Домашний очаг

Шнелльбейн, самый дружелюбный пёс в своре, увидел её первым. Радостно, по-щенячьи, повизгивая и потявкивая, он бросился к ней и лизнул ей руки. – Ну ладно тебе, ладно, – смущённо улыбнулась Зиглинда, подхватив его на руки. – Ой и влетит мне сейчас от твоего хозяина... Как голова болит. Она опустила Шнелльбейна на землю и побрела через двор ко входу. Голова у неё действительно раскалывалась... – Зиглинда! – громыхнуло из дома. – Быстро заходи! Хундинг не вышел её встречать. Значит, всё совсем плохо. Впрочем, куда уж хуже. – Хоть бы не выгнал окончательно, – всхлипнула Зиглинда, сцепив пальцы. Шнелльбейн ткнулся ей в руку мокрым носом. Что ж, хотя бы он не держал зла на хозяйку. Молодая женщина осторожно приоткрыла дверь и бочком вошла. Хундинг угрюмо сидел у очага, опустив голову и начищая меч. – Как у тебя хватило глупости взять этот мёд! – внезапно рявкнул он, так, что Зиглинда подскочила. – Я подливаю его в обычную брагу по маленькой капле на кувшин, и то редко! А ты… со своим братцем, – ядовито прибавил он. – Вы выпили его по две кружки, если не меньше. Ещё спасибо, что дом не сожгли! – Прости, ну прости, пожалуйста, – Зиглинда подошла к нему и встала на колени. – Я сама себя не помнила… не знала, что на меня нашло… – Я и сам понимаю, что с тобой было! – резко ответил ей муж. – Но разве для того я не позволял тебе пить с мужчинами брагу, чтобы в один прекрасный день ты на несколько часов совершенно помешалась от дурманящего мёда? Как после этого я могу доверить тебе хозяйство? Как я вообще могу тебе доверять? Он щёлкнул плёткой. Плётка эта была только для самых строптивых псов – Зиглинду ею не били ни разу. Но на сей раз Хундинг выглядел так грозно, что его жена предпочла поспешно подняться и отбежать в дальний угол. На её лице блестели слёзы. – Хундинг, дорогой мой… – Ну что? Как ты можешь оправдаться? Как ты ещё объяснишь то, что я увидел вчера, когда пришёл домой? Моя жена, едва соображавшая, что делает, едва не целовалась с родным братом! – Я сама была в ужасе, когда после сна мне полегчало! – протянула к нему руки Зиглинда. – Я сама себя убить готова. Но неужели ты меня никогда, никогда не попытаешься простить? – Весь ваш род такой, на него не положиться. Я думал, из тебя эта вёльсунговская подлость вытряслась, да, вижу, нет. С Вёльсунгами мне и говорить-то противно. Услышав такой приговор, Зиглинда не выдержала. Она опустилась на пол и разрыдалась. На плач прибежал со двора Шнелльбейн, который, увидев хозяйку в слезах, сначала растерянно гавкнул, а потом уселся и тоже горько, пронзительно завыл. Зиглинда затихла. Она подняла голову и еле слышно взмолилась: – Не прогоняй меня… Оставь хоть на пороге лежать, хоть под забором. Хундинг прикрикнул на всё ещё скулившего пса и помог жене встать: – Помни. Ещё раз увидишь в доме Вёльсунга – гони вон. – Я теперь ненавижу их ещё больше, чем прежде! – горячо выкрикнула Зиглинда. – Ну, посмотрим. Выведи Шнелльбейна и покорми собак. Она кивнула и молнией бросилась исполнять поручение. Хундинг явно ещё злился (да и кто бы на его месте не стал?), но опасность миновала. Зиглинду похитили и выдали замуж рано, она была ещё совсем девочкой. Благодаря этому муж успел воспитать её, как ему это было нужно. А нужно ему было, главным образом, чтобы супруга презирала враждебный род Вёльсунгов и поменьше вспоминала о том, что сама произошла из него. Хундингу всё удалось на славу. Зиглинда терпеть не могла Вёльсунгов и часто благодарила мужа, что он вовремя её от них спас. Лишь под влиянием хмельного мёда с добавками дурманных трав, возможно, пробудились извратившиеся родственные чувства… Для Хундинга это было уже неважно. Мёд он вылил в лесу, а прелестная Зиглинда вернулась к нему. Снова любящая и любимая. Конечно же, он не мог злиться на неё долго. Когда она искренне раскаивалась… Уже через неделю Хундинг позволил ей разговаривать с ним, а ещё через два дня Зиглинда с облегчением перестала уходить на ночь в комнату для гостей. Наладившаяся жизнь снова немного омрачилась девять месяцев спустя, когда Зиглинда родила ребёнка, который был даже внешне слишком Вёльсунгом, чтобы хотя бы считаться сыном Хундинга. Несмотря на всю свою ненависть к этому роду, мать не нашла в себе храбрости убить собственное дитя. Да и Хундинг колебался. В конце концов, услышав о рождении этого младенца, к дому Нейдингов однажды пришёл пожилой гном-нибелунг и предложил отдать ему на усыновление маленького Зигфрида. Надо ли говорить, что супруги с радостью согласились. Тем более что ещё через год у Зиглинды родился крепыш Людвиг, в происхождении которого уже не было никаких постыдных тайн. -------------------------- – Что я тебе говорила? – торжествующе воскликнула Фрикка, показывая Вотану на то, что было видно на мидгардских землях. В первую очередь там была видна сияющая Зиглинда, с распростёртыми объятиями встречавшая вернувшихся с долгой охоты мужа и сына. Вотан промолчал. – Вот и весь твой этот «союз весны и любви»! В преступлении Зиглинды виновен больше всего хмельной мёд. Вотан промолчал. – Представь, если бы Брунгильда подсобила Зигмунду! Что было бы! Вотан промолчал. Его взгляд был устремлён на Драконий лес, где неподалёку от логовища Фафнера рос Зигфрид, последний потомок Вёльсунгов.