В своё время

Время. Постоянно находится в движении. Оно похоже на бурную реку, в каждой капле которой отражается определенный период жизни: хороший и счастливый, плохой и грустный, щемящий и тоскливый, радостный и такой, от которого перехватывает дыхание. Любовь. Это неоднозначное чувство, приносящее в обыденную серую жизнь определенный смысл. Без неё человеческая душа просто не сможет существовать, погибая от тоски и одиночества. Даже крохотная искра любви, которая разгорается в сердце, опаляя всё вокруг, способна осветить целую галактику. В первый раз, когда он открывает слезящиеся от яркого света глаза, то видит перед собой лишь непонятные размытые тени, мягкой дымкой растекающиеся вокруг его тела. Постепенно проявляющаяся из тумана комната кажется совершенно незнакомой, и только ощущение чьего-то присутствия заставляет приподняться и начать растерянно изучать странное место. Это всё ирреально: не существует ни пространства, ни времени, ни запахов, ничего, кроме звука ровного, спокойного дыхания лежащего рядом человека. «Мужчина», - это первое, что приходит ему в голову, потом: «Удивительный, великолепный», - мелькает странная мысль и тут же гаснет, а на её месте яркой вспышкой возникает другая: «Любимый, единственный». - Ох, да что проис… - он пытается открыть рот, произнести простой вопрос, ощущая непонятную сухость, но в горле полно песка, который белыми прозрачными песчинками сыплется из уголков губ. Голоса нет. Он поднимет руки, стараясь разглядеть пальцы, растерянно поводит ими перед своим лицом – и не видит ничего, кроме белесой мглы. Она похожа на тонкую прозрачную паутину, будто коконом окутывающую всё вокруг. Он не помнит – кто он, и что это за комната. Главным для него становится мягкое ощущение тепла от близости лежащего рядом мужчины, именно оно кажется единственно правильным, самым важным, незыблемой точкой отсчета времени, вокруг которой вращается его собственная маленькая вселенная. Повернув голову, он старается разглядеть хоть что-нибудь в ворохе простыней, но замечает только, как размеренно движется в такт дыханию мягкое одеяло, полностью укрывающее незнакомца. Ему так сильно хочется коснуться, откинуть наконец этот полог, скрывающий его единственный шанс узнать: кто этот человек, и что он сам здесь делает, но рука свободно проходит сквозь волокна ткани, и его охватывает паника. Что же происходит? Где он? Кто этот человек? - Джон, - выдыхает спящий чьё-то имя, а он внимательно прислушивается к кажущемуся знакомым голосу. – Джо-о-он, да хватит вертеться, спи уже… После этих слов ему ещё больше хочется откинуть чёртову простынь, увидеть, дотронуться, почувствовать тепло и мягкость кожи, прижаться грудью к спине, услышать размеренный стук сердца. Плевать на этого неизвестного Джона, плевать, что у него самого нет тела, но мысли о том, что он знает этого мужчину, вызывают горячее покалывание в несуществующих пальцах. Он уже было открывает рот, чтобы хоть что-нибудь спросить, когда понимает - попытка тщетна – он так и не может произнести ни слова. От злости голос срывается в беззвучный крик, который слышен только в его голове, комнату затягивает туманом, сознание плывет, и пространство рвётся на куски, засасывая его в жуткую чёрную воронку, состоящую из липкого страха абсолютного одиночества. *** Открыв глаза во второй раз, он видит перед собой огромную неясную тень, которая раскачивается в такт тяжёлому сбивающемуся дыханию. Теперь он совершенно точно знает, что это тот же самый незнакомец, лицо которого он не успел рассмотреть в прошлый раз. В комнате почти нет света, но ему вполне достаточно характерных звуков и запаха секса, которым пропитан воздух, чтобы понять, что происходит. Странно, но теперь он всё чувствует, и пальцы судорожно цепляются за влажную от пота спину мужчины, который плавным точным движением бедёр заставляет его с хрустом выгнуть спину. Внутри поднимается, закручивается горячая пружина удовольствия, а каждая клеточка тела пропитана этим расплавленным жаром, который распирает его изнутри. В очередной раз, сильно толкнувшись, загоняя свой член до самого основания, мужчина громко стонет и запрокидывает голову назад, открывая живописный вид на великолепную, совершенно беззащитную шею. Она сплошь покрыта укусами и синяками, которые яркими пятнами проступают на молочной коже и кажутся в рассеянном сумраке расплывчатыми чернильными кляксами. Глаза мужчины закрыты, но он всё же замечает, как под дрожащими длинными ресницами вспыхивают яркие голубые искры. Теперь он очень тщательно старается рассмотреть все детали, запоминая черты лица, которые сейчас полностью расслаблены, отчего мужчина