Dinamiche di scala

1. Mezzo piano Грэм восхищается Лектером. Его спокойствием, осанкой, благородным лицом, умом, красивой речью, вкусом в одежде. Лектер вообще выглядит и разговаривает так, словно только-только сошел со страниц потрёпанной временем книги об эпохе Ренессанса, которую Уилл – тогда ещё школяр – читал в юности. Каждая мелочь в Ганнибале заслуживает восхищения, и Грэму хочется хотя бы немного походить на него, но разве это возможно? — Части тела. Всегда части тела или органы. Наш убийца, похоже, очень любит собирать трофеи. В памяти всплывают ужасающие подробности убийств, и Уилл прикрывает глаза, чтобы поскорее избавиться от досаждающих образов, а доктор Лектер смотрит на него изучающе и заинтересованно, по-кошачьи, чуть склонив голову. Профессиональный интерес или нечто большее? 2. Grave Ганнибал задумчиво и осторожно прикасается изящными пальцами правой руки к светлым волосам задремавшего в его кресле Уилла. Красные подтяжки на фоне белой ткани рубашки кажутся кровавыми. Лектер думает о том, что бедному Уиллу очень идёт красный цвет. 3. Crescendo Уилл склоняется над изуродованным трупом пятой жертвы Потрошителя. Это второй труп всего за пять дней. У жертвы вырезаны печень и почки. Грэм старается не вдыхать отвратительный запах человеческой крови. В памяти неосознанно всплывает воспоминание о жене Гэррета Хоббса. Она пахла так же, когда Грэм опускал на пол её безжизненное, изрезанное тело. Так же пахла дочь Хоббса. Так же пахли руки Уилла, когда с них на кафельный пол стекала её кровь. Так же, но совсем неуловимо пахнет от кого-то из знакомых Уилла, и запах этот даже в памяти мешается с тонкими ароматами шафрана, мускуса и имбиря. Уилл дрожит и отступает назад, а потом опрометью бросается к своей машине, провожаемый недоуменными взглядами других следователей и Крофорда. 4. Sforzando Самолёт взлетает на тридцать пять тысяч футов. Уилл оставляет позади Чикаго и думает лишь о своем уютном доме в Вашингтоне. Он пьёт горькое мартини, предложенное ему стюардессой в идеально отглаженной юбке-карандаше. Ему удается успокоиться. Но когда он закрывает глаза и откидывается на спинку кресла, перед его мысленным взором вновь встает мёртвая миссис Хоббс. Мгновение спустя очертания её лица принимают очертания лица Молли. Уилл стонет и думает, что еще чуть-чуть — и ему снова придётся ложиться в психиатрическую лечебницу. Грэм сходит в аэропорту Вашингтона и почти бежит покупать билет до Балтимора. Обратный билет он не берёт. 5. Ad libitum Уилл растерянно пятится назад до тех пор, пока лопатками не упирается в холодную стену кабинета доктора Лектера. — Доктор Лектер… — Голос предательски садится, падает до хриплого шёпота. — Просто позвольте мне одну небольшую прихоть, Уильям. Всё это останется в пределах этой комнаты, я обещаю. И психотерапевт, вцепившись холодными руками в запястья Грэма, целует его в сухие, обветренные губы. Позволив подобную "прихоть" один раз, Уилл понимает, что этим не ограничится. Это подобно наваждению, но Уиллу наплевать, потому что скользящие по скулам и шее губы на время позволяют ему сдёрнуть с глаз кроваво-красную завесу. К тому же... Разве может быть плохим то, что кажется таким правильным? 6. Piano — Соберись, Уилл, — тихо говорит себе Грэм, сжимая во вспотевших руках диктофон и глядя на разложенные на полу снимки. Он закусывает ноготь на большом пальце, памятуя о том, как Ганнибала раздражает эта его привычка. — Ты должен думать, как убийца... — Если ты собрался думать, как убийца, — Молли заходит в комнату, чуть слышно шелестя подолом шелкового халата. Она не смотрит на мужа, зато Уилл видит её напряженные губы, плечи, руки, сведенные к переносице брови. Молли не хочет понять, что Уиллу нужно покончить с Потрошителем, ведь весь мир крутится только вокруг неё и её сына, — то в такие моменты держись, пожалуйста, подальше от Вилли. Молли порой