***
- Еще одну карту. Ха! Блэк-джек! Ребята, я снова выиграл! - Кирк очаровательно улыбнулся товарищам по несчастью. Далекая от интеллектуальности карточная игра ему уже порядком поднадоела, но это все равно было лучше, чем тупо смотреть в стену и медленно сходить с ума. В этом гостеприимном месте Джим находился всего-то второй день, но уже неплохо общался с сокамерниками. Для человека, выросшего в детдоме, влиться в подобную компанию было не сложно. - Везучий же ты, зараза! - беззлобно возмутился один из проигравших. - И не говори! Сам себе завидую! - ухмыльнулся Кирк, игнорируя желание горько рассмеяться. Везучий... Боже, если бы кто-нибудь знал, как хреново быть Джимом Кирком... Но никто не узнает, незачем. Проще продолжать улыбаться. Не для сокамерников, нет... Даже не для себя... Просто не хотелось бы без боя сдаваться судьбе, которая так с ним обошлась. Джим не смог бы сейчас сказать, от чего его ломает больше: от желания принять дозу или от невозможности хотя бы увидеть проклятые звезды... Пусть не отправиться к ним, но хоть издалека посмотреть... Наверно, это было каким-то психическим отклонением или чем-то в этом роде, но Джима тянуло к этим огонькам так, словно там был его дом... Словно только там он и мог быть счастлив... В детстве он, по глупости, рассказал об этом приятелю, потом пожалел. Посмеивался над "недоделанным Гагариным" весь детдом. Ну, ровно до тех пор, пока Кирк не научился пресекать такие вещи. А научился он быстро... Так в одиннадцать лет Джим оказался поставлен на учет в детскую комнату полиции... - Еще кон? - предложил Джеральд. - Не. Сейчас уже на обед идти... - отказался Кирк, у которого от неприятных мыслей пропало всякое желание играть. Впрочем, после обеда стало совсем не до воспоминаний. Еще ковыряя гнутой ложкой в том, что здесь называли едой, Джим начал ловить на себе весьма недвусмысленные взгляды компании, сидящей за соседним столом. Вот же черт! Об этой проблеме Кирк как-то и не задумывался, а ведь с бывшими заключенными общался не раз... Изнасилование - дело тут вполне обычное. Джима передернуло от омерзения, содержимое тарелки, и раньше напоминавшее по вкусу пластик, совсем перестало казаться чем-то съедобным... Нет, он думал, что ему давно на все плевать, и готов он уже на все, но... Нет. Есть все-таки какие-то рамки, за которые он никому не позволит выйти... Вот только станут ли его спрашивать?.. Спрашивать его не стали. Его подловили на кухне, сегодня была его очередь мыть хренову посуду... Четверо мужчин вышли из-за стеллажа почти бесшумно... - А ты симпатичный! - заметил один из них. - Спасибо! - лучезарно улыбнулся Джим. - Я в курсе, - он действительно был в курсе, что его внешность весьма привлекательна. И сейчас его это совсем не радовало... Один из парней, очевидно, главный, сделал шаг вперед. - Ты не понял, малыш. Ты мне нравишься! - Кирк подумал, что если бы он все же впихнул в себя обед, то его бы сейчас точно вырвало. - Да нет, радость моя, это ты, походу, не понял. Я не по этой части. То есть: не гомосек и не зоофил. Так что вы, ребята, меня точно не заинтересуете. Интересно, получилось у него за насмешливым тоном скрыть страх? Да что там, почти ужас... Парень сделал к Джиму еще один шаг, не переставая улыбаться. Ну, ладно, по-хорошему им не объяснить... Резко разворачиваясь, Кирк ударил в лицо противнику алюминиевой кружкой. Не Бог весть, какой кастет, но лучше чем ничего... Плеснуть мыльной водой в глаза следующему... Стоп, а тут же где-то и кипяток был! А вот и он... Кхм, наверное, жестоко получилось... Джим готов был драться до последнего. Дольше, чем до последнего... В силу среднего телосложения, он никогда не считал себя особо серьезным бойцом... Но сейчас откуда-то силы взялись... Да, так ребята понимали гораздо быстрее. По крайней мере, они явно отказались от идеи поразвлечься с Джимом и теперь просто и незатейливо пытались набить ему морду. Ну, тут у них были все шансы, все-таки один на четыре - расклад заведомо проигрышный... Ну это уже не критично и не впервой... Наверно, они очень громко шумели, потому что топот охранников в коридоре послышался довольно быстро. Наверно, это и спасло Кирку жизнь. Его противники быстренько удалились, не желая иметь дело со смотрителями. Сам Джим тоже не против был удалиться, но встать упорно не получалось.***
МакКой домучил отчет и откинулся в кресле. Его смена кончилась несколько часов назад, и он давно мог бы идти домой, но он не торопился. Ему было по большому счету все равно, где торчать: на работе или в съемной двушке, напоминавшей по габаритам одиночную камеру... Хотя, тут есть интернет, а там нету, так что рабочий кабинет все же предпочтительней... Со стороны можно было подумать, что МакКой любит свою работу... Нет, доктор ее люто ненавидел, но другой пока не было. Не всем нужен врач с ПТСР, травматическим расстройством психики. Еще один приятный сувенир, оставленный годом службы в Ираке. Ну, кроме аэрофобии и стойкой неприязни к правительству... А здесь, в тюремном лазарете, работать хотели не многие. Во-первых, платили копейки, а во-вторых, контингент не ахти... МакКою уже не раз пытались угрожать, требуя всевозможные справки, щадящие режимы, признание недееспособности... Ага, нашли, кому угрожать. Леонард, в общем-то, мог ту самую недееспособность организовать... Навыки позволяли, да и свихнулся он достаточно, чтобы не думать о последствиях... Так что репутацию здесь МакКой имел весьма громкую и неблагозвучную. Хотя, на это ему тоже было плевать. Насколько он знал, заключенные прозвали его "Боунзом", черт знает, почему. Впрочем, звучало не так уж плохо... МакКой был занят разборкой документов, когда ему притащили нового пациента. Вот черт, ни минуты покоя! Теперь возись с ним... Работая на зоне, быстро перестаешь сочувствовать пациентам. Ну то есть трудно сочувствовать убийцам, насильникам и прочим представителям местной общественности. Меньше заключенных Леонард любил только начальника тюрьмы и правительство, объявившее войну Ираку... Пациентом оказался совсем молодой белобрысый парнишка с разбитым лицом и, кажется, внутренними ушибами... Почему-то он показался доктору разительно непохожим на других заключенных. Где-то в душе даже шевельнулось почти забытое сочувствие... Стоило доктору коснуться запястья пациента, чтобы проверить пульс, как тот дернулся и попытался отстраниться. Ну, понятно, что с ним пытались сделать... Еще одна вещь, за которую МакКой ненавидел заключенных... Однако открыв глаза - вернее один глаз, так как второй у него откроется еще не скоро, - и, очевидно, различив медицинскую форму МакКоя, парень заметно расслабился и даже попробовал вызывающе улыбнуться. Почему-то эта попытка скрыть боль и страх за напускной бравадой окончательно добила Леонарда. Вспомнилось, как улыбались ребята в его взводе перед тем чертовым вылетом, ставшим для многих последним... Захотелось прикончить начальника тюрьмы, позволяющего здесь подобные вещи... А еще остро захотелось чем-то помочь этому мальчишке, о котором он даже ничего не знал... Не лекарствами, нет, это все и так понятно, свою работу он хоть и не любил, но выполнял на совесть всегда. Но сейчас, почему-то, хотелось сделать больше...