Январь

Гет
R
Завершён
20
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
20 Нравится 6 Отзывы 4 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

И луны бессловесность, Первобытная нежность. Позади – неизвестность, Впереди – неизбежность… Андрей Арбатский

Темная волчица мягко ступает по хрустящему снегу. Черная в землистых проплешинах шерсть мазутным пятном вгрызается в девственную чистоту леса, изменяя, делая лесной пейзаж менее поэтизированным, более земным. А снеговые перья, как пух выпотрошенной голубки, все падают и падают, оседают на спине волчицы, придавая шерсти более блеклый, спокойный тон. Один только снег делает хищницу нежнее и… человечнее? Январь. Январская сказка. У зверей не бывает календарей, они не ведут подсчетов, лишь внутренним чутьем знают об изменениях, что происходят с природой. Волчица чувствовала, что именно сегодня должно произойти что-то важное, что всегда происходит именно в это время года, но о чем она не помнит. Только ее тайна, только ее погибель и крест. Звериные глаза на миг расфокусировываются, замирают на белесом однообразии леса. Кажется, волчица что-то вспомнила. Глаза потеплели, в них появилась искра осмысленности, незаметная, подобная разве что обнажившейся из-под глухого слоя снега запорошенной и заледенелой веточке ели. Волчица выгрызает ледок между пальцами, успевший намерзнуть с того мига, пока она стоит здесь и ждет, принюхиваясь. Ей самой невдомек, чего она ждет, но звериное чутье подсказывает: это должно быть очень важно. Ветер не жалеет шерсти, волнует ее почти так, как по осени волнами гуляет по нескошенному золотистому полю. Тишину прорезают такие же осторожные, завороженные шаги. Волк, остановившийся позади нее, пахнет теплом и участием, не представляет собой угрозы. Волчица не оборачивается, зная: волк не уйдет, останется с ней. Еще ей кажется, будто он – олицетворение этой зимы: белоснежный, мягкий, нежный. Только теплый, в отличие от снежных хлопьев, морозящих нос. Волк знает, что она мерзнет. Подходит, потупив взгляд, неловко лижет в нос, будто извиняясь за что-то. Волчица насмешливо смотрит на него… и вдруг вспоминает, воссоздает полубредовые видения, оставшиеся на периферии звериного сознания. Она помнит его уже как нечто родное, давно виденное, как зимнюю сказку, которую в крестьянских семьях талдычат детям каждый год под Рождество. За год детские воспоминания стираются, подобно старой наждачке, и ребятишки вновь и вновь готовы слушать сказки, чтобы после легкомысленно забыть. А волчица сейчас тоже похожа на ребенка – вечно все забывающего, теряющего игрушки и… даже родного волка? Как посмела она забыть? Как посмел он оставить ее так надолго, что не осталось в зверином разуме зацепки, возврата к предыдущей любви? А волк – теплый, живой – до боли вылизывает ее шею шершавым языком, не желая вспоминать прошлого, которое и для него остается разрозненными лоскутами, не значащими ровным счетом ничего. Волчица рычит – радостно, чуть жалобно, с привкусом горечи и упрека, кусая его за напряженное ухо, за оледенелый нос, играя по-звериному, с первобытной нежностью. А волк вдруг неожиданно мягко и по-человечески зарывается носом в жесткую, длинную шерсть на холке своей волчицы и затихает. Они перестают быть зверьми. Они никогда не были зверьми. На смену мокрой, диковатой волчице приходит слабая человеческая девушка с косящими куда-то вниз глазами, с кофейными, коротко стрижеными волосами, теплой кожей, пропахшей терпким человеческим потом, бледная, исхудавшая, измученная. На смену волку приходит человек – сильный, высокий, статный, с пеплом в длинных волосах. Недавний зверь узнается в нем лишь по вдавленному подбородку, крупному рту и привычному оскалу – признаки, от которых оборотню не избавиться. Не вытравить из себя звероватость, присущую волчьей натуре, не лишиться человечности, полностью изменившей облик. Они оборотни – не люди и не звери. Волки – потому что преданны, потому что абсорбируются от наносного, человеческого эгоизма, гордыни, зависти. И люди – ведь зверь не умеет быть нежен, а они с упрямым противовесом любят, теплеют… Мужчина бережно обнимает девушку, заглядывает в ее глаза, ладонью проводит по щеке. Она рядом, здесь, улыбается почти по-человечески. Им не нужно слов, они не помнят голоса друг друга, зато до тончайшей ноты помнят запахи и дыхание, вырывающееся сквозь стиснутые зубы с легким свистом. Он опускает свою волчицу на не заслеженный снег, который не сможет остудить жара тел. В лесу неожиданно наступает весна. Разгоряченные души и тела плавят снег, превращают его в воду, утекающую, как само время, вдаль. Неизвестно, что будет дальше, сколько еще боги отведут им. Вода разбивается на сотни журчащих ручейков, уносится задорными капельками ртути… Ручью тоже мало времени – он скоро заледенеет, покроется прозрачной бесстрастной коркой, как эти люди, которым суждено порасти шерстью и вновь забыть этот январь. В который раз? Под поджарым телом девушки прорастает весенняя трава, колючая, ранящая мягкую человеческую кожу. Мужчина нависает над ней, ревниво, по-звериному обнюхивая. Если учует – даже едва уловимый – запах чужака, немедленно перегрызет обоим глотку мелкими человеческими зубами, которые