Перевозчик

- Иногда мне думается, что все-таки ты прав, Тсу: однажды жадность сведет меня в могилу, – с прискорбием начал Хизуми, отпустив ладонь брата, горько вздохнув и потерев переносицу. – Но, возможно, перед тем еще не единожды выручит. Соберете потом мой прах в чашу со щупальцами – помнишь ту эпичную коллекцию? – мрачно хмыкнул. – Не люблю соглашаться, но, похоже, придется: видят черти, если б не желание сэкономить, я бы не сидел сейчас в этих проклятых стенах, как буйнопомешанный. В тот вечер, – сцепив пальцы в замок, Хироши погрузился в воспоминания, раскручивающиеся пестрым клубком, – я остался по твоей милости без машины, но раскошеливаться на такси мне, скажу прямо, не захотелось. «Подумаешь, – решил я, – один день побуду ближе к народу». И поперся через старый парк к автобусной остановке. Жаба задушила, будь я четырежды неладен. Тотчас же представив в красках толстую бородавчатую амфибию, Кенджи не удержался от ехидной усмешки: ну да, младший братец просто притягивал этих бестий. Алчность не первый год владела его душой, и как молодой священник ни старался изгнать ее, ничего не получалось. «В папу пошел», – вздыхала мать, кивая на отца с его родственниками. «Это все твоя мамаша», – парировал тот. Так или иначе, но свою первую круглую дату Хироши провел в больнице после того, как накануне тайно проник на кухню и в одиночку уничтожил праздничный пирог. В двенадцать он, скопив карманные деньги, учредил «домашний банк», умудряясь сдирать со старших нехилые ссудные проценты, а в университете умник-скупердяй никогда не давал списывать бесплатно, за что однажды обиженные сокурсники едва не совершили на него покушение (благодаря вмешательству Тсукасы никто чудом не пострадал). Увы, но в этом плане за прошедшие годы Хизуми совершенно не изменился и не исправился: все знали, что у него снег на Хоккайдо зимой не выпросишь, что этот жадеба даже не курил лишь потому, что однажды ужаснулся ценами на табак... В общем, его отказ от услуг таксопарка не показался пастору чем-то из ряда вон выходящим. - Было уже довольно поздно, – тем временем Хироши все глубже погружался в события семидневной давности, – я засиделся за отслеживанием котировок и, когда вышел на улицу, буквально увяз в вечернем тумане. Но промозглая погода с темнотой сумрачного парка не испугали меня: тоже мне проблема! Так что, ни секунды не сомневаясь, я направился вниз по пустынной аллее. Странно, но то ли красноречие брата сделало свое дело, то ли тишина тесной палаты способствовала нагнетанию атмосферы, но Тсукаса невольно ощутил, что картинка, рисуемая собеседником, такая же четкая, как если бы он сам был там, у здания биржи, и сам видел все: и хмурый весенний вечер, и сизые облака, и кривые ветви старых деревьев. Их стволы поросли мхом, в туманной мгле они возвышались немыми призраками когда-то живущих, прежних растений, теперь загрубевших, иссохших... В царстве скорби не ощущалось ни дуновения ветерка, ни шороха листьев, а со стороны канала, разделявшего сквер на две равные части, ощутимо тянуло сыростью. - Пока я шел, проклятущий туман сгустился еще сильнее, – отметил Хизуми. – Скоро безлюдная дорожка и холод, пробирающий до костей, стали невыносимыми, а я пожалел, что пожадничал, рванув напрямик. «Далось мне это путешествие, – мысленно я клял всех чертей. – Какого хрена вообще поперся? Не хватало для полного счастья пневмонию схватить». Кутаясь в негреющий шарф, то и дело ежился, нервно подбивал камни, попадавшие под ноги. Вдруг я остановился и, приглядевшись, выругался грязной тирадой, мысленно взвыв: впереди, там, где должен был начинаться мост, висело ограждение с яркой табличкой «ремонт»! Вот, как говорят, не было печали! Словно вновь пережив старое потрясение, Хироши разочарованно хлопнул ладонью по постели. Тсукаса вздрогнул. Кажется, воображение разыгралось не на шутку. - Я