чертовку, ведь он, в самом деле, не желает делать Сэхуну больно. Но Сэхун умудряется снова загнать его в угол и сделать все по-своему. Младший притягивает его к себе и прикрывает губы Чанёля своими. Он едва дышит, выдыхая через раз, если вообще выдыхая, и в этом поцелуе, совершенно по-детски простом и ни капельки не интимном, в нем, должно быть, намного больше, чем может показаться на первый взгляд. Сэхун не говорит «можно», не просит, чтобы Чанёль любил его или сделал своим, хотя умирает хочет, чтобы так оно и было, он просто… просто целует. Пока у него есть возможность. Чанёль ухмыляется зловеще, по-чеширски растягивая губы, и буквально сдергивает с Сэхуна его ти-шот. Белая фарфоровая кожа просвечивает темно-синими сплетениями вен, натягивается на клавишах ключиц, которыми просто необходимо пополнить список «фетиши Пак Чанёля», и болезненно проваливается в ступеньках ребер. Чанёлю на секунду хочется бросить затею с сексом и просто покормить Сэхуна, а то вдруг мелкий обморокнется в процессе, и что ему, Чанёлю, прикажете тогда делать? Но все нюансы как-то сами собой отметаются, когда Сэхун нетерпеливо ерзает под ним и тихонько похныкивает, ведь справиться с жжением в заднице не получается от слова совсем. А Чанёль, черт бы его– медлит, расцеловывая каждую черточку, каждую угловатую косточку, категорически решив довести младшего до ручки. Альфа аккуратно раздвигает длинные ножки, устраиваясь между ними, но все так же продолжая свою сладкую пытку. Языком повторяя ключичные линии, Чанёль следит краем глаза, как Сэхун выгибается вперед, как комкает пальчиками покрывало и машинально поддается бедрами навстречу чанёлевскому телу. Еще немного, и они оба просто свихнутся от своей утопической похоти. У Сэхуна кружится голова, ни одна связная мысль не задерживается дольше, чем он может хотя бы осознать ее суть, хочется только одного: чтобы Чанёль поскорее вставил ему. Господи, да, он наконец-таки признался самому себе, чего хочет. – Чанёль… – надсадно зовет младший, от чего сердце альфы пропускает лишний удар, – течка это всегда так больно? Чанёль непонимающе хмурится, а потом опускает глаза вниз и едва ли не на весь дом хочет зарычать, какой же он идиот. И Лухан идиот, потому что нацепил на брата такие узкие джинсы. – Прости, это моя вина, – глухо отзывается старший, опуская руки на сэхуновский пах. Младшего прошивает током, он прогибается до позвоночного хруста, прикусывая нижнюю губу, но кончить так и не может. Он хнычет, чуть приподнимая бедра, когда Чанёль с трудом высвобождает его из насквозь промокших джинсов. Желание прикрыться и спрятаться от пытливого и голодного взгляда борется с желанием раскрыться, распахнуть себя всего для Чанёля. – Какой же ты красивый, – словно в бреду бормочет старший, и у Сэхуна мурашки по коже бегут от его басовитого, хриплого от возбуждения голоса. Влажные от смазки бедра и ягодицы беспощадно исследуются руками, пока губы старшего снова находят сэхуновские и терзают, терзают, терзают. У Чанёля нервы зашкаливают и желваки ходуном ходят, потому что он еще никогда ни у кого не был первым. А с Сэхуном хочется быть лучшим, незабываемым, единственным, черт подери. И эта последняя связная мысль, которую Чанёль себе позволяет. Мускусный запах смазки щекотит рецепторы, ладони предательски потеют, и альфа ломается под тяжестью возбуждения. Сэхун вскрикивает от неожиданности, когда Чанёль рвет на нем мокрые боксеры аккурат по переднему шву, младший машинально сдвигает ноги, смущаясь своей наготы, но Чанёль ласково гладит его колени, заставляя развести их в стороны. Омега прячет лицо в ладонях и рвано дышит, шепотом понося всех в роду Пака. Старший только усмехается и, наконец, дает Сэхуну то, о чем тот