Королева Р.

     В ушах звенело и грохотало. Оглушительная шуршащая каменная симфония лилась в уши в полнейшей тишине. Сквозь пелену прорывался кашель, крики, топот ног и копыт. И голоса. Голоса знакомо били по вискам, разрывали голову. Плач Дейдри, почти волчий вой Эдит, визгливые просьбы Айрис и шипение матери.      — Сдохни, тварь! Сдохни, сдохни, прямо здесь, как стоишь, под камнями, проклятие, проклятие нашего рода!..      Голоса перемежались и долбили в черноту закрытых век. Лоб давно горел, руки были холодными, как лёд, по запястьям стекала кровь, уже несколько минут лившаяся из носа алеющей густотой. Холодные стены аббатства сжимали лопатки и сдавливали позвоночник. А в уши долбили и долбили камни, будто надеялись размозжить своего Повелителя по скалам, которым он не приносил клятвы, но которую те приняли заочно.      — Тебя поглотит Бездна Заката, да и всех нас поглотит, предатели! Предатели! Мы предатели, и ты в этом виновата, будь ты проклята!      Плач. Эдит или Дейдри.      — Эрэа!      — Не пущу! Пусть умирает! Заслужила! Умирай-умирай!      — Не слушай её, Эдит, идем!      — Эрэа, успокойтесь!      — Поди прочь, навозник! В нашем доме живет лишь смерть.      — Эрэа!      — Эдит, ко мне!      — Не пускает…      — Будь вы все прокляты!      — Эрэа!      — Мама!            — Заткнитесь! — заорал Ричард, не выдержав жуткой какофонии, и распахнул глаза.      Всё исчезло так же, как и появилось. Не было ничего: ни перемежающейся алыми всполохами черноты, ни крови на запястьях, ни прожигающего грудь фамильного медальона, ни яростного шуршания. Перед глазами высоко простиралась старая галерея аббатства с её поражающей простотой анфиладой, зловещим сумраком и парой окошек под потолком, откуда лился потусторонний белый свет. Он доходил до середины стен и затухал, по голому камню мелькали редкие тени: то ли птицы, то ли листья.      — Простите, унар Ричард?      Дик слабо поднял голову. Он и забыл, что он здесь не один. В ушах звенело непривычной тишиной, как будто голоса долбили не несколько кратких минут, а целую вечность. Ричард почти что привык. Почти.      Последний раз они пришли недавно, после фехтования, Ричард, как обычно, схлопотал пару уколов от Эстебана, одержал несколько незначительных побед и был, в принципе, вполне доволен собой. Первым ему уже не быть — Дик смирился, но для пятого-шестого места он вполне годился. Ричард умывал вспотевшее лицо, когда отражение водяной глади превратилось в огненный омут. Он затягивал, выл, негромкие голоса однокорытников, которыми они перебрасывались украдкой от менторов, пока никто не видел, становились громче и громче, били по глазам. Дик незаметно утирал брызнувшие слёзы и лил на лицо ледяную воду. Рубашка и волосы промокли насквозь, уши закладывало, но Ричард хоть не слышал, как яростно и испуганно кричали в его ушах. Свист ветра — и всё стихло. Чье-то тело упало на землю, топот, цокот — и всё исчезло.      Он задержался непозволительно долго, Арамона был в бешенстве. Ричарда хватали, тянули за руки, хотели увести, но тогда тело не слушалось, приросло ногами к полу, и в ушах стояли лишь крики и звон. Шпаги, будто ногтями по стеклу, рычали и норовили дотянуться до зрачков. Их так и отчитывали: потерявшего ориентацию Ричарда, пустым взглядом уставившегося перед собой, и второго, который сейчас сидел рядом, равнодушно уставившись на герцога Окделла. Он ни в чем не упрекал и вообще молчал до этого момента.      — Я не вам, — через нехилую паузу буркнул Ричард Валентину Придду.      — Боюсь, — бесцветно заметил Валентин, — кроме нас здесь никого нет.      Дик обхватил голову ладонями и подтянул к себе колени, сжимаясь в комочек. Никогда раньше барабанные перепонки так не разрывались, и в затылок не давило могильной сыростью. Ричард разлепил глаза и посмотрел на собеседника напротив — свет отражался от стен и лился в серебряные глаза. Придд сидел в тени, выражения его лица видно не было, лишь глаза поблескивали равнодушным серым металлом. Свет застывал на радужке и почему-то успокаивал.      Неважно, кто. Главное, что Дик был здесь не один.      