помню это место, – сказал Кенджи, стараясь отвлечь брата. – Не так давно проезжал в вашем районе и наткнулся на объезд: оказывается, там проводят модернизацию. - Знал бы я раньше, – болезненно протянул Хизуми. – А тогда мне оставалось лишь материться и думать, что ж теперь делать. Я огляделся: слева шла высокая ограда, справа – канал, чуть дальше поворачивающий и перекрывающий путь. Чтобы попасть на другую сторону, пришлось бы возвращаться, топать бог весть сколько, менять маршрут... Короче, угробить массу времени. Я был готов рыдать от обиды! - Ты принимаешь все чересчур близко к сердцу, Хиз, – покачал головой Тсукаса. - Ты просто не знаешь, как я замерз тогда! Да еще и расстроился, потому что поздно допер, отчего в парке никого не было: местные в курсе, а я... Чтобы меня черти взяли! - Кончай чертыхаться, – поморщился пастор: его всегда нервировала дурацкая привычка Хироши чуть что поминать рогатых. Молодой лекарь душ искренне любил своего брата, желал ему лишь добра, старался личным примером наставить на путь истинный, но вредный родственник почему-то не поддавался лечению, продолжая, как ни в чем не бывало, сквернословить и время от времени сыпать черными шуточками. Не помогали ни личные договоренности, ни угрозы вроде «отправлю мыть рот»... Глубоко вдохнув, священник уже собирался отчитать Хиза, но тот опередил его. - Поучение преподобного Кенджи, часть первая, – грубо ляпнул он, закатив глаза. – Или уже вторая? Слушай, не зуди, ладно? А то не буду рассказывать. От подобной наглости Тсукасе самому захотелось выругаться, ну или хотя бы, в качестве сатисфакции, залепить младшему оплеуху. Но, мысленно досчитав до десяти, пастор выдержал испытание, при этом не без досады понимая: очередная битва за мораль родича позорно проиграна. - В общем, не зная, кого винить в собственной тупости, я уже хотел разворачиваться, как вдруг заметил вдалеке тусклый свет фонаря, – Хизуми поудобней устроился на постели и с торжествующим видом продолжил свою историю. – Прищурившись, я с удивлением узрел, как из сметанного тумана выплыл паром. - Паром? – переспросил Кенджи, разом позабыв о желании надрать уши великовозрастному шалопаю. Перед глазами тут же возникла живописная картина, сошедшая со страниц легенд: тусклые огни пристани, тихая гладь воды, переправа... Разве это возможно в столице? В современном многомиллионном городе с бесконечным потоком автомобилей и высотными зданиями из стекла и бетона? - Ну да, – Хироши пожал плечами. – Я сперва тоже изумился и решил, что окончательно спятил, но когда деревянное плавсредство пристало к берегу, а человек в черном приветственно помахал мне рукой, я понял, что пока что не брежу. «Вам помощь не нужна?» – незнакомец окликнул меня, и я убедился: все происходит на самом деле.

***

- Добрый вечер, – он поклонился, опираясь на длинное весло. - Добрый, – сморгнув, я слегка растерялся, но, к счастью, его благодушие располагало к общению, пусть даже в такой, мягко говоря, странной ситуации. - Желаете попасть на тот берег? Могу предложить свои услуги, – голос паромщика звучал вкрадчиво, немного глухо. Заметив мою нерешительность, он миролюбиво улыбнулся, и, кажется, его улыбки хватило, чтобы я, не колеблясь, подал ему руку, сделав шаг на паром. Сейчас я не въезжаю: какого дьявола? Чем я вообще думал? А тогда мне как будто бы мозги отключили! Мы отчалили. Осторожно оттолкнувшись от импровизированной пристани, незнакомец меланхолично направил плот в молочную пелену непроглядного тумана, правда, судя по олимпийскому спокойствию перевозчика, плохая видимость его совершенно не беспокоила. Только теперь я наконец-то вышел из оцепенения и смог вникнуть в происходящее, внимательно оценить обстановку. Это был очень маленький и очень старый паром: на нем от силы могли поместиться четверо, да и то подгнившие заплесневелые бревна вряд ли бы выдержали