мечтает, – накрывает грубой и шершавой, воистину мужской ладонью его член. Он садится на кровати, удобнее устраиваясь в ногах парня, и с наслаждением обводит распростертого под ним Сэхуна хищным взглядом. Стройная фигурка, ершистый характер, острый язычок и абсолютное доверие в глазах. – Господи, не знаю, чем я заслужил, но спасибо, – в полголоса проговаривает Чанёль и склоняется над парнем, прижимаясь теплыми губами к впалому животу. Сэхун поднимает на него свои блестящие глаза как раз тогда, когда старший осторожно собирает пальцами смазку между его ягодицами и, растерев ее, размазывает вокруг сжатого колечка мышц. Омега весь подбирается (Чанёль подумает, что если бы у младшего были кошачьи ушки, он бы прижал их к голове) и сдержанно всхлипывает, почувствовав внутри один палец. Чанёль мажет губами везде, куда только достает, вертит пальцем, пытаясь растянуть стенки, которые, на удивление, довольно легко поддаются. Ввиду этого ложного видения Чанёль резко вынимает палец и приставляет сразу два, проталкивая их внутрь. С непривычки Сэхун взвивается, стонет в голос и зажмуривается до калейдоскопических мерцаний в глазах, чем жутко пугает альфу. Чанёль виновато прикусывает губу, безмолвно извиняясь и безуспешно пытаясь нащупать простату, но Сэхун только еще сильнее сжимается, чем вызывает новую волну болезненных ощущений. – Черт, расслабься же, – безуспешно просит Чанёль, но Сэхун в ответ только слепо тянется к нему, как беззащитный ребенок. Альфа сразу оказывается рядом, сцепляет пальцы замком и мажет губами по тыльной стороне маленькой ладошки. Он шепчет слова прощения, и Сэхун слабо кивает, утыкаясь в чанёлевское плечо, и говорит: – Больно… И Чанёль теряется окончательно, прижимая младшего к себе. – Ты доверяешь мне? – неожиданно задает он вопрос, и Сэхун вздрагивает, не понимая, почему старший спрашивает о таком, но все же кивает – да. Чанёль улыбается так, что в сердце Сэхуна восходит южное солнце и согревает своими лучами. – Тогда, что бы я сейчас не сделал, не проси меня остановиться, хорошо? Омега заторможено кивает, до сих пор не представляя, о чем Чанёль говорит. А потом, кажется, старший обезумел и Сэхун вместе с ним. Альфа переворачивает его на живот и приподнимает за бедра, заставляя согнуть ноги в коленях, он выдыхает куда-то в районе поясницы, и младший кусает губы от смущения и стыда, когда его ягодицы разводят в стороны. Он дергается, пытается уйти от прикосновений, но Чанёль держит крепко и повторяет заворожено и эротично «ты обещал». Он облизывается, сраженный видом нетронутого, девственно-розового и нежного ануса, из которого безостановочно течет прозрачная и дурманящая своим запахом естественная смазка. Сэхун беззвучно охает, складывая губы в соблазнительной гласной, и только чудом остается в заданной позе, поддерживаемый сильными руками альфы, когда в него проникают мягким и горячим языком. Стенки растягиваются и раскрываются, расслабляясь от незначительного и безусловно приятного вторжения, плотно и чувственно обхватывая. Чанёль прикрывает глаза от восторга, потому что на вкус смазка ничуть не противная, а пресновато-соленая, он бы даже назвал ее вкусной, если бы кто-нибудь спросил. Он двигает языком в дразнящей манере, то вынимая, то резко всаживая его внутрь, ужасно пошло причмокивает и пару раз кусает бледные ягодицы, отмечая, как быстро проявляются на чувствительной коже следы. Сэхуну хочется схватиться за член и довести себя до оргазма, но Чанёль не дает ему этого сделать, сжимая плоть у основания и «перекрывая краник». С каждой минувшей секундой Сэхун понимает, что еще чуть-чуть и он опустится до того, чтобы умолять Чанёля трахнуть его. Но тот словно слышит невысказанную просьбу и вознаграждает