Королева Р.

Fleur – Разбег.

           Ричард не мог заснуть. Завтра еще один день, очередной важный день его жизни, и нужно было выспаться, чтобы не попасть впросак. Дик недвижно лежал на подушке, иногда открывая глаза, чтобы убедиться, что до сих пор он находится в своей маленькой комнате. На затворках сознания раздавались голоса, почти неразличимые, когда-то гулко кричащие через туманную завесу, когда-то шепотом баюкающие. Знакомые, незнакомые, женские, мужские, детские и взрослые. Дик чувствовал себя как в зеркальной комнате, в которой куда не обрати взор, видишь самого себя. Заглядываешь в глубины подсознания без возможности провалиться в блаженную черноту забытья.      В голове отбивался какой-то ритм, тикали часы и предупреждали о чем-то важном. Часы отводили время назад, Ричард не понимал, как такое возможно, но был уверен в этом. Часы тикали под навязчивый хор голосов. Только бы подобраться поближе, услышать, что именно они говорили, ведь это, вне сомнений, что-то очень важное. Серьезный и тихий голос Валентина, приятный ленивый баритон, надрывный женский голосок и еще второй, глубокий и грудной, они звучали чаще всего и казали особенно важными.      Дикон лег на спину и прикрыл уши ладонями. Ему хотелось, чтобы это были не его руки, но он почти не помнил мягкие прикосновения холодных пальцев. Прижатые к голове ладони создавали в ушах морской шорох, и всё затихало, только часы тикали и тикали, будто были частью другой реальности. Они спешили и отставали одновременно. Они горели, полыхали закатным розовым пламенем. Огонь спешил к механизму, чтобы разбить, расплавить, но там, в глубине огромных часов, был запрятан колокол, чей язычок удерживали тонкие нити, жар начал подходить всё ближе, лопнула одна нитка, вторая третья, Дикон испугался, нельзя было дать ему сорваться, нельзя услышать похоронный гул, нельзя останавливать время, отбиваемое самим мирозданием, нельзя… бронзовые капли начавшего плавиться купола упали в пустоту, и Ричард бросился вперед, чтобы дрожащими руками подхватить сорвавшийся с лопнувших нитей язычок. Раскалённая конструкция прошла через ричардовы руки, как сквозь масло, устремляясь к размякшим, но всё еще звонким краям.      — Подъём!      Глас трубы известил, что в Лаик начался новый день, и Дик мгновенно распахнул глаза. Тихо застонав, Ричард перевернулся на живот, уронил лицо в ладони и потёрся о них. В ушах еще звенел колокол аббатства, но нужно было вставать, суетиться, куда-то идти. Выслушать как в полусне указания, почти не прислушиваясь к неясному детскому бурчанию в голове и понять, что пропустил что-то очень важное.      — Хроссе потекс!      Унары столпились и смотрели наверх, то ли смеясь, то ли опасливо гогоча.      — Мерзкий папашка обрел по заслугам мерзкую гадкую нашу услугу, мы посмеёмся унылым потугам, злись и красней и попрыгай упруго, злись и грозись своей глупой прислуге, пусть пере…      — Что это еще такое?!      Дик подпрыгнул от неожиданности и встряхнул головой. Арамона ворвался красный и злой, потрясал кулаком и был страшен.      — Кто это сделал?!      Противный голос маленькой девочки кричал насмешки, но большинство заглушалось криками капитана Лаик.      — Суза-муза пошутил, всяких дел наворотил, на… кхм, тебя крутил, Арамонушка дебил, страшный злобный крокодил, сам же ветку и спилил, на которой и служил, выбирай из всех могил ту, что…      — Итак! – возвестил Арамона, когда отчаялся достать с потолка свои подштанники и из бордового стал зеленым. – Я найду, кто это сделал, и тогда ему несдобровать.      — Один из Них, — это… тоже голос Арамоны, только другой, холодный, жуткий. Капитан Лаик выглядел слишком красным и живым, чтобы шипеть холодным голосом, от которого волосы вставали дыбом. Ричарду в уши истерично пели на три голоса – непонятная девочка, выкрикивающая рифмованные оскорбления, стоящий перед ним Арнольд Арамона и второй Арамона, который говорил о Ней и глухо смеялся, булькая гнилью. Ричард побледнел и отступил назад, но тут его назвали по имени, и ничего не оставалось, кроме как выйти вперед, прямо в объятия смерти, что дышала в затылок кричащему мужчине. От капитана Лаик слишком сильно пахло луком и тинтой, чтобы один его вид оставлял в горле мерзкое и сырое ощущение чего-то склизкого и пыльного.      Это только чудится.      Только чудится.      Только чудится.       — Он может быть нам полезен.      — Приведите герцога Окделла. Желательно живого.      — Ты совсем себя не жалеешь, я могу сделать что-нибудь для тебя? Пожалуйста!      — Закопали, потеряли, умирали, умирали, умирали!!      — Заткнитесь, — прошипел Дик под нос, вовсю пытаясь не подать вида и сосредоточиться на том, что ему говорили. Нет, кажется, не ему, рядом с ним стояли еще люди, его собратья по Лаик, они сказали что-то в его защиту, в его оправдание. Ричард невольно повернул голову, оглядывая своих почти спасителей, яро надеясь увидеть там Валентина, но нет, Придд стоял чуть поодаль, немигающим равнодушным взором глядел то на Арамону, то на подвешенный хроссе потекс, размышлял о чем-то своем или ждал чего-то.      — В Галерею!      Дик очнулся только когда его встряхнули за плечи и куда-то повели. Он мог только брести вперед, вперив взгляд в чью-то высокую спину и пытаясь успокоить взбушевавшееся сознание. Стоило закрыть глаза – и перед ними вырастал гигантский оплавившийся колокол, который наполовину затянуло в какую-то чёрную булькающую жижу. Дикон просто зашел в комнату, куда его привели, прислонился к стене и сполз по ней.      — Ричард? С тобой всё в порядке?      — Всё нормально, — на автомате произнес Окделл, будто повторяя давно заученные слова. – Вам не нужно было так делать. Спасибо.      Дик сидел и слушал шёпотки своих товарищей, обсуждения, смех, не придавал им особого значения и всё равно внимательно слушал. Голоса стали почти одержимостью, одержимостью, о которой знал только один человек, помимо Ричарда. Который мог бы сейчас до него достучаться, но Валентин решил не рисковать. Дик всё понимал и не обижался, но как же ему не хватало заботливых рук, которые отгоняли боль, тоску и страх. Ричард слушал, и голоса унаров звучали гораздо приятнее, чем голоса в голове, от которых кошки знают что можно было ожидать. Кто-то разливал вино, принесенное нежданным гостем, Дику хотелось верить, что это Валентин, неважно, был он Суза-музой или нет, но надежда теплилась где-то под сердцем.      Дик осмотрелся по галерее: почти точная копия той, где они сидели тогда с Приддом, разве что было немного более сыро, промозгло, а темные окна выходили на не подлунную сторону. Дик понял, что замёрз. Ни еда, ни вино не шли в горло. Вдали мелькнуло белоснежное видение, почти что лунный свет, но это было невозможно, значит… призраки?      Они шли со свечками в руках, склонив головы. Мёртвые, обреченные, они шли туда, где была грань. Шли, чтобы не вернуться. Шли сквозь распахнутую клетку реальности, через которую живым не переступить. Дик рывком поднялся, провожая процессию взглядом, товарищи испуганно притихли.      — С этого момент пошел отсчет.      — Бесконечный.      Двое сидели чуть выше шествия, Один статный, высокий, сероглазый, с гордо поднятой головой, Второй – болтающий ногами в воздухе, смотрящий в пол, отвечающий эхом и будто невпопад. Дик перевел взгляд на товарищей, но те смотрели только на привидений. Они не видели Двоих.      — Теперь худшие сны Анэма не сбудутся.      — Изменятся.      Ричард сделал шаг вперед и ощутил, как его схватили, не давая сдвинуться. Но он должен был дозваться до Них! Они говорили о чем-то важном, они хотели сказать ему что-то, но Ричард хотел задать вопросы, вопросы, мучавшие его много лет. Перед глазами промелькнул скорбный отец, за отцом – он сам… Ричард застыл и перестал вырываться в чужих руках, почти не соображая, что он делает и что ему говорят.      — Это будет борьба за жизни и тысячи смертей.      — Умирая, сражаются.      — Какую бы душу они ни забрали, мы будем сильнее.      Унд вздохнул и помедлил одно мгновение.      — Мы были сильнее. Теперь же пошел отсчет.      Первый опустил глаза, а Второй, наоборот, поднял голову. Светлые зрачки были слишком осмысленными, слишком живыми для призрака. Ричард посылал немые сигналы, спрашивал, умолял, но не говорил ни слова. Унд был печален, будто у него только что забрали или убили дитя. Лит выглядел устыжённым и не хотел смотреть. И боле не хотел говорить.      Призраки шли за грань.      По ту сторону заката и рассвета пламя звёзд мерцало нестерпимо сквозь столетья. Разгоняя южный ветер по ту сторону заката и рассвета, пропадая в бесконечном мутном где-то, крёстный ход прошёл неумолимо. По ту сторону заката и рассвета пламя звёзд мерцало нестерпимо. Ричард ощутил, как что-то нестерпимо давило на грудь, нашарил под рубашкой цепочку и вытащил на свет.      Непонятно откуда появившаяся эспера была вся в крови.