Кикимора и Алеша Попович

Кикимора вошла в небольшую лубяную избенку, громко топая кривыми ногами, остановилась посередине и глядь – лежит на печи Алеша Попович, сухари грызет. - Тебе чего, бабуль? – добродушно улыбнулся он. Страшилка посмотрела по сторонам, почесала затылок под косынкой и неловко молвила: - Так это… Кикимора я. - Очень приятно, а я Алекс, - продолжал хрустеть добрый молодец. - Так это… - бабка совсем растерялась. – Я пришла младенца украсть. - Какого младенца? – удивился Алеша. – У нас здесь нет младенца. Кикимора вздохнула. - Снова адресом, что ль, ошиблась? От дура старая! - Слышь, бабуль, - заинтересовался вдруг богатырь. – А по что тебе младенчик-то? - Так это… положено. Говорю же – Кикимора я. Неужель, не слыхал? - Не-а. Да шут с ней, с лялькой. Ты проходи, чай попьем, – радушно улыбнулся Попович. – Я сейчас самовар поставлю. Страхолюдинка недоверчиво покосилась на спрыгивающего с печи молодца и на всякий случай сделала шаг назад. - Да не бойся, бабуль, я пенсионеров не обижаю, - он добродушно хлопнул ее по плечу, и Кикимора согнулась пополам. – Нда, дела, - почесал подбородок Алеша, помогая гостье выпрямиться. – Что ж ты себя так запустила? Тощая совсем. Пенсия, наверное, маленькая? - Так это… Кикимора ж я, - в последний раз попыталась гроза всей округи. – На болоте живу, людей пугаю, младенцев краду, соль ворую. У-у, - она выпучила глаза и подняла над головой костлявые руки. Алеша Попович расхохотался и захлопал в ладоши. - Ну, даешь! Раньше в театре работала поди? Талант, талант! - Так это… - бабка запнулась и махнула рукой. – А, давай свой чай! На болоте страсть как сыро, все суставы хрустят аки сухари твои. - Садись, бабуль, садись, - Алеша услужливо отодвинул деревянный стул. - Ой, горяченькой, - радостно заулыбалась Кикимора. – А конфетки-то у тебя с цукатами али пресные? - Обижаешь, баба Кика, - выпрямился во весь рост добрый молодец и начал расставлять перед ней вазочки. – Вот эти с цукатами, вот эти с орехами, вот эти с мармеладом. Угощайся! Просидела старушенция в гостях цельный час, пять кружек чая испила, две вазочки конфет искушала, остальное в карман себе ссыпала. По душам разговаривали, байки травили: Алеша ей про дела свои ратные сказывал, а она ему – про Водяного ворчливого. - Засиделася я тут у тебя, - засобиралась домой Кикимора, - а мне ужо отчаливать надобно. - Темнеет, бабуль, - выглянул в окно богатырь. – Мож, проводить? Места у нас неладные – ведьмы всякие ходят, говорят. А ты вона какая щупленькая, худенькая – любой пополам переломит. - Так это… - бабка в ступоре уставилась на розовощекого хозяина, а потом вдруг улыбнулась беззубой улыбкой. – Не, милок, не надо. Я старая, никому не нужная. Не боюсь. Сама дойду. - Ну, как знаешь, - развел руками Алеша. - Только ты это… - старушка обернулась в дверях и робко поежилась, потупив взор в половицы. – Если вдруг Водяной будет спрашивать, ты скажи ему, что Кикимора приходила, мол, жуть болотная, перепугала до смерти и всякое такое. - Да базара нет, бабуль, скажу! – не возражал добрый молодец. – Ты заходи в следующий раз – у меня еще варенье есть. - Варенье? – встрепенулась бабка, глаза засияли. – Приду, милок, приду! Когда за Кикиморой захлопнулась дубовая дверь, Алеша Попович достал мобильный телефон и набрал несколько цифр. - Илюха? Все пучком! Скажи народу, пусть прекращает папоротник в лесах изводить. Мировая бабка!