Аппетитные булочки

Двенадцать часов мучения и ожидания, недели пыток без любимого и родного тела. Но альбом всё-таки был записан, а счастливый Адам мечтал поскорее вернуться к своему Котёнку домой, утонуть в его глазах цвета тёмного шоколада, убрать за ухо надоедливую чёлку, которая мешает наслаждаться каждой чёрточкой нежного, а иногда пугающе кукольного лица. Целовать без остановки пухлые губы и просыпаться каждое утро со своим сокровищем, наблюдая, как он мило сопит в подушку, как шаловливые лучики солнца поблескивают на фарфоровой коже. Адам не мог жить без Томми. Он был в него больше, чем влюблён. Это была зависимость, которую нельзя было заменить или искоренить из обжигающего своей любовью сердца. Он боготворил его, дышал им, жил им. Томми – смысл жизни, личный фетиш, который никто и никогда не заменит. Никто не сможет отобрать его у Адама. Никогда! Не вериться, что всего через три часа он увидит свою любовь, которая снилась ему каждую ночь в самых развратных снах. Адам только закусил до боли губу, чтобы не «сорваться с цепи» от одних только воспоминаний. Ему не привыкать, этот месяц был самым мучительным, пришлось оставить Томми и улететь во Францию, записывать новый альбом. С той самой минуты, когда певец оторвался от земли и взлетел на самолёте в воздух, его не покидал образ возлюбленного. Каждый день не проходил без приятных воспоминаний, каждую ночь Адам ласкал себя в одиночестве, лишь бы не сорваться и не пойти в бар для разрядки. Он терпел. Каждая клеточка тела нуждалась в прикосновениях тонких и извечно прохладных пальцев, у которых вместо нежных подушечек красовались ранки, приобретённые благодаря гитарным твёрдым струнам. Но брюнет нуждался в этом, нуждался в ласках, в поцелуях, нежных словах. Он нуждался в страстных ночах, после которых не помнил даже своего имени. Адам хотел, жаждал любви и нежности, страсти и криков от которых сносило крышу. Наконец, заговорил пилот самолёта: — Уважаемые пассажиры, попрошу всех пристегнуть ремни безопасности, мы заходим на посадку. Благодарим, что воспользовались услугами нашей компании. Спасибо за внимание. Адам покорно застегнул ремень безопасности, его примеру последовали и остальные пассажиры самолёта. Посадка прошла удачно. Сорвавшись со своего места, певец подлетел к выходу и вдохнул родной запах Лос-Анджелеса. Пробормотав стюардессе что-то отдалённо напоминающее: «Спасибо, но я Вас ненавижу», зашагал по трапу. На всех парах, сшибая всех со своего пути к парковке аэропорта, бежал уже довольно запыхавшийся обладатель столь чудеснейшего голоса, проклиная всех и вся за столь долгий перелёт. Адам подлетел к уже отъезжающему такси, неугомонно размахивая руками, чтобы водитель остановился. — Мистер Ламберт, Вас подвезти? – поинтересовался водитель. — Да! – зло, словно выдавливая с трудом столь простой ответ, огрызнулся певец. Водитель смотрел на него ошарашенными глазами, будто видел неизвестного на весь мир певца, а врага народа. Закрыв глаза и шумно выдохнув, Адам восстановил дыхание и успокоился. Улыбнувшись самой обворожительной улыбкой, брюнет спокойно и чётко разъяснил, куда ему надо ехать. После этого, он молча сел на переднее сиденье машины, позволяя себе, хоть немного успокоиться. Певец смотрел в окно и любовался городом. Все спешат, суетятся. В Париже ему не хватало этого безумного и сумасбродного стиля жизни. Там, в Париже, все ходят медленно, никто никуда не торопится. На улицах стоит запах цветов, свежей выпечки и умиротворения. Ужасно приторная, но столь романтическая смесь. В Лос-Анджелесе было все по-другому, везде безумие, веселье. Здесь нет той неспешности, нет того романтического шарма, каждый живёт так, как ему вздумается. Да, Лос-Анджелес-город ангелов. Но каких? Всё, что сейчас находилось по ту сторону автомобильной двери, было до боли родным. Здесь та жизнь, о которой многие только мечтают. Но попав в этот «Рай», всё становится обыденным. Хочется большего, в этом и есть ловушка. Адам даже не заметил за всеми мыслями, как подъехал к любимому дому. Сердце начало отчаянно колотиться в груди, а по коже прошёл приятный холодок. «Наконец-то» – прошептал про себя он, поднимая взгляд на окно пятнадцатого этажа. В себя его привела мысль, что стоило бы рассчитаться с водителем. Тряхнув головой, брюнет стал искать деньги. Собравшись с мыслями и кинув деньги на бардачок, брюнет поспешил удалиться. Предчувствие скорого удовольствия