большой вес. Предположение о том, что плавсредство вынырнуло из параллельного мира, конечно, звучало смешно, но других объяснений происходящему я не находил. В пользу дикой идеи свидетельствовало и длинное деревянное весло, лениво рассекавшее темные воды. В свете тусклого фонаря невысокая фигура перевозчика смотрелась внушительно, и я инстинктивно напрягся, лихорадочно соображая, вспомнит ли мое тело хотя бы парочку приемов. Правда, пока незнакомец вел себя вполне мирно. В приталенном пальто, плотных перчатках и клетчатом шарфе он напоминал скорее печального интеллигента, нежели труженика переправы: в нем была какая-то особая аккуратность, что ли. Бледное лицо с широкими скулами, выразительные глаза, обрамленные чересчур длинными ресницами, копна густых каштановых волос, мягкими волнами спадавших на плечи, – крупные нераскручивающиеся завитки, локоны, как у девчонки. И самое забавное, что тонкая женственность в его образе отнюдь не отталкивала, а наоборот – притягивала, казалась естественной. Художник? музыкант? архитектор? – кто он? Я терялся в догадках. Но я даже не сомневался, что этот парень не всю жизнь махал веслами. Разговор завязался сам собой; сосредоточившись на отмеченных странностях, я не запомнил, с чего мы вообще принялись общаться. Тем временем путешествие затягивалось, а окружающий туман вместо того, чтобы расступаться, наоборот, густел. Мне стало не по себе, особенно когда беседа нырнула в какое-то совсем уж безрадостное русло. - Меня зовут Зеро, – отвлекшись от очередного пространного рассуждения, проронил он, осторожно приложив ладонь к груди. В ответ я тоже назвал не имя, а прозвище, кстати, немало удивившись, почему он представился именно так: «Зеро» ведь значит «ноль», верно?.. Но почему-то не решился озвучивать свой вопрос, ляпнув: - Хизуми. - Хи-зу-ми, – посмаковав сочетание звуков, он повторил мое прозвище нараспев и даже прикрыл глаза. – Красиво, – хитро прищурился и, не замечая моего недоумения, продолжил: – Я перевозчик, помогаю прохожим перебраться на другой берег, покуда ведутся ремонтные работы. Ведь многие не замечают объявлений, по привычке топают через парк, а оказавшись здесь, уже не хотят возвращаться и терять лишних полчаса. Знаете, Хизуми-сан, тут на самом деле так скучно... Особенно в туманные вечера. Никого нет, и мой паром напоминает мне нечто потустороннее, – задумчиво наматывая на палец каштановую прядь, Зеро углубился в пучину собственных мыслей. – Как там, за гранью жизни. Вы же помните? Если честно, я не понимал, что он имел в виду, поэтому промолчал, а паромщик, не обратив на меня никакого внимания, говорил дальше, устремив в белую пелену апатичный взгляд. Его речи вторил чуть слышный плеск. - Не отпирайтесь, Хизуми-сан, вы ведь в курсе, что все реки ведут в Страну Приливов. Любая водная артерия есть слияние двух потоков: видимого и незримого. Видимые устремляются к океану, их же призрачные собратья неустанно бегут туда, откуда не возвращаются. Люди помнят об этом: например, до сих пор не умирает традиция отправлять по воде прощальные подарки. Так иль иначе, но однажды каждый совершает последний вдох, а увозят нас по реке забвения печальные духи-перевозчики. И им так тоскливо, Хизуми-сан. Он смолк. Внимательные глаза, обрамленные пышными ресницами, немигающе замерли на моей фигуре, и я инстинктивно сделал шаг назад, хотя и знал, что отступать некуда. Мгновенно разгадав мои опасения, Зеро обреченно вздохнул и отвел взгляд, демонстрируя полнейшее равнодушие. - День за днем вокруг лишь плотная пелена, вялые волны бьются о борт, души, засыпая, ждут, когда их доставят на соседнюю пристань, – протянул перевозчик. – Скорбной службе не видно конца, путешествие вечно. Рядом проходят другие, ты переправляешь их, и они исчезают, обретая покой, а тебе идти некуда. Ничего не меняется, и страшнее всего знать, что не