младшего за пережитые мучения, легонько шлепая того по бедру и снова разворачивая к себе лицом. На немой вопрос в затянутых туманной поволокой глазах, Чанёль хрипло признается: – Хочу видеть твое лицо, когда я войду в тебя, – и усмехается, глядя, как ответно розовеют сэхуновские скулы. Он подхватывает модельные ножки и не без удовольствия замечает, что Сэхун больше не сопротивляется, наоборот – призывно ведет бедрами, ища долгожданное тепло. Никто не дает Чанёлю старт и он не спрашивает младшего о готовности, не включает воспитанного парня и не просит разрешения, просто расправляется с молнией на джинсах и достает из кельвинов свой извитый венами член, сочный, толстый и с крупной головкой. У Сэхуна не возникает вопросов, кого Чанёль может таким удовлетворить, ибо сомнений нет – любого. Чанёль глухо рычит, сдерживая зверя, и просит Сэхуна: – Расслабься. Сэхун думает, что расслабиться под таким членом весьма и весьма проблематично. Не говоря уже, как тут можно не застонать от одного его вида? Сразу чувствуется чистокровность чанёлевской породы, черт возьми. Сэхун закусывает губу и цепляется за мускулистые руки, впиваясь мертвой хваткой, когда Чанёль приставляет головку к смазанному проходу и одним рывком насаживает младшего на себя. Слезы и стоны до этого не идут в расчет с тем, как Сэхун кричит в эту секунду. Ему кажется, что его порвали на четыре части как минимум, потому что задница в огне и чанёлевские поцелуи совершенно не успокаивают, уж скорее производят обратный эффект. Из глаз рвутся слезы, но младшему даже не дают нормально поплакать, Чанёль дергает бедрами назад, опустошая, а затем снова врывается глубоко внутрь, захлестывая ощущениями и себя, и Сэхуна. Кажется, не только для младшего это первый раз, потому что Чанёль прежде никогда не чувствовал подобного. Никогда прежде ему не срывало крышу настолько, что хотелось сжать весь мир до одного человека и только отдавать, отдавать, отдавать. Всего себя, свою радость, счастье и удовольствие. Только для него. Сэхун захлебывается в ощущениях, пытаясь притянуть к себе Чанёля, и тот придвигается, накрывая рот младшего поцелуем, смазанным и невозможно пошлым, и не прекращая двигаться в нем, наращивая темп, сходя на рваные шлепки двух влажных тел. Он искушенно облизывается, не смея оторвать взгляд от места соединения страстей, в котором то пропадает, то снова появляется наружу его член. Сэхун содрогается, севшим голосом вытягивая стоны и сжимаясь плотным кольцом, вынуждая Чанёля остановиться и закатить глаза от божественной узости, и выстреливает белесыми каплями на живот, так и не прикоснувшись к себе. Чанёль ухмыляется, залюбовавшись распростертым под ним парнем, и, плавно качнув бедрами, намеренно срывает с припухших сэхуновских губ блаженное мычание. Сэхун выглядит донельзя растрепанным, в хорошем смысле затраханным и учитывая специфику первой течки лишь на время удовлетворенным, и старший невозможно гордится тем, что это все исключительно его заслуга. Он медленно выходит из растянутого прохода, отслеживая на сэхуновском лице любые изменения, и размашистым толчком снова его заполняет – младший жмурится, поджимает губы и нечаянно облизывается. Чанёль едва успевает выскользнуть из него, как сперма тут же брызгает на покрывало. Он устало валится рядом с Сэхуном, притягивая и укладывая на себя, они лежат молча до тех пор, пока запах сэхуновского возбуждения снова не разносится на милю. Чанёль опрокидывает младшего на спину и заглядывает в ясно-голубые глаза, которые светятся то ли безоговорочным счастьем, то ли черт их знает чем, он хмурится, заставляя Сэхуна изрядно понервничать, прежде чем, мягко улыбнувшись, говорит: – Пожалуй, я куплю один билет на твой полюс.