Я все еще тут

Я опять тут, точнее, уже не опять, а снова. Снова этот небольшой бежевый дом. Маленький дворик снаружи. Обычная деревянная дверь и окна. Вот только чувствуется некая отстраненность, когда смотришь на этот дом снаружи. Все остальные дома неподалеку будто теплые, даже проходя мимо, в них можно почувствовать жизнь, кипящую внутри. А этот дом будто тускнеет на глазах. Тускнеет так же, как и человек внутри. Эта деревянная дверь со слезающей коричневой краской – единственная преграда на пути, лишь она отделяет меня от хозяина дома. А, точнее, отделяла. Теперь уже нет, у меня есть ключи. Я поворачиваю ключ и открываю дверь. Вхожу, закрывая ее за собой, и прохожу по коридору, двигаясь в его излюбленное место в этом доме – в гостиную. Здесь давно не бывает никого, кроме меня. Лишь я, постоянный посетитель этого дома, этого человека. Внутри дома та же блеклость, что и снаружи, и постоянно стоит некая темень, независимо от времени суток. Воздух тут пропитан сигаретным дымом, и даже стоит легкая дымка, часто можно почувствовать запах алкоголя. Прохожу по коридору, захожу в гостиную и останавливаюсь, прислонившись к косяку двери. Диван перевернут; на небольшом стеклянном столе, который умудрился как-то выжить в этом разгроме, стоят разные алкогольные напитки, отдельный бокал с недопитым бренди и пара рюмок текилы. Сам хозяин дома сидит на полу напротив камина, прислонившись к перевернутому дивану, и спокойно наблюдает за огнем. Его взгляд даже не дрогнет, он словно зачарован язычками пламени в камине. Я, недолго понаблюдав за этой идиллией, разрушаю тянущую тишину: - Опять все громишь? - тихонько произношу я, скрестив руки на груди. Он быстро оборачивается, бросив на меня секундный взгляд, полный равнодушия, и снова возвращается к лицезрению огня в камине. - Принцесска научилась нормально говорить? - скорее ради поддержания разговора, нежели для того, чтобы нахамить. - Ну да, и уже давно, но ты не заметил бы этого, даже если бы прошло еще лет пять, - спокойно и без лишних эмоций. - Сдался ты мне, чтобы еще замечать, что у тебя наконец-то прорезался нормальный голос, - огрызается он. - Ну, я польщен, что ты заметил хотя бы сейчас. Это успех, Нишикидо-кун, - слегка улыбаясь. - Да пошел ты, - без злобы, лишь слегка ухмыльнувшись, бросает он. И снова наступает тишина, небольшая перепалка словами на сегодня закончена. Я подхожу поближе и сажусь на перевернутый диван, не утруждая себя поставить его нормально. И мы просто сидим и смотрим в камин. И на этот раз никто из нас не собирается нарушать тишину. Я знаю, он не станет меня прогонять или снова огрызаться. Несколько бессмысленных слов при встрече – и все. Этого хватает. Я знаю, что внутри он рад, что хоть кто-то есть рядом с ним в данный момент. И он не одинок. Мы не друзья, но и не враги. Мы просто люди, которым спокойно рядом друг с другом, и этого даже не объяснить толком словами. Хотя поначалу мы просто на дух друг друга не переносили. Во времена учебы в школе он всегда находил предлог подколоть меня и постоянно называл меня принцесской из-за моей нестандартной внешности. Он издевался над моими рассказами про фей. Раньше, в школе, я верил в фей больше, чем дети верят в Деда Мороза, и из-за этого меня выставляли на смех, особенно острый на язык Нишикидо. Но со временем все как-то улеглось. Нет, огрызаться и подкалывать меньше он не стал, но не было в его речи той злобы, что сквозила раньше. Теперь это скорее была одна из его привычек, и меня это уже не задевало так, как раньше. Теперь это было словно в природе вещей. К тому же, со временем я начал заниматься боксом, и, кроме Ре, больше никто не осмеливался меня чем-то задеть или попробовать поднять на смех. Человек в основном я был спокойный, но при случае мог быть и резок до неузнаваемости. Из-за этого люди часто не понимали и будто опасались меня и совсем не тянулись стать мне друзьями, но так было даже проще. Меньше ненужных людей вокруг. Школьное время, тем не менее, пролетело быстро, но в итоге судьба, видимо, решила продолжить развлекаться и определила нас с Ре в один и тот же институт. Оказалось, он сдавал вступительные экзамены в то же высшее учебное заведение, что и я. Вот так вот продолжились наши перепалки и в институте. А в первый учебный день, когда мы столкнулись в аудитории, он вообще откровенно ржал и даже назвал меня мазохистом. Но тогда меня мало волновал этот взрывной знакомый, я поступил туда учиться, а не устраивать себе проблемы. Жизнь так и текла своим чередом, и эта постоянная морока, сессии и экзамены подошли к концу, мы окончили институт. Хотя как его умудрился окончить Нишикидо, для меня остается загадкой до сих пор, учитывая его прогулы, драки и вообще успехи в области столь сложных предметов. Но, тем не менее, и с институтом было