изменится никогда, – в монотонный голос прорвалась едва различимая эмоция: боль ли? обида? отчаяние? - Нет ничего хуже, чем ждать, – зачем-то вспомнил я старую истину, и мой собеседник, вздрогнув, тут же снова внимательно уставился на меня. Я прикусил язык. - Еще хуже – ждать того, что не случится, – Зеро кивнул, жестом попросив подойти, а когда я осторожно приблизился, произнес куда тише и вкрадчивей: – Есть один способ, Хизуми-сан, – с недоверием осмотрелся. – Есть старый проверенный способ вырваться из замкнутого круга вечной тоски, второй шанс. - Какой еще шанс? – не понял я. - Шанс вернуться в мир живых и исправить роковые ошибки, из-за которых тебя оставили переправщиком. А потом тихо уйти, закрыв за собою дверь. Просто кто-то из живых должен пожертвовать, должен отдать, должен поделиться... Бархатно-низкий голос Зеро перешел на змеиный шепот, а пальцы левой руки, соскользнув с весла, интимно сомкнулись на моем запястье. Мертвецкий холод – сильный, колкий, слабо заглушаемый плотной тканью перчаток – пропитал мое тело и поработил разум. В одно мгновение мир смешался, окружение поплыло, превращаясь в сплошной кисель, а со всех сторон, точно незримый кокон, нас окутал влажный, густой туман. Я испугался. Впервые, кажется, не на шутку, по-настоящему, так, как никогда прежде. Даже не страх – ужас сдавил внутренности. Мне отчетливо померещилось, будто сырость проникла в сосуды, вместе с кровью понеслась к сердцу, наполнило его, вытесняя жизнь, отнимая тепло, а кожа посинела, замерзла, покрылась крепкой ледяной коркой... Перед глазами застыл образ Зеро, заслоняемый мутной толщей воды, за которым замаячил дневной свет, тусклый-тусклый, а я спускался все ниже, ниже, зная, что уже поздно, что никто не придет на помощь, никто не спасет. Словно я упал в холодную реку. И утонул.

***

Хизуми замолчал. В маленькой палате повисла страшная тишина, и только настенные часы чуть слышно продолжали отсчитывать минуты. Кенджи прокашлялся: странное дело, но эмоциональный рассказ брата сильно взволновал его, заставив прочувствовать все события на собственной шкуре. За годы служения пастор выслушал сотни историй – веселых и грустных, будничных и замысловатых, избитых и не укладывающихся в голове, но чтобы такое... В комнате ощутимо пахло речной сыростью. «Как тогда в квартире», – от пугающей догадки Тсукаса вздрогнул и поскорей отогнал глупые малодушные домыслы. - Жуть какая-то, – пробормотал он. - Угу, – кивнул Хиро, задумчиво изучая собственные пальцы, сцепленные в замок: чересчур свежие воспоминания неотвратимо расшатывали его и без того слабые нервы. - Этот Зеро... – нахмурился Кенджи, ожидая, что дальше рассказ вряд ли окажется солнечным, но прекрасно понимая: нужно дослушать до конца, иначе какой из него, на хрен, лекарь душ? – Он что-то еще сделал? - Он чарующе улыбнулся, – хмыкнул Хиз, переводя на старшего уставшие глаза. – Вот знаешь, как говорят: одновременно уродливо и красиво. Улыбка, от которой хочется выть или вешаться, потому что похоже улыбается сумасшедший, прежде чем нажать на курок. Такие ухмылки дают маньякам в кино, чтобы потом по ночам снились: это лицо не столько пугает, сколько завораживает, притягивает своей правильностью... Словно этот человек всезнающ, словно он может объяснить все! У меня до сих пор кровь в жилах стынет, когда вспоминаю ту его мину. Хизуми передернуло, и он негромко выругался; Кенджи, заметив это и желая подбодрить брата, бережно погладил младшего по плечу. - Тише, Хиро-кун. Тебе могло просто показаться. - Мне не показалось, Тсукаса, – серьезно проговорил Хиз, внутренне напрягшись и сверля взглядом отверстие в собеседнике. – Я слишком отчетливо помню это. Зеро дико ухмыльнулся, а после, протянув мрачное «но зачем ждать, пока кто-то поделится, если можно прийти и забрать», резко шагнул вперед, отпустил весло и, крепко схватив за