уже в момент убийства станут острыми, волчьими. Оборотни не прощают неверность. Оба знают об этом, но не посмеют, просто не смогут изменить своей любви – для них не существует других, даже когда звериный разум полностью вытесняет любые воспоминания. Не бывает таких же теплых рук, таких же мягких лап, такой же звероватости и человечности во взгляде. Не бывает такого же участия, понимания на уровне подсознания, эмоций, а не слов. Оборотень обнюхивает девушку и остается доволен. Волчица пахнет собой, только собой, все ощутимее – им. Его телом, его жаром и любовью. Она обнимает крепко, цепко, стараясь слиться с его кожей, с капельками пота на ней. Январь. Зима. Холодный снег. Горячие тела. Мужчина целует девушку в губы, аккуратно, будто боясь, что она исчезнет. Губы волчицы шероховатые, они щекотят ласкающий их язык. А еще они – отражение всех тех бед, лишений, что пережила девушка, чтобы дожить до этой зимы. Их зимы. Волк плачет от ее боли, волк видит в глазах бесконечную нежность, одиночество и глупые, неуместные человечьи вопросы. Она слизывает дорожки его слез со щеки, растягивая губы, отвыкшие двигаться, в полуоскале. Он быстро целует ее, не желая видеть этой дикой, жуткой улыбки. Январь. Зима. До пылающих спин не успевает долетать снег, плавясь еще на излете. Оборотни встречаются зимой. До этого времени они – просто звери, не помнящие о своей человеческой любви. Они не помнят своей сути, разбредаются по волчьим стаям, пируют на трупах, убивают с дикой для человека грацией. Лишь январь, лишь зима очищает, позволяет любить и вспоминать. Мужчина вылизывает шею девушки, тщательно, по-звериному, пока еще не помня о человеческих ласках. Немигающим взглядом смотрит в желтеющие глаза напротив – и дуреет, отбрасывает самоконтроль. Ставит грубые отметины на шее, выцеловывает впалый живот голодной волчицы. Позволяет ей до крови закусить его плечо, вгрызаться в рану, вылизывать, покрывать поцелуями испачканных в крови губ. Девушка слишком рада видеть своего волка, она должна убедиться в том, что это не бредовый сон, что он не исчезнет, а останется с ней хотя бы в этот короткий январь. Оборотень покрывает поцелуями шею, живот, грудь, ключицы девушки – без разбора, лишь бы касаться губами мягкого, «новорожденного» тела, улавливая вкус, оставляя свой запах, который будет охранять его волчицу до следующего января. Мужчина рычит, целуя ее губы со звериным напором, с безумством в глазах фанатика, дорвавшегося до любимого тела. Она вспарывает его спину острыми ногтями, проводит пальцами по взбугрившимся мышцам. Он усмехается, оттягивает время, щекочет шею девушки длинными серебристыми волосами, давя в этой детской шалости дикое желание, лишающее разума. Девушка прижимается к оборотню, выстуживая под собой снег, вмиг становящийся льдистой коркой. Он видит, как она дрожит, жарко дышит, ласкает своими руками – горячими, участливыми. Но торопиться – значит уничтожить то человеческое, ради чего были придуманы два оборотня и их любовь. А сейчас – январь, метель, тишина и тепло. Они люди. Они любят, а не просто желают обладать. Его язык все чаще скользит по бедрам девушки, не в силах прекратить томительную, тягучую ласку, уничтожить тепло, сконцентрированное в низу живота. Мужчина нависает над ней, входит медленно, но уверенно, без неуместной резкости волчонка-двухлетки. Они провели вместе три января и научились нежности. Большой срок для оборотней – многие просто не выдерживали, лишались разума от непонятной тоски и противоестественного для животного чувства одиночества. Другая половина собратьев погибала, обрекая свою пару на затяжные волчьи январские песни. Они держались. Человек внутри заставлял быть осторожным, заставлял дожидаться и учил верности. Человек напротив доставлял наслаждение, оплачивая год одиночества, скитаний и звериной тоски. Человек был нежен, чуток, вызывающ, дик и спокоен одновременно. Человек любил – волк запоминал любовь. Горячий снег медленно остывал, уже не нагреваемый телами этой странной пары. Они стояли друг напротив друга, сжимая в объятиях, как самое дорогое сокровище. Не проронили ни слова. Январская сказка должна быть тихой, а слова не решат вечной проблемы, не позволят остаться вместе – ведь через несколько мгновений они забудут о существовании друг друга. До следующего января. Два взгляда стремительно желтеющих глаз с затухающей теплотой в них. Невесомый, целомудренный поцелуй после ночи беспамятства заставил бы невнимательного зрителя усмехнуться. Внимательного – усмехнуться горько. Последние, жадные взгляды, желание запомнить друг друга хотя бы в четвертый раз. Они знают, что это невозможно, слишком сильно проклятие, позволяющее оборотням одновременно и познать самую искреннюю любовь на этой планете, и одновременно заставляющее забывать о ней, чтобы через год мучительно долго и больно вспоминать. Плата за счастье в сказках даже дороже, чем аналогичная плата у были. За любовь, верность нужно платить сотней лиг под пружинистыми лапами, кровью и ожиданием. Вновь и вновь, потому что единичной жертвенности не хватит даже на грошовую сказку. Волк и волчица трусят в разные стороны, ни разу не обернувшись.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.