Вот наконец-то прорвалась С этой первой кровью боль моя.. боль моя..
— Попался! - раздался лязг металла, звук захлопнувшейся двери, и зловещий смех. Вокруг была полная темнота. Он растерянно и непонимающе смотрел вокруг, но не видел и не слышал ничего, кроме этого жуткого смеха своего второго "я", которое стало его палачом. - Теперь ты полностью в моих руках.. Твой дух.. Твой разум.. Твоё тело.. — Предатель.. - побелевшими губами выдохнул Миша. — Не так. Скорее, повелитель. — Ещё чего, - на губах панка появилась слабая, но дерзкая ухмылка, которая выводила Тодда из себя. Он хотел проклясть его. Хотел обрести его на страшные, адские муки. Но каждый раз что-то щёлкало внутри, мешая ему поднять руку на своего "подопечного". И тогда Суинни проклинал себя за эту слабость, хотя и понимал, что если не будет Миши, то не будет и его. Несмотря на то, что цирюльник ощущал своё превосходство над музыкантом, иногда в нём пробуждались искорки уважения к нему. А ещё он понимал, что за притворной кротостью таится великая мощь, и что если Горшок соберётся с силами и воспрянет духом, то роли "повелителя" и "марионетки" моментально поменяются местами. И что рано или поздно Горшок не вытерпит, а судя по всему, терпение его медленно, но верно начинает иссякать уже сейчас. "Но кто сказал, что он не сможет мне простить?" - подумал Тодд, глядя на потерянного Мишу. После Перехода тот осознал всю ценность жизни. Не сразу, но осознал. И теперь вина перед женой и дочерью за то, что он так рано оставил их, тяжёлым грузом легла на его плечи, а парикмахер чувствовал каждую эмоцию музыканта. И всё из-за него, Суинни Тода, Альтер Эго. - "Он слишком слаб сейчас, не в силах отомстить." Оля.. Сашенька.. Лёшка.. Отец.. Мама.. Как он мог вот так взять и бросить их? Бросить всё? Неужели он действительно так слаб, что согнулся под нелепой комбинацией событий, мыслей, и обстоятельств? Неужели.. Он проиграл. Сдался. Бежал, словно последний трус с "поля боя". А у побеждённых, как известно, есть право на последнее желание. — Чего ты хочешь? - спросил цирюльник, читая мысли музыканта. Право на последнее желание действительно имело место быть, тут Тодд поспорить не мог. Он же не настолько чудовище, чтобы потерять последние капли милосердия.. Нет, просто.. Он слишком слаб. От этой мысли мужчина сжал кулаки и стиснул зубы от ненависти и презрения к самому себе. — Я хочу увидеть их. - тихо ответил Миша. — Кого? — Жену и дочку, - панк снова невесело усмехнулся, а Тодд отвёл глаза. Жену и дочку.. — Хорошо, - хриплым голосом ответил парикмахер, продолжая смотреть куда-то в сторону. - Только ответь мне на один вопрос. — Слушаю. — Счастье. Одно слово, но сколько оно значило для каждого из них. Для Миши настоящим счастьем была его семья, его маленькая дочь, которая была абсолютной его копией, и конечно же, любимое дело - музыка. А его герой, о котором он два года пел на театральных подмостках, пережил столько боли.. Что уже и вовсе забыл. — Счастье.. - глухо повторил Тодд. - что это слово значит?..***
Молодая женщина стояла на балконе и курила. Теплый летний ветерок ласково обдувал заплаканное лицо. В синих, цвета васильков, глазах плескались боль и отчаяние. Руки ее дрожали, саму Ольгу буквально колотило. Время от времени она тихо всхлипывала, и ее худенькие плечики едва заметно подрагивали. — Миша.. - еле слышно шептала она имя мужа, смотря в небо. - почему ты ушел?.. Новый порыв ветра легонько растрепал светлые волосы Ольги. Женщина горько вздохнула, и кинув сигарету вниз, ушла обратно в дом. Маленькая Саша так устала от поездки к бабушке, что ее тут же уложили спать. Благо, она еще не знает.. Но что сказать потом?.. Что папа уехал на гастроли и.. никогда не вернется? Старшая, Настя, закрылась у себя в комнате, откуда до сих пор слышались рыдания. Ольга закрыла лицо руками. Что теперь? Как жить дальше, когда Миши больше нет?.. — Что теперь, Господи?.. - тихо спросила она. - чем я провинилась, что ты забрал у меня мужа? Что мне теперь делать?.. — Жить дальше, - внезапно раздался такой родной, печальный, и до боли знакомый голос. Женщина вздрогнула. Этот голос она узнает из тысячи. — Миша.. - побелевшими губами шепнула Ольга, поворачиваясь к мужу. Он стоял напротив нее, и грустно улыбался. От него веяло холодом, а сам Миша, казалось, даже чуточку помолодел. Больше всего на свете она сейчас хотела обнять мужа, прижаться к нему, заплакать, и никуда не отпускать.. Но что-то внутри останавливало ее, словно подсказывая, что как бы ей не хотелось броситься в объятия Миши, она не может этого сделать. Ольга боялась вздохнуть лишний раз. Боялась моргнуть, чтобы он не исчез - иначе она сейчас сойдет с ума. Но слезы предательски застилали ей глаза. Затем она почувствовала его холодные губы на своем лбу и замерла, желая, чтобы этот миг длился вечно. — Прости меня.. - ласково шепнул Миша - ты справишься, я в тебя верю. Будь умницей. Только не забывай меня. — Как я могу тебя забыть? - с горечью ответила Ольга - у Саши твои глаза.. Она никому не даст забыть тебя. Горшенёв лишь горько вздохнул. - Олечка... девочек береги, - прохрипел тот, начиная растворяться в воздухе - Я люблю тебя.. — Нет, прошу тебя, не уходи.. - женщина в слезах умоляла его, понимая, что она ничего не сможет сделать. А когда он исчез, то она упала на пол и забилась в истерике. Она понимала, что он зашел попрощаться. Попрощаться с ней и уйти. Уйти в бессмертие. И как сумасшедшая, вновь и вновь повторяла, словно молитву: — Вернись... Вернись... Вернись...***
— Ну где он, мой демон, - ворчал цирюльник, ожидая Горшка, который должен был вернуться с минуты на минуту. — Я вернулся, как и обещал, - раздался голос. — Даже если бы ты не вернулся, я бы нашел тебя сам и вернул силой. Несмотря на то, что голос Тодда был пропитан сарказмом, сам Тодд, глядя в честные карие глаза своего "подопечного", понимал, что все-таки он не сможет причинить ему те адские страдания, о которых он думал почти каждую минуту. О том же самом думал и Горшок. Поэтому он лишь улыбнулся своему Альтер-Эго и тихо сказал: — Спасибо.