Вера

С самого начала у нас было не так много времени. Смерти одна за другой отхватывали по куску наших душ, убивая глубоко изнутри, нанося неизлечимые раны ядовитыми когтями. А вскоре и вместо двух душ осталась лишь одна. Всё неотвратимо стремилось к истончению времени. К его исчезновению. И невозможности коснуться друг друга. Я открываю глаза, запоздало вдыхая и стискивая пальцами правой руки край пледа. Тяжёлая пелена сна сходит нехотя, оставляя после себя глухо бьющие удары эха. Беспомощно простонав, отворачиваю лицо и опускаю ресницы. Шаги за дверью заставляют кое-как подняться и сесть в постели. ─ Нии-сан? Уже проснулся? – ты заглядываешь в комнату, и я слабо киваю вместо ответа. ─ Как чувствуешь себя? В голове мучительно вспыхивает детское лицо и смеющиеся тёмно-карие глаза. ─ Всё в порядке, – губы немеют от улыбки. Ты подходишь, выдыхая и медленно сводя большой ладонью по моей щеке. Медленно. Бережно. Боясь поранить. Изламываю брови и перехватываю за запястье, поднимая взгляд. ─ Правда, – шепчу одним дыханием. ─ Ты никогда не умел лгать, братик, – будь ты рядом со мной, ты бы наверняка улыбнулся, как умел тогда. Склонённая на бок голова и короткая улыбка одними уголками губ. Будь ты рядом. Я тянусь лицом навстречу, сглатывая и нерешительно цепляясь левыми пальцами за твое плечо, в шестеро большее моего.Ты не отстраняешься, покорно опускаясь на край постели и потянувшись навстречу. От движения одеяло соскальзывает вниз по груди, и ты резко вдыхаешь, когда я касаюсь губами железного края скулы. ─ Нии-сан?.. Я утыкаюсь лбом в плечо, закусывая губы. ─ Прости. Ты мягко опускаешь ладонь на спину, коротко гладя вдоль позвоночника: ─ Всё в порядке. И от твоего голоса закусываю губы ещё сильнее, зажмуриваясь. Беспомощность. Мучительное осознание собственной беспомощности высасывает крохи жизни из иссохшей души, оставляя после себя единственное желание забыться. Вместе с тобой. ─ А кто был твоей первой любовью, Эдвард? Я запинаюсь, неловко смеясь: ─ Физика, разумеется. Какой глупый вопрос. Хайдерих фыркает в сторону и цепляет длинными пальцами ручку чашки. Невольно провожаю движение глазами и почти сразу отвожу взгляд в сторону. ─ А если мой вопрос не о точных науках? ─ С каких это пор физика считается точной наукой? – привычно возражаю, опустив чайную ложку в свою чашку. ─ И всё-таки? Под пристальным взглядом голубых глаз слова застревают в горле. ─ Я не влюблялся... ─ Вот как, – тише договаривает Хайдерих, не отворачивая лица. Я привык к его улыбке. К манере речи, движениям. Но к его взгляду, кажется, я не привыкну никогда. Пронзительно-нежный. Щемяще-нежный. Словно он смотрит не на человека, потерявшего брата во времени, а на искалеченного котёнка, что боится дотронуться лапой до блюдца с молоком. Что с нами стало? Дни утягивают за собой недели, месяцы, годы, один за другим, снова и снова. Без тебя. С тобой. Четвертый год жизни с Хайдерихом постепенно вдыхает в душу робкий намёк на надежду. Беспомощность из последних сил бьётся где-то на грани отчаяния, умоляя отпустить или вернуться. Он прежде говорил, что я сильный. ─ Ты сильный, Эдвард. Сильнее человека я не встречал. А следом шёпот в раскрытые губы: ─ Я с тобой, верь мне. Зажмуренные ресницы и мучительные жгучие слёзы, обжигающие