Мой ласковый и нежный зверь.

Если вспомнить, раз за разом она прибегала в Общество душ, что бы пробраться в Готэй 13. Сколько лет это повторялось, уж не счесть на пальцах. В те дни, когда ей нечем было заняться, она пробегала почти по всем баракам, словно для нее это было традицией. Черная кошка заглядывала в окна, щелки дверей, с интересом наблюдая, за душами, что жили в этих помещениях. Вот сегодня в бараках десятого отряда зажигательная Рангику, вновь устраивала гулянку с другими лейтенантами отрядов, такими как: Изуру Кира, Хисаги Сюхей, Абарай Ренджи. Море бутылок саке, распевание песен, танцы, споры. Кошка заинтересованно следила за ними, словно беззаботными детьми, у которых, что не слово, то тост. Пробегая дальше, успела заскочить и на территорию тринадцатого отряда, откуда доносились мерные голоса и приятный мужской смех. Бесшумно проскользнув в открытое окно черный комочек шерсти потерся о руки капитана волосы, которого были сравнимы по цвету со снегом, а по мягкости лишь с лучшим шелком. Капитан сих бараком отличался мягкой и чувственной натурой, и развязный нрав Кераку не как не мог на это повлиять. С такими людьми всегда комфортно и уютно, от них уходить не хочется, потому, что их тепло и забота заставляют свернуться клубочком с ними рядом и слушать. Слушать эти мирные беседы, иногда воспоминания, даже осуждения. Но… Кошка не на долго задержалась в ласковых руках Джуширо Укитаки и продолжила свой путь, уходя за территорию отрядов в лес. Она искала кого-то особенного, кто встречал ее по-другому. Она оббегала дерево за деревом в поиске одного человека, но не находила. Черная кошка словно потерянная блуждала по лесу, еще пару минут и разочарованно она покинула бы общество душ. Мягкий звон бубенчиков заставил встрепенуться, от этого звука, что напоминал собой песнь леса, хотелось мурчать. Он успокаивал и одновременно заставлял кошку вести себя игриво. Пару минут и она на месте, рядом с ним, человеком который был по особенному дорог. Он сидел под деревом как то устало, смотря в небеса, по левую сторону стоял сосуд с напитком, что горячил кровь и опьянял разум. По правую стояло блюдце с молоком, ее всегда удивляло то, что он знал, когда она вернется, словно чувствовал ее приближение и грядущую встречу. Кошка тихо подошла, как то требовательно потеревшись о коленку мужчины мордочкой, потом еще раз, муркнув отошла припав к лакомству, что так учтиво было ей оставлено. Поток ветра, что поднимал опавшую с деревьев наземь листву и заставляющий ее плясать в шуршащем танце на траве, легонько задел бубенчики расположенные на его волосах, заставляя их позвянькивать в ритм танцу. Картина, что представала пред глазами, была завораживающей, пожухлая листва в танце напоминала лепестки пламени, что были подле земли, но так стремились к достижению небес. - Нравится? – спросил Зараки у черной гостьи, что уже как пару минут сидела, наблюдая за единением музыки и природы, представшей пред глазами. Кошка же в свою очередь посмотрела на собеседника, встав на все четыре лапы подошла, запрыгнув к нему на колени коснулась мокрой кнопкой-носа торса, что не был скрыт под косоде. И добилась своего, Кемпачи как то небрежно, излишне аккуратно погладил кошку. Его грубые, мужские руки ей нравились, ведь он столько усилий прилагал для того, чтобы не причинить ей боли своими прикосновениями. Эти руки из-за этого стали дороже чьих-то других прикосновений, столько чувств от него никто бы не дождался, эта небрежная нежность заставляла кошку жалеть о том, что к человеку он так не отнесется. Какую бы хитрость эта негодница не придумала, она боялась, что больше не когда эти руки не прикоснутся к ней так. Иногда он беседовал с ней, рассказывая о мыслях, что витают в голову, о прошлом, о боях, словно доверял. Кто-то подумал бы, что это глупо, но не она. Ведь даже самый огрубевший мужлан, стремления которого лишь сила и бои, может быть безграмотным, но искренним. От чего ее терпение медленно заканчивалось от встречи к встречи, от слова к слову, от прикосновений к прикосновению. Для нее эта привязанность слишком затянулась, пора было ее уничтожить. Она и он уже не вспомнят, как толком все произошло. Лишь только сильные мужские руки будут так-то резко, даже грубо касаться смуглой кожи тела блудницы-кошки. Именно он заставит ее тело переполняться наслаждением и удовольствием, на грани нежности и боли. Заставлять трепетать в его руках, почти моля о заключенье этой муки, дабы полностью лишь в нем и раствориться. А спина его и плечи под росписью когтей, не дрогнут, не прогнутся. Животной страсти предаваясь, он будет словно нежный зверь, все так же стараясь не причинять ей боли. Она не о секунде проведенной в тех руках не пожалеет. Лишь чаще будет вспоминать. Ночь. Блюдце с молоком. Звон бубенчиков от ветра и его. Мой ласковый и нежный зверь, - подумает блудница-кошка, разбив то блюдце молока.