кажется ещё более молодым и очень красивым. Губы, распухшие после поцелуев и укусов, соблазнительно блестят, будто приглашая, и он, не в силах сопротивляться такому искушению, приподнявшись, тянется к этим губам. На удивление поцелуй получился мягким, тягучим и настолько жарким, что он бессовестно стонет прямо в рот незнакомцу, совершенно не замечая, что творит его тело. А оно пылает, плавится под ледяными пальцами, которые поглаживают, ласкают каждый дюйм его кожи, заставляя вздрагивать и извиваться. В этот раз, открывая рот, он слышит звуки, но все вопросы застревают в горле, потому что рука на его возбуждённом члене двигается в такт движениям трахающего его мужчины. Это полностью поглощает все разумные мысли, заставляя лишь поскуливать и елозить пятками по скользкой простыне. Нет больше сил и желания, чтобы заставить себя прервать эту сладкую муку, и он отдаёт, выгибаясь до хруста в позвоночнике, берёт ещё больше, повторяя словно мантру удивительное имя – «Шерлок». Совершенно непонятно, откуда оно взялось в его голове, но почему-то он точно знает – так зовут незнакомца, являющегося к нему в этих странных видениях, больше похожих на тяжёлый наркотический бред. Их движения ускоряются, тело трясёт от напряжения и поглощающего желания, в комнате становится всё жарче и жарче, пока его на самом пике удовольствия вновь не накрывает удушливой волной, выбрасывая за грань реальности, отключая картинку и звуки. *** В третий раз он открывает глаза в комнате, где за окнами висит серый туман и, кажется, моросит дождь. Всё вокруг будто пронизано невидимыми нитями из непонятной тоски и грусти. Тот же самый мужчина в чёрном костюме стоит перед запотевшим слепым от подтёков воды стеклом, а вся его скованная напряжённая поза просто кричит, что в этот дом пришла беда. Плечи опущены, точно он несёт непосильный груз из тяжких грехов и печали, в волосах просвечивают серебристые пряди, а на задумчивом лице отчётливо проступают морщины, искажая возраст. В красивых длинных пальцах он медленно крутит какое-то письмо, будто не замечая, что еще немного, и оно превратится в жалкий клочок бумаги. - Шерлок, - еле слышно зовёт он и видит, как от звука его голоса дёргаются плечи, но мужчина не оборачивается. – Шерлок, - он в отчаянии пытается сказать громче, но тот, лишь устало спрятав лицо в ладони, шепчет: - Не думал, что мне будет слышаться твой голос, Джон. Я был, как всегда, прав – эмоции не только делают нас слабыми, но и убивают быстрее любого оружия. «Любовь – это не слабость, - почему-то приходит ему в голову. – Ты ошибаешься, Шерлок. Разбитое от любви сердце заставляет страдать, а эмоции здесь не при чём». Мужчине явно очень тяжело от того известия, которое он получил, поэтому нестерпимо хочется прикоснуться, чтобы почувствовать знакомое тепло, постараться успокоить, сказать приободряющее слова. Но кроме имени Шерлока, прозвучавшего слишком тихо, чтобы хоть кто-то мог расслышать, он так ничего и не может произнести. Единственное, что он сейчас всем сердцем мечтает сделать для впавшего в ступор Шерлока – это хоть как-то приободрить. Поэтому, беспрепятственно преодолев разделяющее их расстояние, он нежно гладит его по щеке, внезапно ощутив под пальцами холодную кожу, отчего тот вздрагивает и, тяжело вздохнув, произносит: - Я так скучаю по тебе, Джон. Ты даже не представляешь себе… Он до сих пор не знает, кто такой этот «Джон», но хочется пойти и хорошенько стукнуть того по голове, раз он заставляет Шерлока так страдать. И глядя, как по бледному, ставшему вдруг родным лицу скатывается одна единственная, почти незаметная слеза, он вдруг сполна ощущает всю горечь этой страшной потери, всю боль, точно сам лишился кого-то очень дорогого, для кого всё это время был каждый его вздох. - Джон, Джон, Джон… - повторяет Шерлок вновь и вновь, будто надеется, что будет услышан, а он чувствует, как собственное сердце бьётся где-то глубоко внутри, как перехватывает дыхание, как становится жутко холодно и тоскливо от этого тихо произносимого имени. В самый последний момент его внезапно озаряет – это он Джон. Это по нему плачет Шерлок, будто он тяжело заболел или даже умер. Может, он действительно мёртв? Горло сдавливает холодная рука отчаяния, а сердце заходится от боли. Собственные горькие рыдания заглушают все звуки, и он, не отрывая взгляда от лица Шерлока, старается запомнить каждую чёрточку, каждую родинку и даже теплый неяркий свет любимых глаз, пока вновь не проваливается в удушливую, но теперь почему-то кажущуюся спасительной темноту. *** - Джон, Джон! – позвал его незнакомый женский голос, заставив поёжиться от чересчур громкого звука. – Тебе уже пора