Ричард, видимо, неудачно повернул головой, и челюсть пронзила такая острая боль, что Дик невольно разинул рот и сжал ладонями свои щёки. Шея будто загорелась, грудь сдавило приступом, но даже кашлянуть было невозможно, потому что зубы сжались и давили друг на друга, скрипели и почти что ломались.      Ричарда почти скрутило невозможной болью, когда он ощутил рывок. Плечи опустились, голова была запрокинута, и теперь Дик смотрел в высокий потолок, осиянный луной, горевшей в безоблачных небесах. Сверкающие перед несфокусированным взглядом черные точки казались звездами. Звездами над замком, в котором недавно грохотало. Звездами над…      — Очнись!      Дик встряхнул головой и снова чуть не взвыл, но голову ему опустить не позволили. Валентин стоял перед ним на коленях, обхватив пальцами лицо, и мягко давил на виски. Руки безвольно опустились, Ричард провёл пальцами друг по другу — мокрые то ли от пота, то ли от крови, в темноте не разглядеть.      Мерные движения успокаивали, челюсть больше не сдавливало. Ричард ощутил, что вполне может говорить, попробовал отстраниться, но сил не хватило. Валентин очень плавно поднял его голову, скользя пальцами от висков к ушам, и удивленно провел по шее. Из ушей Окделла тонко струилась ярко-алая кровь.      — Смотри на меня, — тихо сказал Придд и сжал основание ушей. В голове сразу зашуршало, будто прилив, волны, Ричард слышал каждый свой выдох, а остальное будто исчезло. Прошло несколько минут или несколько секунд, но пальцы больше не холодили и не обжигали, не жали, лишь осторожно шуршали по волосам. Липкая струя наконец достигла ключицы и впиталась в рубашку, наверняка подумают, что они подрались.      — Спасибо, — одними губами через силу произнес Дик, но почему-то был уверен, что Валентин его услышал. На идеальном лице в районе губ появились еле заметные морщинки — Придд, вне сомнений, улыбнулся.      Боль понемногу отступала, но шея всё еще горела. Ричард провел по ней рукой, размазывая кровь, Валентин раздраженно смахнул его руки и зафиксировал голову.      — Случалось такое раньше?      — Чтобы так — нет, — честно ответил Ричард. — Разве что бывают приступы, но они нечасто.      — Хорошо, — поджал губы Придд. — Приступы похожие?      Дик отрицательно замычал. Обычно он задыхался, начинал судорожно хватать воздух ртом, и сдавливало грудную клетку. Но раньше голоса не были связаны с болезнью, они позвучат и перестанут, оставив в голове еще на несколько часов давящую печать. Светлые глаза глядели отчасти с тревогой, но больше — с удивлением. Меж бровей залегла тонкая морщинка, Валентин не двигался, и Дик мог запомнить его лицо до мелочей. Идеально очерченное, с правильным острым носом и тонкими поджатыми губами. Серый взгляд завораживал. С голубым отливом, холодный, водный. Ричард никогда не видел море, но ему хотелось, чтобы оно было такого цвета.      — Тогда, после фехтования — тоже?..      Дик хотел кивнуть, но вместо этого один раз медленно моргнул. Каким образом Валентин его понял, было неясно.      — Не двигайся и дыши, чем глубже — тем лучше.      — Понимаешь в медицине?      — Немного.      Дик послушно засопел носом. Громко и почти радостно. Живые звуки напоминали ему, в каком он еще находится мире, хоть луна и была с ним не согласна. Теплые ладони Валентина почти ласково держали его лицо и медленно водили по скулам.      — Они, бывает, — сипло начал Дик, — звучат. Говорят. Я не вижу ничего, но…      — Меньше болтай, — раздраженно шикнул Валентин, — а то кровь в горло хлынет.      Ричард послушно заткнулся. Но он обязательно всё расскажет ему попозже.          — Тихо.      Крестный ход собирался в древних коридорах аббатства, где уже давно сидели Двое. Они были давно мертвы, но сила их умереть им не позволяла.      — Слишком, — прошуршало эхо.      — Он не справится.      — Справится.      Они сидели здесь уже очень давно по человеческим меркам. Время отбивало ход, но пламя погасло, и жемчуга заматывало тусклой паутиной. Они погибали, но еще могли повлиять на события. Двое лишь из четырёх. Начат последний отсчёт.      — Останови его.      Унд закрыл глаза и невесомо сел на скамью, ожидая часа.      Эхо решило не вторить. Волны решили забыть. Им еще столько историй лишь предстоит изменить. Волны решили вмешаться, Скалы решили понять. Мерно по книжным абзацам плещется водная гладь.