разливалось по телу, так хотелось побыстрее добраться в свою квартиру и увидеть такие любимые и родные глаза. От небоскрёба отскакивали солнечные зайчики, от которых брюнет непроизвольно жмурился. Заходящий диск солнца успокаивал и создавал ощущение непринуждённости. Созерцая закат, певец быстро приблизился к входу в здание, он уверенно нажал на красную кнопку домофона, которая позволяла заходить в здание так, чтобы не знали посторонние, а Адам хотел устроить сюрприз. Ожидание бесшумного лифта было просто мучительным, прошла целая вечность пока перед носом брюнета не разошлись в сторону две половинки серебряной двери. Он как ураган влетел в это, в данный момент маленькое для него пространство и нажал на кнопку с самым любимым и заветным числом-пятнадцать. Что может быть лучше этого числа? Именно на таком этаже они и жили с Томми, они познакомились пятнадцатого августа, первый поцелуй был пятнадцатого марта. Именно пятнадцатого мая Адам признался в любви Тому, а тот ответил взаимностью. Самое лучшее в мире число, самый любимый человек ждёт его именно на пятнадцатом этаже. Лифт поднимался очень медленно, специально дразня Адама. Но все же брюнет дождался своего этажа, он уже выскользнул в только-только открывшееся двери и бросился к своей квартире. Неужели у него так вкусно пахнет? Значит, Томми что-то готовит, может, пирог? Или булочки? Чем ближе Ламберт подходил к двери квартиры, тем отчётливей становился аромат. В голове пронеслось: «Прямо как в Париже!». Но, отбросив все воспоминания об этом злополучном городе в сторону, Адам дёрнул ручку двери, и та сразу же приоткрылась, сегодня Томми получит своё наказание за такую оплошность. Ведь, может, кто-то ворваться в их семейное гнёздышко и что-нибудь украсть или ещё что-то сделать. Бог с этими деньгами, украшениями, главное, чтобы никто не тронул Томми. В нос ударил запах ванили и корицы. Из кухни доносился тяжёлый металл. Сняв купленные перед отъездом сапоги, Адам пошёл на запах. Приближаясь к кухне, музыка становилась громче, и появилось ощущение, что рок звучал не из колонок, а в голове. На пару минут на лице проскочило выражение недовольства, но завернув за угол, брюнет невольно улыбнулся. Он уже не слышал музыки, будто она не играла пару секунд назад, а вслушивался лишь в то, как бешено сердце колотилось о грудную клетку, норовя вот-вот не выдержать и выскочить. Оно всегда вело себя так при виде любимого человека, словно верный пёс, который долго ждал своего хозяина. Томми стоял спиной к брюнету, открывая чудесный вид на его оголённые и упругие ягодицы. Из одежды на блондине был только милейший розовый фартук, верёвочки которого обхватывали талию и такую чувственную шею, на которой хотелось наставить неисчислимое количество багровых меток, обозначающие, что он принадлежит Адаму, телом и душой, каждым вздохом и стоном. Только его. Ужасный собственник. Этой же самой соблазнительной попкой гитарист крутил в такт музыке. От такого зрелища Адам только закусил губу и шумно выдохнул, член уже болезненно упирался в ширинку, а дыхание окончательно сбилось. Пару минут брюнет ещё наблюдал, как мускулы на спине блондина напрягались, и, не выдержав соблазна, стал медленно подходить все ближе и ближе, пока не остановился в нескольких сантиметрах от столь желанного тела. Руки сами потянулись к тонкой талии и обвили её, а Адам вдохнул в себя аромат персика, уткнувшись в макушку. Томми на секунду остановился и вздрогнул от прикосновений, но затем аккуратно повернулся к возлюбленному. Два человека, совершенно разных, совершенно непохожих друг на друга вновь встретились. Как магниты, их тянуло друг к другу, ведь противоположности притягиваются, дополняя друг друга. Глаза, цвета свежезаваренного кофе смотрели в глаза, цвета неба, чистые и добрые. Похоть, разврат, любовь и преданность, всё было в этих глазах, аккуратно подведенных подводкой. Это было великое событие, время воссоединения, будто та самая часть души восстановила всю картину целиком, как недостающая фигурка в пазле. Неизвестно сколько бы они так простояли и сколько бы смотрели друг на друга, пока ни послышался «Дзинь». Означающий, что блюдо в духовке готово. Пару раз моргнув, блондин вывернулся и стал доставать яблочный пирог. Аромат наполнил всю кухню, а группа "Metallica" сменилась красивой и завораживающей песней "The Pretty Reckless". И вновь глаза в глаза, все понятно без слов, все понятно