глаза, не чувствовавшие боли уже несколько лет. А потом хрупкое подобие сохранности разбивается. Тёмно-карие глаза, повзрослевшее лицо и высокий рост. Судорожные объятья длиною в вечность примерно с секунду, кажется, обжигают лопатки сквозь пальто теплом ладоней. ─ Я наконец смог найти тебя. Эхо слов ударяется в самые виски, круша настоящую жизнь своим существованием. Что я должен говорить? Что с нами стало? Долгие разговоры, непривычный смех и несмелые прикосновения. К локтю, плечам, лопаткам, спине. Нерешительные, осторожные. Нежные. Я поднимаю ресницы, тихо смеясь: ─ Тебе не нужно больше так осторожничать. Ты виновато киваешь, отводя глаза: ─ Это привычка. Прости. Вопросов о жизни без тебя было всего несколько, не так много, чтобы что-то понять, и не так мало, чтобы появилась мысль, что тебе всё равно. Один из них был, разумеется, о Хайдерихе. И, конечно же, мне не хватило смелости сказать, что я спал с ним. Что я, пользуясь нежностью, согревал искалеченное тело и душу постелью Хайдериха. Я первое время надолго задерживал взгляд на тебе, отмечая высокий рост, срезанные волосы и тёплые карие глаза. Твои движения и даже тембр голоса были для меня новыми. И я старался не брать в голову, что при взгляде на твои руки я думал о том, каким был бы секс с тобой. ─ Нии-сан, ты будешь клубнику или киви? ─ И то, и то кислятина, – не сразу отзываюсь я, не отвлекаясь от чертежей. ─ А если я предложу с йогуртом? – ты останавливаешься у стола, уперев ладони в бока. Я вижу, как тебе не нравится мой отказ, и неохотно соглашаюсь: ─ Можно и йогурт. Быть может, со мной что-то не так? Подперев щеку ладонью, я неотрывно смотрю, как ты режешь фрукты в пиалу. Быть может, после того, как нас расшвыряло по мирам, во мне что-то надломилось, перестав работать нормально? Ты ведёшь себя мягко, внимательно и всегда стараешься быть рядом. Но ты и до этого всегда себя так вёл. А я… Я всё ещё пытаюсь найти какую-то другую причину всему, пытаюсь придумать объяснение своим лихорадочным снам. Звяканье ложки о тарелку взбивает мысли тонким венчиком, не давая сосредоточиться на реальности. ─ Нии-сан, всё в порядке? ─ А? – рассеянно поднимаю взгляд. ─ Всё в порядке? – терпеливо повторяешь ты. И вздыхаешь, не дождавшись ответа. – Ты опять работал до утра? ─ Угу. Ты открываешь йогурт, выливаешь в пиалу и ложкой перемешиваешь с фруктами: ─ Может, ещё бананов? Я коротко смеюсь: ─ Ты решил меня откормить? ─ Всё потому, что ты совсем исхудал, нии-сан. Работаешь да чай свой пьешь. Даже без сахара или мёда, в конце концов! Начинается… ─ И не делай такое лицо, я прекрасно знаю, о чём ты думаешь! Вот уж вряд ли. Я имею в виду не еду. Тихо смеюсь, добавляя в чай треть чайной ложки сахара под твоим пристальным и хищным взглядом. Потому что если бы ты всё знал, то не стоял бы сейчас рядом со мной. ─ Вот тебе ложка, – ты вкладываешь ложку мне в пальцы, отбирая чашку с чаем и чертежи. – Вот тебе фрукты, – придвигаешь пиалу. – Ешь. ─ Так точно, господин, – фырчу, придвигая пиалу ближе. ─ И вот тебе бананы, – ты нарезаешь кружочки поверх йогурта. – И мёд, – откуда такое рвение? ─ И весь день я проведу в ванной, – поджимаю губы, глядя на горку еды. ─ Обойдёмся без твоего сарказма, нии-сан. Ты и так ничего не ешь, – ты оскорблённо