плечи, поцеловал меня. Кенджи удивленно посмотрел на брата, а тот флегматично почесал ухо. Почему-то именно сейчас именно этот незатейливый жест как нельзя лучше дополнил сказанное. - Двинул бы ему, – фыркнул Тсу, но Хиз прервал его решительным: - Все произошло очень быстро, я даже подумать ничего не успел. Знаю, звучит как оправдание, но, мать твою, я предполагал что угодно: что он сейчас врежет мне, или столкнет с парома, или веслом по башке треснет, или заржет, точно полоумный, – но не такое же! – Хизуми комично развел руками. – Первую секунду я потерял, а на второй было уже поздно: мое тело перестало меня слушаться. Я испугался, еще сильнее, чем в прошлый раз, ведь я был не в силах даже пошевелиться! Этот извращенец как будто ввел мне в кровь некий яд, вроде паралитического, и теперь вовсю наслаждался процессом. К несчастью, я все помнил и все чувствовал... Как его пухлые, влажные губы откровенно охватывали мои, как обжигающе горячий чужой язык развратно проникал в жар рта, смешивая слюну, а вместе с ней, кажется, и жизни... Рука, сжимавшая запястье, напряглась, превратилась в железный браслет, причинявший растущую боль, другая же ладонь властно легла на поясницу, принудив безвольно прижаться к чужому телу. Одним движением он коленом раздвинул мне ноги, при этом не прекращая череды откровенных ласк, от которых у меня оплавлялось сознание, а силы стремительно испарялись, таяли... Потом я услышал речь. Мир потух. Телом я так же продолжал ощущать, что меня держат, но глазами видел что-то совершенно иное, далекое от происходящего. В голове зазвучал голос Зеро, рассказывающий что-то, сначала неразборчиво, через шорох потрескивавших волн, затем все ближе, ближе и, наконец, совсем близко. Передо мной замелькали кадры чьей-то жизни. - Этого не должно было случиться, так не должно было быть, – горько проговорил Зеро. А его губы в это же время продолжали покрывать влажными поцелуями мое лицо, шею, то и дело прикусывая кожу до болезненного нытья. Гибкая ладонь нахально гладила по спине, к счастью, пока еще не залезая под одежду. Меня била крупная дрожь, но я, как ни старался, ничего не мог сделать. – Я не заслуживаю вечных мук!.. Вспышка – и я ощутил себя зрителем, каким-то чудом вдруг переступившим границу экрана и оказавшимся в кинофильме. На огромном мосту, ограждения которого давно требовали ремонта, грязно срались какие-то парни. О чем они спорили, я не слышал, но видел, как дело лаконично дошло до драки, и как вдруг один из них – невысокого роста, плечистый, в длинном черном пальто и с вьющимися темными волосами, спадающими на плечи, – пропустив удар, отлетел к сломанным перилам. Те хрустнули. Мгновение – и парень, потеряв равновесие, рухнул вниз... Но в последнюю секунду перед падением незримая камера показала мне его испуганное лицо – бледное, с упавшей на глаза растрепанной челкой. Это был Зеро. Леденящий ужас пробрал меня до костей: кажется, в тот момент я пережил те же чувства, что и мой нынешний визави в свой последний миг. Боль, обида, отчаяние, злость, досада – все смешалось в общем котле с надписью «страх». - Я не хочу умирать... – прошептал во мне Зеро. – Мне страшно. - Нет-нет, все не так, не так! – воспрепятствовал своим же словам голос того же Зеро, но звучавший откуда-то со стороны. – Я не успел испугаться! Я захлебнулся, и тьма раскрыла свои объятья! Но ты ведь понимаешь? Ты чувствуешь? Вода, ненавистная мне вода – она была всюду! Река, тина, свет, растворяющийся в мутной толще над головой. Мрак и холод – жуткий, всепроникающий... Такой ли я представлял смерть? Такой ли мне следовало ее увидеть? Хизуми! – сорвавшись, прорычал он, больно схватив меня за волосы. – Ты должен помочь мне! «Никто не хочет умирать, – пробившись через жгучую боль, тусклая мысль заполнила мое разодранное сознание. – Ты тоже не хочешь. Ведь не хочешь? Не хочешь? Не...»