действительно раздражает Грэма, и он безумно рад, что ему есть куда сбежать от неё. 7. Ritardanto «Доктор Лектер просто помогает мне не свалиться в ту пропасть, из которой я однажды еле выкарабкался», — пытается убедить самого себя Уилл, стоя перед большим зеркалом и завязывая галстук. Голос в его голове звучит так, будто он, Уилл, репетирует речь для выступления на выпускном. Если Молли спросит, почему они — Уилл и Ганнибал — так много времени проводят вместе, Уилл скажет ей эти же слова. Скажет, выкрикнет или прошепчет. Это — не важно. «Просто помогает», — мысленно продолжает повторять Грэм, словно какую-то мантру. Он наконец заканчивает с узлом, равнодушно оглядывает собственное мутное отражение в запылённом старом зеркале. Галстук кровавым пятном выделяется на фоне мятой белой рубашки, а ставшие привычными тёмно-красные подтяжки рядом с ним выглядят едва ли не бордовыми. Полная безвкусица, но Уиллу плевать, как плевать и Лектеру, ведь одежда — тоже далеко не главное. 8. A tempo Очередное воспоминание о Хоббсе выбивает Уилла из колеи прямо в кабинете Лектера. — Я думаю, что не выдержу, если такое снова повторится, — тихо выдыхает он в плечо психотерапевту, сидя рядом с ним на большом кожаном диване. Пот мелкими градинами стекает у него по лбу. — Вам нужно выработать в себе привычку к абстрагированию, Уилл, — тихо и успокаивающе, словно ребёнку, отвечает Лектер, касаясь губами его солоноватого виска. И Уилл искренне благодарен ему за эти невесомые, осторожные прикосновения, ведь они, в самом деле, были и остаются тем спасательным кругом, что пока удерживает Грэма на плаву. – А может, Вам просто нужно как следует отдохнуть от всех ужасов, на которые вы насмотрелись в последние дни. Порой Уиллу кажется, что Ганнибал — единственный, кто может понять Грэма, и единственный, кто может принять его таким, какой он есть. Именно поэтому он нисколько не смущается, когда Ганнибал разворачивает его лицо к себе и, заглядывая своим спокойным уверенным взором в его напуганные глаза, мягко целует. 9. Accelerando Уилл склоняется над трупом браконьера. Шестая жертва. Бедняга подвешен на крюках, вбитых в стену, и буквально изрезан, изрублен, разодран на части. В теле торчат стрелы, ножи, маленький топорик и какие-то иные охотничьи принадлежности. — Что-то Потрошитель зачастил, — говорит Крофорд со вздохом. Уилл кивает, но ничего не отвечает. Позже ему кажется, что раны и поза жертвы что-то напоминают ему, но он никак не может вспомнить, что именно. 10. Andantino Ганнибал играет на клавесине, его тонкие сухие пальцы ловко перебегают с клавиши на клавишу. Уилл подпирает голову рукой и глядит на подсвеченный свечой изящный профиль Ганнибала. Когда Ганнибал прекращает играть, свеча почти догорает, а Уилл клюёт носом. — Это Вы написали? — позёвывая, спрашивает он. — Увы, — Ганнибал улыбается, — Бетховен. Двадцать третья соната. Уилл чувствует себя дураком, но улыбается в ответ. — Красиво. — Без сомнений, — склоняет голову Ганнибал. — Это он потерял слух, но продолжил писать музыку? — Именно. Причём самые его великие произведения были написаны именно в тот период времени, когда он уже ничего не слышал. — Удивительно. — Уилл опять чувствует себя дураком, ведь он не может вспомнить ни одного из произведений Бетховена, кроме, пожалуй, «Für Elise». — Наверное, для этого нужно нечто большее, чем просто талант. — Да, — мягко соглашается Ганнибал, опуская крышку на клавесин. — Утратить слух и продолжать играть — как потерять язык, но всё равно распознавать винный букет. Уилл морщится: он и с языком ничего не чувствовал. Ганнибал не раз говорил, что, вздумай он отравить Уилла, яд в вине Грэм не заметил бы никогда. 