очнуться. Пожалуйста…Я так жду тебя. Джон сильно удивился, что не Шерлок, по которому он так сильно соскучился, а какая-то незнакомая женщина обращается к нему по имени, но голос не слушался. Чьи-то холодные пальцы прикоснулись к руке, затем к лицу, и он, не сдержавшись, резко распахнул глаза, чтобы тут же со стоном их закрыть. Голова раскалывалась от ужасной боли, тело ломило, будто оно побывало в мясорубке, а всё тот же противный голос продолжил: - О, Джон, ты очнулся! Я сейчас приглушу свет, и ты попробуй ещё раз. Медленно открыв глаза, он огляделся и понял, что находится в больничной палате, а рядом с его кроватью сидит заплаканная женщина с растрёпанными, торчащими во все стороны светлыми волосами. Она тараторила что-то непонятное: про дом и пчёл, про неудачную поездку и его вечное невезение, про старую машину и не вовремя сделанный ремонт. Джон прикрыл глаза, стараясь отгородиться от этого стремительного потока ненужной информации. Он действительно не понимал, почему вместо Шерлока у его постели находится какая-то странная незнакомка, которая, судя по всему, поставила цель заговорить его до смерти. Стараясь отвлечься от производимого ею шума, он увидел, что к его правой руке прикреплёна капельница с прозрачным лекарством, а ребра перебинтованы тугой повязкой, тогда он с опаской пошевелил затёкшими ногами, проверяя, нет ли там повреждений. - Перелом нескольких ребёр и небольшая гематома на голове, говорят, что при столкновении тебя сильно ударило о лобовое стекло машины. Больше никаких травм. Я так испугалась, дорогой. Ты даже не представляешь себе, - запричитала женщина, с тревогой всматриваясь в его лицо. – Любимый, я так счастлива, что всё обошлось, - она утерла грязным платком выступившие слёзы. Размазанная косметика, грязные спутанные волосы придавали ей неряшливый вид. Джон совершенно не понимал, кто она такая и мысленно застонал: его неимоверно раздражал весь этот театр. - Скажите, пожалуйста, кто вы и что здесь делаете? – он старался быть вежливым, но увидев, как вытянулось лицо женщины, превратившись в злобную гримасу, понял, что спросил что-то не то. - Джон? Ты что, совсем не помнишь меня? Я – Мэри, твоя жена. О, Господи! - закрыв рот рукой, она с удивлением уставилась на него, а её голубые глаза расширились от ужаса. – Только не волнуйся. Я сейчас позову доктора. Проведя необходимое обследование, врач обнаружил у него частичную потерю памяти, при аварии Джон действительно очень сильно ударился головой о лобовое стекло. Мэри снова принялась причитать и плакать, ещё больше размазывая по лицу поплывшую косметику, но их тут же обнадёжили, что явление скорее всего временное, а значит, рано или поздно Джон всё вспомнит. После ухода доктора и нескольких часов бесконечной болтовни он узнал о себе много нового. Мэри действительно оказалась его законной женой, с которой они уже несколько лет счастливо жили в маленьком загородном коттедже. Джон - бывший военный врач с небольшой частной практикой, разводил пчёл, почти не общался с единственной сестрой, не любил водить машину, потому что она постоянно ломалась, и казался всем окружающим вполне довольным своей спокойной размеренной жизнью. Мысли путались, а разум отказывался воспринимать огромное количество новой информации. Сославшись на боль, Джон попросил отдыха, пытаясь выиграть хоть немного времени, чтобы осмыслить свалившееся на него «счастье». Наслаждаясь установившейся тишиной, он тут же провалился в спасительный сон, а когда проснулся, понял, что кошмар продолжается. Мэри успела сходить домой, чтобы принести огромную кипу фотографий с их свадьбы, свидетельство о браке, его школьные грамоты и любовные письма, которыми они обменивались, когда Джон ухаживал за ней. Ему пришлось признать: похоже, Мэри действительно и есть его настоящая семья. Скрепя сердце Джон поверил, но не вспомнил. Слушая счастливую женщину, с воодушевлением рассказывающую всякие забавные случаи из их совместной жизни, он боялся даже подумать, что вздрагивает от каждого хлопка открывающейся двери только из-за расшатавшихся нервов, а не от томительного ожидания единственного человека, который совершенно точно сумеет всё объяснить и поможет выпутаться из этой странной, ужасной ситуации. В сотый раз выслушивая довольно подробный рассказ Мэри об их деревенской жизни, Джон так и не решился спросить про Шерлока, прекрасно понимая, что после новости с его амнезией, женщину явно расстроит тот факт, что муж сохранил в сердце образ своего любовника, а не жены. То, что Шерлок был его самым главным и дорогим человеком из всех, Джон нисколько не сомневался, но в действительности всё оказалось совершенно иначе.