без объяснений. Том только успевает шумно выдохнуть, когда сильные руки подхватывают его, сажая на тот самый пирог, а мягкие губы требуют поцелуя. Нежного и чувственного, как никогда ранее. Оба нуждались в нём и понимали, насколько всего этого не хватало. Адам развязывает бантик из веревок сзади и, на секунду отстраняясь от столь желанных губ, снимает через голову блондина фартук, не прерывая зрительного контакта. А затем вновь припадает к нежным губам, о которых мечтал каждый день, играет с языком блондина и получает неимоверное удовольствие. Воздуха не хватает и Томми легонько упирается руками в грудь брюнета, заставляя отстраниться. — Адам... – Выдыхает гитарист и проводит языком по губам, пробуя на вкус ту грусть и нужду в родном человеке. – Ты же сказал, что приедешь в одиннадцать, а при... — Тс-с-с. – Перебивает его брюнет, касаясь губ Тома указательным пальцем, а потом приближается и выдыхает в шею. – Просто хотел сделать сюрприз. Взгляд певца падает на объекты сзади, а именно на баночку взбитых сливок и мисочку, наполненную клубникой, в глазах загорается огонёк. Томми же только вздрагивает от ощущения холодного крема на груди, думать не получается, когда шаловливый и такой горячий язычок слизывает нанесённую сладость, попутно задевая и лаская горошинки сосков. Томми как рыба, безжалостно выброшенная волной на берег, хватает воздух пересохшими губами, а когда брюнет доходит до члена, резко останавливается и притягивает гитариста за волосы для новой порции поцелуя. — Томми... – Кусая за мочку ушка, страстно шепчет Адам и тянется за спелой ягодкой. Блондин открывает глаза, сталкиваясь с таким возбуждённым взглядом, что не в силе противиться прихотям, открывает рот и медленно откусывает кусочек от клубники. Ягода оказывается переспелой и очень сладкой на вкус. Слегка поморщившись, Томми сам берет взбитые сливки и, тряхнув баночкой, наносит нежную смесь на оставшуюся часть ягоды. Адам следил за каждым его движением, как любовник ставит баночку обратно на стол, как откусывает еще кусок и облизывается, неотрывно смотря брюнету в глаза. Не выдержав такого напора, брюнет с рыком подхватывает Томми за ягодицы, а тот, в свою очередь, обвивает шею певца руками и ногами обхватывает талию. Возбуждение становится невыносимым, когда блондин страстно шепчет на ухо: «Я хочу тебя» – эта фраза окончательно сносит крышу. Брюнет, все еще поддерживая одной рукой желанное тело, второй рукой сбрасывает все со стола. Посуда соприкасается с дорогим паркетом и изящно разбивается на множество осколков. А им плевать. Плевать, что это жутко дорогой фарфор. Плевать, что он разбит и его уже не склеить. Главное, они вместе, рядом и близко друг к другу. Быть еще ближе не позволяет одежда, и Адам, просто-напросто срывает с себя рубашку голубого цвета, которая так здорово оттеняет его глаза. Ремень с внушительной пряжкой целует тот же паркет, а джинсы уже летят в неизвестном направлении. Сейчас ничего не имеет значения, скорее всего, если бы сейчас случился апокалипсис, двое влюбленных не заметили бы его. Хотелось быть настолько близко, хотелось раствориться в человеке, который лежит на столе. Зрачки расширились настолько, что карих радужек глаз почти, что не было видно, делая Томми похожим на демона, и непросто демона, а демона-искусителя. Боксеры брюнета изящно упали на пол и были небрежно отброшены ногой. Сильные и накаченные руки блуждали по телу гитариста, поглаживая то бедра, то ноги, но мучая и не доходя до главного. — Адам,... Смазка.... – Прошептал блондин и протянул брюнету тюбик, тот только вопросительно приподнял бровь, словно спрашивая: "Откуда?". А Томми только усмехнулся и поманил пальчиком к себе певца. Адаму долго объяснять не пришлось, и он припал к губам, страстно целуя. Языки плясали в каком-то безумном танце, извиваясь и соприкасаясь друг с другом. Хотелось вечно целоваться и не отпускать ни на минуту, но воздух человеку тоже необходим и такой желанный поцелуй пришлось прервать на пару секунд, а затем возобновить с большей страстью и желанием. Но двоим хотелось большего, чем простое соприкосновение с губами друг друга, и брюнет перешел к активным действиям, открыв тюбик, выдавил немного холодного крема и, не отводя взгляда от карих помутневших от страсти глаз, стал осторожно проникать одним пальцем в алую дырочку. По кухне разлился тягучий стон удовольствия, сливаясь воедино с нотами мелодии. Казалась, вот