11. Fine Тяжелая старинная книга выпадает из рук Уилла и с гулким грохотом падает на пол, так и оставаясь раскрытой на странице с иллюстрацией «Ранения человека». Кусочки жуткой, невероятно сложной мозаики сложились воедино. Уилл наконец чувствует горечь вина, чувствует ту ядовитую белую крупицу в его букете. Чувство предательства захлестывает Уилла раскаленной железной плетью, на миг выбивая все прочие мысли. И он не знает, что делать, где-то на периферии сознания всё ещё отказываясь верить в открывшееся. Он разворачивается, не зная, зачем, не зная, что ожидает увидеть. И принимает удар. Револьвер, такой бесполезный сейчас, даже не заряженный, падает на пол. Нож для резки линолеума в животе Грэма ощущается не так ясно, как в очередной раз скользнувшие по скуле сухие губы. И без того гнилая конструкция под ногами Уилла начинает рассыпаться в прах, а боль — в душе или теле? да какая к чёрту…?! — разрывает все его существо на тонкие волокна. Кровь ярким пятном расползается по белоснежной рубашке, теперь уже настоящая, только в свете ламп она кажется чёрной. Уилл пытается втянуть ртом воздух, но у него ничего не выходит, и ему остается только мелко дрожать, цепляясь вмиг ослабевшими пальцами за рубашку своего... кого? Друга? Любовника? Убийцы? — Тише. Не шевелись. Это шок, ты же знаешь. — Спокойный, непринужденный и даже ласковый голос Лектера над ухом Грэма, казалось, разрывал барабанные перепонки. — Я не хочу делать больно. Начнётся головокружение, сонливость. Не сопротивляйся им. Смерть нежна... Ганнибал ещё глубже всаживает острие ножа в живот Грэма, прокручивает его, сильнее прижимая к книжному шкафу. Потом он опускает чуть подрагивающего следователя, отчаянно борющегося с собственным оцепенением и нестерпимой болью, на пол и выдергивает из его тела нож. Грэм остекленевшими льдисто-голубыми глазами смотрит на склонившегося над собой Ганнибала, чувствует его дыхание на своем лице. — Я привязался к тебе, Уилл, — Ганнибал аккуратно очерчивает кончиками пальцев подбородок Уилла, — но любая привязанность губительна. Привязанность — это слабость. Особенно в моём случае. Ты стал моей слабостью. — Ганнибал вздыхает с грустью, возможно, даже искренней. — Жаль, что до этого дошло, но у пьесы должен быть финал. Уилл всё ещё борется с собственной слабостью, пытается дотянуться до револьвера, но мышцы больше не слушаются, и ногти следователя лишь слабо скребут по паркету. — Ты очень редкий экземпляр, Уилл, я восхищен твоей стойкостью. — Голос Ганнибала больше не рвёт перепонки, теперь он похож на шелест ветра среди камышей. — Думаю, я съем твоё сердце. И когда он склоняется, чтобы коснуться губами лица Уилла, тот бездумно нащупывает на полу выпавшие из колчана сувенирные стрелы и из последних сил вонзает их в бок Ганнибалу. 12. Funebre Молли плачет, рыдает, сыплет проклятиями, раз за разом повторяет, что она всегда была права, что она всегда знала, что что-то с Ганнибалом не так, но не хочет и не может понять, как тяжело Уиллу раз за разом слышать его имя или фамилию. Он пытается абстрагироваться, как учил его Ганнибал, но ничего не выходит. Колесо про́клятой мельницы всё крутится и крутится. Иногда Молли уходит, вопя о том, что больше не вернётся. И всё-таки возвращается. Уилл фальшиво улыбается в ответ, слабо просит прощения, хотя сам не понимает, за что. Рутина. Дни летят, но не вперёд, а куда-то вниз, как сорванные ветром листья деревьев. Грэм ловил бы их, если бы не то положение, в котором он оказался. Выводная трубка в животе доставляет неудобства не больше, чем беспрестанно мечущиеся в голове мысли, когда Грэм мнёт в руках всё-таки дошедший до его палаты свежий выпуск "Тэтлер" с Ганнибалом-каннибалом на первой полосе. Надо спрятать под подушку, смутно думается Уиллу, иначе забегающий время от времени Джек разнесёт всё, до чего сможет дотянуться. Уилл так и делает, и чёрно-белый Лектер прячется под свежим белым хлопком. От Джека снова пахнет палёной бумагой, и этот запах отдаёт досадой. Грэм знает, что Крофорд снова жёг на заднем дворе письма Ганнибала. Повергнутый