поджимаешь губы. И кто же в этом виноват, чёрт возьми?.. Я покорно начинаю есть, отодвигая комок мёда ближе к краю пиалы. Ты садишься рядом, вооружившись вилкой и нападая на омлет с ветчиной. За всё это время я удивляюсь только одной вещи. Почему ты никогда не приводишь девушек домой? Пару раз я видел, как с одной ты доходил до ворот, но в дом входил уже без неё. И ничего мне не говорил. Помню, что смутно обрадовался. Что ты не такой, как я… Что ты правильный. В отличие от своего глупого старшего брата. Я боялся вопросов о Хайдерихе. Я так панически боялся возобновления твоих расспросов о том, что было без тебя, что этот день всё-таки настал. Ты был со мной на похоронах, видел всё, что я пытался скрыть. Что мог бы предположить посторонний человек? Что мы с Хайдерихом были лучшими друзьями, работающими вместе. Лучшие друзья… Я чувствовал, что ты лишь даёшь мне время, я знал, что рано или поздно ты спросишь. И когда ты сделаешь это, я не смогу солгать, как солгал в прошлый раз. У меня язык не повернётся сказать, что… Ты буквально загнал меня в угол, остановив в коридоре. ─ Мы были близкими друзьями, – я чувствую, как лицо теряет краски. Ты упираешься ладонью в стену возле виска, заглядывая в глаза: ─ Насколько близкими? Я не могу ответить. Не могу сказать. Что будет, если я отвечу? ─ Нии-сан. Я больно закусываю изнутри губу, вжимаясь лопатками в стену. ─ Я любил его, – слова едва слышны из-за испуганного голоса. Посмотреть бы на себя со стороны и увидеть, как жалко я выгляжу. ─ Ты… был с ним? Я рывком упираюсь ладонью в твою грудь, отодвигая от себя: ─ Не надо. ─ Ответь мне, – ты перехватываешь за предплечье, коротко встряхивая. ─ Не делай такого лица, нии-сан. Просто ответь! Ты не был ошарашен. Как будто ты услышал то, о чём думал несколько лет подряд. Ты задавал вопросы, я отвечал, рассказывал, как искал тебя, как пытался вернуться, как стал жить с Хайдерихом, как узнал его, как… ─ Хорошо, – ты тихо обрываешь меня, утыкаясь взглядом в пол. Пульс слишком быстро бьётся в висках, мешая думать. ─ Успокойся, – просишь ты ещё тише, обнимая за талию и притягивая к себе. Я растерянно моргаю, поднимая на тебя глаза. ─ Не бойся так явно, – ты натянуто улыбаешься, вжимаясь лбом в моё плечо и обнимая сильнее. Я запоздало понимаю, что меня трясет. Мы стояли так, в полумраке и абсолютной тишине. Ты наверняка слышал, как моё сердце бешено стучит в рёбрах, но ничего не говорил, продолжая обнимать одной рукой за пояс. Наверное, устав ждать, что я скажу ещё что-нибудь, ты вдруг спросил: ─ Ты что-то чувствуешь ко мне? Я сдавленно вдыхаю, снова судорожно упираясь ладонью в грудь. ─ Нии-сан, прошу тебя, – ты изламываешь брови, с силой прижимая к себе крепче. – Я всё ещё помню твой поцелуй, – договариваешь так тихо, что мне кажется, будто от паники у меня начались галлюцинации. Я не могу ответить. Вместо слов я коротко киваю, опуская мокрые ресницы. Ты осторожно проводишь ладонью по щеке, соскальзывая подушечками по скуле, контуру подбородка. ─ Не бойся меня, – просишь ты, задевая губами мою щёку. – Верь мне, прошу тебя. И я поверил. С самого начала у нас было не так много времени. Но… Впервые за долгие семь лет меня отпустило от боли и горечи. Лишь спустя долгие семь лет я смог по-настоящему поверить тебе.