покончено. Началась работа, новые заботы, новые проблемы, новые люди, и не новый, все тот же старый знакомый в лице Ре. Мы и на работе с ним часто пересекались, так как умудрились устроиться в одну и ту же компанию. И все шло размеренно и уже даже привычно. Пока не произошел один случай. Не в компании, а в жизни ее сотрудника. В жизни Ре произошла трагедия, которая перевернула все вверх дном в его дальнейшей судьбе. Девушка, с которой он жил, погибла в аварии. Они встречались еще с первого курса в институте. Быстро съехались и стали жить вместе. Она была милой и доброй, а он был безумно ревнив, но в этом был весь Ре. Он часто срывался на ней и постоянно проверял ее на верность, хотя потом и извинялся. Он любил ее, и это было видно, но унять свою темную сторону просто не мог, а девушка терпела и постоянно пыталась объяснить что-то и понять действия Ре. И наступил тот роковой день, она все же не выдержала и собралась уйти от него. Ре как раз вернулся с работы в тот момент, когда она собиралась уезжать, и поймал ее садящейся в автомобиль. Так как все происходило на улице, все сначала выглядело более-менее спокойно, но потом он попытался затащить ее обратно в дом, не обращая внимания на ее сопротивление. Женщина из соседнего дома, понаблюдав и не выдержав, выбежала с телефоном и пригрозила вызвать полицию, если он не прекратит и не отпустит девушку. Ре моментально взял себя в руки, извинился перед ней и отпустил свою подопечную. Она же, не теряя момента, вся в слезах скорее села в машину и уехала прочь. И уехала уже навсегда. Ее машина с силой влетела в ограждение на дороге и взорвалась, все случилось за мгновение. И никто так и не узнал, сама ли она это сделала или просто не справилась с управлением. После этого события отношение коллег к Ре на работе сильно поменялось. Конечно, все сразу все прознали и про его взрывной характер, и про то, как он обращался с погибшей девушкой, и про все его отрицательные стороны. Словом, люди, которые раньше всего этого не замечали и знать ничего не хотели, ведь это их не касалось, и прекрасно с ним общались, были его друзьями, просто отвернулись от него. А я остался, не знаю, почему, но меня не пугала вся эта ситуация, Ре всегда был таким, какой есть, а что случилось – то случилось. Прошлое не вернуть. Так и понеслось. Я сначала начал носить ему домой его рабочие бумажки, ведь он начал работать на дому и, конечно же, как и предполагалось, обязанность носить ему все эти рабочие документы по приказу начальства легла на меня. А после того, как его уволили, я же принес ему коробку его вещей, что оставалась на его столе в офисе. Сам он был слишком горд, чтобы прийти и забрать их, ну или, одним словом, ему было, как он выразился, на них "насрать". И как-то так получилось, что я начал приходить к нему каждый день после работы. Просто приходить обмениваться острыми словечками и сидеть в его обществе. Вскоре, чтобы я мог спокойно заходить и не отрывать его от "важных дел", он сунул мне ключ от дома в руки и, ухмыляясь, добавил: - Будешь, раз уж все равно приходишь, поливать цветы, а то феи злятся, что я их совсем забросил. Вот так, в очередной раз поострив, он официально, по-своему, признал меня постоянным гостем своего дома. Так вот, я по сей день тут. На новую работу Ре хоть и устроился, но недолго там проработал, вспылил и, прежде чем его уволили, уволился сам. А еще он стал очень много выпивать. Он и раньше любил выпить, но сейчас он не просто пил, он ел алкоголь на завтрак, обед и ужин, причем каждый день, и при этом как-то умудрялся нормально говорить и острить, будто у него был некий иммунитет против полного затуманивания рассудка. Ну и, конечно, он много дымил, пуская облака дыма чуть ли не каждые пять минут. Он просто занимался своим полным саморазрушением. Это мог понять даже незнакомый человек, просто раз взглянув на него. А еще он часто говорил о ней в пустоту. Тогда он не знал, что я все слышу, и просто сидел и рассказывал тишине о ней. Иногда эта тишина словно отвечала ему, и он, немного помолчав и будто выслушав ее ответ, начинал новый рассказ из старых воспоминаний. В такие моменты можно было увидеть слезы, стекающие с его темных глаз, и просто наблюдать за минутами его искренности, за ним настоящим. Но и тогда я не пытался его утешить или стать ему другом. Я знал, что всего этого ему не нужно. Вместо этого я просто был рядом. Порою незаметно от него, но рядом. Также, приходя в очередной раз, я часто наблюдал моменты вспышек гнева, когда Ре просто начинал громить все, что мог, в своем доме. В такие моменты я знал, что его сердце просто разрывалось от боли, и он, завывая, словно раненый зверь, в попытке унять эти терзания громил и бил вещи. И, казалось, ему становилось легче, и он снова мог одеть свою маску остряка и быть тем