оно счастье, доставлять неимоверное удовольствие человеку которого любишь больше жизни. Но нет, счастье ждет впереди, когда любовник выкрикивает твое имя во время оргазма, а затем устало обмякает в руках, всем своим видом показывая, насколько он тебе доверяет. Стон набирал свою мощь и постепенно превращался в крик, но не от боли, нет, от удовольствия и безумного желания. Когда Томми стал сам насаживаться на три пальца певца, тот понял, что пора. Пора воплотить все свои фантазии за последний месяц. Пора отдаться чувствам и желанию. И вынув пальцы, Адам резко вошёл в своего Котёнка. Гитарист вскрикнул от неожиданности и запустил руки в тёмные, потерявшие свою форму, волосы. Стоны наполняют комнату, скрип стола и доносящиеся музыка только больше возбуждает, а ведь оба и так уже на грани. Прикосновения, вздохи, взгляды, всё приводит к нежеланному финалу. Оба хотят ещё, вот так быть всю вечность в объятиях друг друга, чувствовать каждую клеточку любимого тела. Томми, извивается под накаченным телом, срывая голос, хрипит о том, как же он любит Адама, просит ещё, грубее. А брюнет только яростнее вбивается в такую упругую попку и рычит от удовольствия, в его волосах самые любимые на свете руки перебирают пряди, как гитарные струны. Внизу живота собирается комок, дыхание становится прерывистым, стоны сливаются в унисон, и два влюблённых человека одновременно кончают, получая невероятное удовольствие. Белая макушка обессилено падает на стол, создавая глухой стук, а тонкие пальцы все так же перебирают запутавшиеся волосы брюнета. Самая счастливая в мире улыбка застыла на губах певца, безгранично счастливая и тёплая. В голове мелькали воспоминания, как он впервые увидел Томми и влюбился с первого взгляда, но и вспомнил, как слова самого дорого человека больно ранили сердце. Томми, как ни в чём не бывало, сказал: «Я –натурал» – тем самым убив все надежды на прекрасное будущее с этим человеком. Из мыслей его вывел звонкий смех любимого. В недоумении Адам перевел вопросительный взгляд на Тома, а тот, в свою очередь, лишь показал на волосы и посмотрел на муку в руках. Гитарист упёрся ладошками в большую грудь усыпанную веснушками давая понять, что он хочет слезть, чему Адам беспрекословно поддался и отстранился. Тем временем, Том, охая и ахая, слез со стола и, пошатнувшись, пошёл, шаркая ногами вон из кухни. Адам поплёлся за ним, но остановился у зеркала. Его чёрные волосы теперь были белыми от муки, так вот почему смеялся этот комок положительной энергии. Видимо, они были голодны из-за долгого расставания, что не замечали ничего, кроме тел друг друга. Певец всегда любил полюбоваться в зеркало и сейчас проделывал это действие. — Тебе очень идёт. – Раздаётся из-за спины тихий голос, и родные руки обхватывают талию певца, переплетая пальцы в замок. — Спасибо, малыш. – Смеётся Адам. – Обязательно перекрашу волосы в такой цвет, ты ведь не возражаешь, сладкий? Изогнув бровь, спрашивает Ламберт, оглядываясь через плечо. А ведь он и вправду сладкий, особенно нижняя часть стройного тела. — Нет, что ты. Адам, я устал. Пойдем спать? – подняв опущенную голову, Котёнок сделал умоляющие глазки. На это Адам только рассмеялся и поцеловал в макушку парня, а затем опять перешёл к пухлым губкам в ожидании поцелуя. Томми долго ждать не пришлось, он впился в любимые губы и слегка приоткрыл свой ротик, углублял поцелуй, такой чистый и открытый, что каждый боялся вдохнуть, чтобы не разрушить эту идиллию, повисшую в воздухе. — А где мои булочки? – разъединяя поцелуй, спросил певец. — Какие булочки? А, так мы их сбросили в порыве страсти! Раз тебе так важны булочки, а не я, тогда проваливай к ним! – взбунтовался гитарист, отпрянув от певца, сложив руки на груди, надул губки. Это выглядело чертовски мило. Котята тоже умеют обижаться всё-таки. — Да не нужны мне те булочки! – подойдя сзади, Адам хлопнул расслаблявшегося блондина по ягодицам до болезненного вскрика и обжигающе выдохнул на ухо, прикусывая мочку: — Булочки, да не те. — Ах ты! – засмеялся блондин и погладил ушибленное место. — А что если я сделаю так? – приподнял бровь брюнет и, подойдя ближе, начал щекотать бока возлюбленного. Смех двух парней сливался, вместе образуя собой ту связь, которую не заметишь сразу, которую очень трудно найти, а ещё труднее удержать. Две совершенно разные судьбы завязались в крепкий узел, который не под силу развязать никому и никогда...