Исключительное право

Они говорили, я тщеславен. Наивные. Голос тщеславия замолк в моей голове ещё до того, как счёт моих убийств пошёл на первую сотню. Ещё до первой планеты, сошедшей с орбиты, обращенной в руины или познавшей прелести ядерной зимы. Ещё до того, как я заслужил звание эксперта по дезинтеграции. Они говорили, я кровожаден. Нет. Моя скука никогда не требовала развеять её пытками или забавными зрелищами вроде лопающейся в огне белковой кожи или предсмертного хруста трансформационной шестерни. Я насмотрелся на самые красочные портреты агонии и ужаса. Эти виды не любопытнее какого-нибудь паршивого заката или рассвета. Они естественны, как Большой Взрыв и тепловая смерть Вселенной. Это часть первозданной красоты, венчающей симфонию созидания и разрушения. Эти твари, так называемые «живые души», презирают и низводят деструктивную гармонию лишь из своего мелочного страха смерти. Страха, который неведом мне. Они говорили, я лишился разума. Я спокоен и отдаю себе отчёт не только в собственных мотивах и поступках, но и в мотивах и поступках всех окружающих. Всего этого сброда. Свиты. Шайки. О, я угадываю их мысли ещё до того, как их процессор подаст сигнал вокалайзеру. До того, как они откроют рот. До того, как выдадут себя неловкими жестами или подобострастной мимикой. Они как планеты, бессильно болтающиеся вокруг меня на своих орбитах. И я, только я занимаю 99,99% пространства везде, где бы я ни находился. Они говорили, я помешался на Мегатроне. Грязно-серый крикун со своими прибаутками и далеко идущими планами, на самом деле, беспокоит меня не больше, чем кусок ржавой арматуры, застрявший в коленном шарнире. Он навредил мне больше, чем кто-либо другой, но его привилегия лишь в том, что он заслужил смерть именно от моих рук. Тех самых рук, которые Россум с его подачи нашпиговал унунтрием. И конечно, как для любого бойцовского пса, для меня выковали самый строгий ошейник и самую прочную цепь. Только они не поняли, что создали не шавку, а Цербера, который охраняет вход туда, откуда выхода нет. И не просто охраняет, а царит там, безраздельно. Они не поняли, кем мне суждено стать. Что мне суждено узурпировать. Владеть чьей-то жизнью до умопромрачения нудно, гонять в бой армии или рулить цивилизациями - самый бестолковый вид власти. Я не падок на лесть. На славу. На богатство. Нет, мои амбиции простираются намного дальше. Ни одна смерть в обозримом будущем не обойдётся без меня. Ни одно разрушение. Жизнь найдёт себе дорогу всегда, проклюнется сквозь любую коррозию, по молекуле конденсируется на самом заброшенном участке космоса, срастётся из самых мелких осколков. Поля для приложения моих сил мне хватит до взрыва тех звёзд, которые ещё не родились. А смерть... будет принадлежать мне. На самых исключительных правах.