Семнадцать лет

Семнадцать лет. Ей было так мало, так мало отведено. Ещё совсем дитя, глупое и наивное. Она была настолько глупа, что все время пыталась казаться взрослой. Ей было семнадцать лет, может, она могла бы еще прожить с полвека, но все было предрешено... Нет, она сама все решила, не доверившись никому. Может, так даже лучше, не для нее, для всех. Ее мать больше не будет ронять напрасные, горькие слезы обиды на перьевую подушку, вытирая мокрые дорожки на щеках рукавом. Больше израненное женское сердце не будет болеть в груди. Может, так было бы лучше... да черт его знает, как было бы лучше! Она была лишней не только в кругу «друзей», она была лишней в мире. Ее не боялись обидеть, и ее не стеснялись предать, и только бешено рыжие волосы ядовито бросались в глаза. Она была игрушкой в умелых руках кукловода, а режиссером ее спектакля была сама судьба. Она отыграла свою драму, занавес пора опускать. Она не получит Оскар за самую трагическую роль, и стоя аплодировать никто уже не будет. Она уйдет со сцены незаметно, и на вечерний сеанс никто не придет. Все будет так, как было раньше, даже дождь не будет оплакивать такую минимальную потерю. Она ведь была не как все, другое мышление, другие поступки, другие слова... Даже внешность, она отличалась от всех. И за это ее унижали еще больше. Какой бы сильной ни была, но она все же сдалась, сломалась под натиском окружающего лицемерия, эгоистичности и фальши. Это больно, наверное... Тринадцатый этаж, как высоко, она ушла так некрасиво, это так в ее стиле. Ушла навсегда, безвозвратно, без слез. Тихо, незаметно и без шумихи, так, как было положено именно ей. С одной стороны, большое потрясение, шок, но с другой, до боли предсказуемо, я знаю всю тебя, каждую частичку твоей несуществующей уже души. Всем все равно, а мне? Мне же ведь тоже, нет смысла скрывать. Мне так же плевать, как и было раньше. Плевать на тебя и твою кончину, ведь так было еще давно, ты это знала. Твои рыдания тоже ничего не значили, хотя, ты ведь и не плакала никогда, только безмолвно кричала. Зажав рот холодными ладонями, кричала о несправедливости и жестокости. Наедине с собой, оставаясь одна, до хрипоты в голосе, в перерывах срываясь на шепот. Но одна, чтобы никто не увидел твоей слабости, не посмел насмехаться, упиваясь в твоем безумии, в этой эйфории твоих страданий. Пора прекращать, ее не вернуть, да и никому это не нужно, не нужно и мне... Она уснула, пропала для этого мира, ее больше нет. Ее история закончилась, почти не имея начала, а ведь продолжения не будет, да и зрителей же никогда не было. Все пойдет своим чередом. А что случиться со мной? Пф, я не исключение. Допью виски в этом до омерзения прокуренном пабе, оставив на барной стойке чаевые, неспешно шагая по опустевшим улицам одного из спальных районов Москвы, направлюсь в свою двушку на окраине...