Ре, каким его знали раньше окружающие. Но правда была в том, что Ре, как личности, уже не существовало, в нем уже давно была трещина, которая все расширялась и губила его. И воспоминания о ней, и о том, как она ушла, все больше заставляли его исчезать в собственном аду. Каждый день его становилось все меньше. Пагубные пристрастия убивали его медленно, очень медленно, но точно. А я все приходил сюда, чтобы слегка всколыхнуть его привычный разрушающийся мир. Я снова и снова отворял дверь его дома и входил в его убежище и по совместительству его ад. А время все текло, перетекая в новый день. И вот у Ре появилось новое пристрастие. Видно, сигарет и алкоголя было мало. И теперь он сдружился с наркотиками. Небольшая доза в вены, уносящаяся в кровь и разносящая по всему телу этот сладкий яд – и вот ты уже в мире без забот, в царстве полного кайфа. А жизнь? Какая, к черту, жизнь? Плевать. Под кайфом ему было легко, а мне было легко рядом с ним, даже таким. Помогать ему смысла не было, он и знать об этом ничего не хотел. Ему уже было просто все равно. А я все также был тут, каждый день, немного наводил порядок, выбрасывал использованные шприцы. Зачем я все это делал? Просто так, я же тоже тут, а, значит, все должно было быть более или менее в порядке. Немного чистоты в его мире не помешает. Наркотик теперь его лучший друг, утешитель и враг. Он бьет ножом прямо в спину, Ре и сам это понимает, но все равно хочет, чтобы он присутствовал в его существовании и уносил его в недолгий беззаботный мир. Все больше в последнее время он срывается на хриплый крик, агония в душе разрывает его. Боль не оставляет, память живет, а кайф утешает и убивает. Все чаще он сворачивается пополам, рычит и кричит от ломки. Алкоголь, сигареты, они не помогают, лишь самую малость. Деньги не вечны, они уже на нуле, и достать новую порцию кайфа все сложней. Я и сам "одолжил" ему уже немало, но этого все равно всегда мало. Не осталось ничего ценного уже и дома. Даже цепочку, что она ему когда-то подарила, и которую он ни разу до этого даже не снимал, теперь заложил без сожалений. Кажется, он и дом уже заложил. Так что его скоро выселят. Но ему по-прежнему плевать. В глазах пустота с примесью отчаянья и большие темные круги под ними, он весь зарос и постоянно дрожит. А я все еще тут. Теперь, приходя к нему, я беру с собой по дороге алкоголь и сигареты, так как у него их уже просто нет. А без них еще хуже. Я часто смачиваю тряпку водой и вытираю выступающий пот на его лице. Он что-то невнятно бормочет, но не сопротивляется. Он уже давно привык, что я тут, и даже наших словесных перепалок больше нет. Ему просто нечего больше сказать, у него сильно нарушилась речь, наркотики сладко сгнобили нужные слова. Он просто есть. Пока есть. Но так продолжается совсем недолго. Я всегда ухожу поздно ночью, а на следующий день прихожу и обнаруживаю, что его больше нет. Передоз. Вот и все. Нет больше ни боли, ни отчаянья, ни любви, что довела его до грани. Если это вообще была любовь. Ничего больше нет – и его нет. Похороны организую сам, хоронить его больше некому. Кто бы мог подумать, что у человека, который был так популярен в свое время и имел так много друзей, теперь не будет ни одного. Но на похоронах все же кто-то появляется, несколько этих самых друзей и коллег. Ну, вот и вспомнили, когда умер. Вовремя, что тут скажешь. Люди, которые при жизни плюнули на него с высокой колокольни и даже не попытались его понять, теперь пришли. Так сказать, чтобы помахать платочком на прощанье, когда гроб опускают в землю. Помахали, постояли немного и ушли. И след простыл, больше не приходили навещать могилу. Конечно, попрощались ведь уже. Все. Забыто. А я все еще тут, прихожу каждый день. Теперь уже не в дом, а сюда, в его новое убежище. Пусть его нет так, как раньше, пусть так. Но здесь, рядом с его могильной плитой и его выгравированным именем на нем. Я сижу, прислонившись к этому куску камня, и мне становится легче, как-то необъяснимо легко. Пусть без взглядов, без криков, без запахов, без него самого воплоти. Но тут, рядом с его душой, с его бездыханным телом в трех метрах под землей. Он словно тут, все еще рядом, сидит и смотрит куда-то в небо, не в силах уйти. Не видно, не прикоснуться, но можно почувствовать, сидя в тишине. Мы не друзья и не враги, и я его не люблю. Какая еще любовь? Но… Но ноги сами приводят меня сюда. Зачем? Снова этот вопрос звучит в голове. Просто так, просто от нечего делать. Просто душа сама тянется к этому имени, ноги сами приводят сюда, тело само садится рядом с его могильной плитой, руки сами проводят по холодной шероховатой поверхности. Просто это привычка. И я его не люблю. Ну какая еще любовь?! Нет. Просто тут легче, просто легче там, где он. Пусть даже так. И я его не... не люблю. Не... люблю.