~ Шорох далеких радиоволн, гул, неразборчивый бубнеж где-то чертовски давно в сердце Токио. Паника на мосту. Полиция. «Всем оставаться на местах!» Кто-то стреляет. ~

Я уже ничего не видел, лишь чувствовал, как моим разумом владел Зеро, вливая мне в уши свои проблемы: он был неправ, связавшись с мафией, если бы он мог вернуться, он бы не пошел в темный бизнес, он бы смог жить дальше и умереть достойно... - Я до сих пор все помню, я ничего не забываю, я назначен перевозчиком за грехи... и я больше не могу! Как спастись? Как избавиться от опостылевшей участи? Сколько можно нести сей крест?! – стонал он, и каждое его слово вонзалось мне в мозг острым клинком. А тело мое, скованное неведомым ядом, все тот же Зеро на пароме бесцеремонно прижимал к себе, выкачивая из него последние капли жизни. - Я хочу все исправить, Хизуми-сан, а в тебе столько нереализованной энергии, – нараспев проговорил он, наконец, разжав пальцы и выпустив мои волосы. Ладонь проследовала ниже, по позвоночнику, и даже плотная ткань не спасала от прохладных манящих прикосновений. – Ты тот, кого я так долго ждал. Отдай мне свою силу, живой! Цепкая рука снова спустилась к пояснице, чтобы затем, на секунду отстранившись, ловко расстегнуть пару пуговиц на моем пальто и, насмешливо поддев острозаточенным ногтем пряжку на дорогом ремне, скользнуть вниз, властно обхватив меня между ног. Одуряющее вожделение ударило в голову, но введенный яд не позволил мне хотя бы оттолкнуть насильника. Реалии смешались окончательно: разум, порабощенный образами из чужой жизни, пока еще сопротивлялся, противопоставляя им, как в карточной игре, мои личные мечты и привязанности, но глупое тело млело, наслаждаясь откровенными ласками, впитывая их, на лету поглощая нахлынувший жар, подсознательно желая, чтобы незнакомец побыстрей избавил его от одежды, полноценно овладев им. Жуткое ощущение. - Поделись со мной жизнью, поделись, поделись, отдай мне ее, отдай, отдай, – пел дух, ускоряя темп. Я знал, что еще чуть-чуть, и он своего добьется. – Почувствуй меня, проникнись моими бедами, забудь о себе, сдохни, маленькая продажная тварь... - Я не хочу дохнуть, мать твою!! – противился мой разум. - Я тоже многого не хочу, – парировал озлобленный призрак. – Например, видеть эту идиотскую переправу, гребаный паром, души умерших, пристань Страны Приливов! Хватит! Хорош! Я хочу спокойно умереть и остаться навсегда на том берегу!

~ Где-то далеко в центре столицы молодой человек сорвался с моста. Кто-то закричал. Кто-то в сердцах помянул рогатых. Всплеск: Хизуми упал в реку, по инерции вдохнул – и ненавистная вода с силой вошла в легкие. Он захлебнулся, он увидел, как дневной свет погас за сомкнувшимися волнами, он утонул, он погиб – нет, не безымянный паромщик с нулевым прозвищем, а молодой амбициозный брокер Хизуми. ~

«А как же мои проблемы?..» – хрупкая спасительная мысль, ниточка из прошлого, в последний миг подарила шанс, и я, встрепенувшись, вдруг вспомнил, что у меня, как у любого из нас, тоже есть дорогие воспоминания, близкие люди, любимые вещи, привычки, черты характера – все, что делает меня мной. Я судорожно собрал остатки сил. - Ты поможешь мне, – промурлыкал Зеро. – Ты поделишься, ты же не жадный... Зря он это ляпнул, ох зря! Шутки шутками, но неуемная алчность всегда была частью моей сущности. Я злобно ухмыльнулся. - Катись, недоносок, – одной точной фразы хватило, чтобы ускользающая, почти уже вытекшая жизнь задержалась в моем несчастном теле, позволив вновь обрести способность сопротивляться. – В нашей семье все жадные, кроме Тсукасы. Проваливай. - НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!! – истошно проорал Зеро мне в лицо, разжимая стальную хватку, и тут я, ни секунды не колеблясь, ударил противника в живот... Правда, перевозчик даже не согнулся, зато злобно фыркнул, резко бросившись в атаку. Оттолкнуть противника мне удалось, но удержаться на ногах на тесном пароме оказалось куда сложней – и через секунду мы оба шлепнулись в воду. Последним, что я запомнил, стали сомкнувшиеся над головой волны столичного канала, дальше свалилась тьма.