Потрошитель — нет, не Потрошитель, а доктор Ганнибал Лектер — вряд ли в восторге от того, что трагичный авторский финал был заменён на другой, более светлый: тот, где добро побеждает. Но следователь Грэм разницы между ними почему-то не видит. Не хочет видеть? Иногда Уилл думает, что было бы куда лучше, если бы Ганнибал всё-таки одержал верх. 13. Feroce Лектер продолжает заваливать письмами Грэма. Письмами, которые так и не найдут своего адресата. Джек бесится, давит на Чилтона, но какое дело до всего этого Фредерику, если этот хорёк только и думает о том, как бы изловчиться и пролезть в мозг волка, а после содрать с него шкуру и повесить у себя в гостиной. «Дорогой Уилл»... Джек разочаровался в пламени, теперь Джек топит письма в ближайшем туалете. Рвёт на мелкие кусочки и позволяет воде подхватывать слова, самое часто встречающееся из которых — «Уилл». 14. Mesto Уилл наконец покидает отвратительно белые стены больницы и направляется прямиком в услужливо распахнутые перед ним двери психиатрической лечебницы. Ганнибал как-то говорил, что смена обстановки всегда оказывает благотворное влияние на уставшего от жизни человека. Ганнибал, Ганнибал, Ганнибал… Даже теперь, когда Лектер в заключении и над ним кряхтит Фредерик Чилтон, он не даёт Грэму покоя. Нет, письма до Уилла по-прежнему не доходят — даже когда он выписывается. Но всё же… Иногда Уилл слышит по радио двадцать третью сонату Бетховена, иногда, на редких официальных встречах, пьёт то же вино, что обычно подавал за столом Ганнибал. Редкие любовницы, бывает, скользят губами по его лицу почти так же, как это делал Ганнибал, и от всего этого в животе у Грэма всё сжимается в тугой отвратительный комок. 15. Abbandono Уилл чинит лодочный мотор. Стирает пальцы в кровь. Молли обрабатывает раны мужа и радуется, что Уилл сам предлагает выключить свет, когда они занимаются любовью. Она не может видеть длинный уродливый шрам внизу живота бывшего следователя, а бывший следователь не может видеть её подрагивающее в оргазменной истоме тело, потому что память неизменно подбрасывает ему воспоминания о том, как он сам — так часто! — дрожал в сухих руках Ганнибала, до хруста вытягивая под ним ноги, когда мокрый от пота шёлк (атлас?) приятно холодил нагую спину. 16. A nuovo Уилл снова перебирает в руках кровавые снимки, снова не может заснуть по ночам, снова неотступно думает о крови и убийствах. Правда, теперь уже некому успокоить Грэма. Молли — плохая замена. Она не может успокоить, наоборот — это её надо успокаивать. Кто бы мог подумать, что Уилл Грэм снова встанет под начало Джека Крофорда. Он пытается думать о Зубной Фее, но не может, потому что мысли его беспрестанно возвращаются к Лектеру, а руки тянутся к чуть покалывающему шраму на животе. Уилл прекрасно понимает, что Крофорду плевать на его аналитические способности, что ему нужно лишь, чтобы Грэм уломал Ганнибала на помощь следствию. Джек мог бы рассказать о том, что когда он сам попросил Лектера о помощи, тот только и спросил, где сейчас находится Уилл Грэм. Джек мог бы рассказать о том, что Ганнибал Лектер похож на одержимого — и одержимого им, Уиллом Грэмом. Но Джек не станет ничего говорить, ведь Уилл — умный мальчик, он поймёт всё сам, особенно когда всплывёт полное отсутствие зацепок и понимания происходящего. И в один момент Уилл отшвыривает от себя снимки, закрывает запавшие от долгих бессонных ночей глаза. Зацепок действительно нет. Совершенно никаких. Время утекает в песок — тот самый, что Уилл оставил ещё там, в Марафоне, где море изо дня в день лениво лижет прибрежную полосу. До полнолуния остаётся всего ничего. Уилл берёт телефон и набирает номер Джека. На часах три часа ночи, но Крофорд поднимает трубку после первого же гудка, и голос его кажется свежим и бодрым. — Мне нужно повидаться с Лектером, Джек. Нужно, но только ли ради поимки Зубастика?

10 февраля 2014, 19:06