Синдром мечты

Звон разлетевшихся по комнате осколков, казалось, был оглушителен. Мальчишка стоял ошеломленный, по телу бежал неприятный, колючий холод, губы словно покрывала невидимая ледяная корка; Николь не мог пошевелиться, и все, что ему оставалось - это слушать хрипы и рычание, вызванные болью, того, кого юный Амалфи считал одним из сильнейших и независимых координаторов в мире. Светлые волосы командира закрывали его лицо, искаженное болью, рука с венами, выступившими на ней, скрюченными пальцами царапала жесткий ковер. Николь никак не ожидал того, что увидел; он даже подумать не мог, что Ле Крезе был столь уязвимым, что он болен. Вера в непобедимость и бессмертную силу командира распалась подобно осколкам разбившегося стакана, раскрыв, между тем, потрясающую силу воли, показав фантастическую выдержку. Сколько он жил со своим недугом? Как долго держался, не показывая своей слабости окружающим? "Нам нельзя показывать свои недостатки - рано или поздно ими воспользуются даже те, кого мы считаем друзьями". - Николь Амалфи. - Здесь! Ухмылка командира всегда вызывала неоднозначные ощущения, будь то очередное задание с целью подпортить жизнь натуральным или же каверзный вопрос, на который Николь не смог бы ответить так же четко, как его более отважные товарищи. Амалфи никогда не слыл смельчаком и опытным солдатом, в бою его всегда пробивала дрожь, которую он старался скрывать, от насмешек Исаака становилось горько, а спокойствие и добродушие Асурана вызывали восхищение. В глубине души Николь всегда хотел быть похожим на них, он с замиранием сердца слушал командира, но в то же время его непреодолимо тянуло в родной дом, к нотам и любимому роялю. Нужна ли ему вся эта сила, действительно ли ему так необходимо было становиться солдатом - или наилучшим выходом оказалась бы спокойная размеренная жизнь, где он мог почувствовать покой, погружаясь в творчество? - Николь, - он услышал ровный, вкрадчивый голос Ле Крезе и поднял голову. Блондин улыбался, и юноша вдруг почувствовал холодок, пробежавший по спине. - Николь, скажи, о чем ты мечтаешь? Амалфи удивленно поднял брови. "О тишине, подальше от грохота боя, о печальной музыке струн пианино, о добрых улыбках семьи и мягкой постели за крепкими стенами дома..." Но разве мог он ответить что-то подобное командиру, который ожидал от него иного ответа? Мы должны победить, мы должны отомстить за погибших на Юниусе 7, мы должны уничтожить натуральных - вот что твердили, чеканя слова, все вокруг. И этого ответа требовали, грубо наплевав на истинные желания. Николь напрягся и открыл рот, готовый было сказать давно заученные слова, хотя все прекрасно знали, что в них столько же искренности, сколько и в желании смотреть смерти в глаза. Что-то его остановило. Ле Крезе ждал не этого скучного ответа. - Я хочу жить в мире, - подавив в себе дрожь, ответил пилот Блитц. Рау хмыкнул. - И что, по-твоему, мы должны сделать, чтоб твоя мечта сбылась? Тишина нудно звенела вокруг; Николь знал ответ, но так же он осознавал, что Ле Крезе иного мнения. Озвучить свой ответ перед ним было страшно. Рау ждал. Ему было интересно, что ответит мальчишка. Он отличался от остальной команды тем, что его мнение - истинное мнение - никогда не было основано на навязанных слепой обозленной толпе высказываниях политиков, в большинстве своем желающих власти над всем живым и неживым. Николь отличался рассудительностью и умом, которых временами так не хватало его товарищам... Но ему не доставало смелости. А впрочем, он просто понимал, что отличное от других мнение может стоить ему слишком дорого. И что бы там ни говорили о свободе слова, противостоянии системе и отказе от роли еще одной овцы в толпе, результат был один: даже волку в стаде блеющих обдерут шкурку. И никакие разговоры о начинаниях с малого, об идеях независимости от принципов власти, за которыми последуют те, кто не высовывался ранее, а трясся над своими теориями свобод в затхлых комнатушках с парой-тройкой таких же "свободных", воняющих страхом бунтарей, а выступившему против системы будет уже далеко не до того в ожидании мучительного наказания. "Все мы эгоисты, любому из нас хочется покоя и не хочется наказания", - Ле Крезе знал, что он такой же. Разве знание последствий и умение обходить опасность не были настоящей свободой? Разве можно обвинить такого человека в слабости, трусости и неразумности? Рядом никого не было, и от этого ответить на эти вопросы было вдвойне тяжелей. Если бы Николь не остался с блондином наедине, оправдать себя стандартным навязанным ответом было бы проще: никто не должен усомниться в преданности ЗАФТ и идеям правящих! Отчего-то Амалфи был уверен, что Рау Ле Крезе знал то, о чем его юный подчиненный старательно умалчивал. - Разве не во имя своей мечты ты вступил в ряды ЗАФТ, Николь? - командир усмехнулся. Он говорил тихо, и от этого по спине юноши пробегали новые волны холода. "Нет", - хотел ответить он - и не мог. - Нет, - простонал Николь, выгибаясь навстречу крепкому телу своего командира. Ле Крезе двигался резко, больно сжимая запястья подчиненного, задыхавшегося от беспощадного темпа. - Значит, не во имя мечты? - прорычал блондин в маске на ухо Амалфи. - Не во имя победы ЗАФТ?! - Нет! - отчаянно выкрикнул Николь, давая выход, казалось, всей боли в своем крике. Столько лет прошло, а он все еще боялся сказать правду. Напряжение росло, на лбу Амалфи проступили капельки пота. Координатор в маске, словно издеваясь, продолжал смотреть на пилота и ухмыляться. Николь мог бы отвертеться банальным "мы должны бороться", но боялся. Ле Крезе знает, он все знает, и будет смеяться над ним, не станет больше воспринимать его как члена команды. Он станет просто глупым безвольным ребенком, трусом, не способным сказать то, о чем действительно думает... А если он скажет правду? Ле Крезе, убежденный в никчемности натуральных, высмеет подчиненного или, что еще хуже, обозлится на идеи юноши. И кто знает, чем это может закончиться... Голос командира заставил Амалфи вздрогнуть: - Ты хочешь жить в мире с натуральными или в мире без них, а, Николь? Удар ниже пояса; парень закусил губу. Ле Крезе видел его нерешительность, и пилот Блитца вдруг осознал, что ответ блондин уже получил. Зачем он колебался??.. - Я... я хочу жить в мире без войн. Рау хмыкнул. - То есть, ты сторонник заключения мира с натуральными. Но разве ты не помнишь, кто начал войну? Как они уничтожили Юниус 7? - Но ведь это вина не всех натуральных... - Николь растерялся и никак не мог совладать с собой. - Земной Альянс... - Земной Альянс представляет интересы натуральных. - Но есть те, кто против войны... - Ты не согласен с мнением жителей ПЛАНТ? Тебе безразличны чувства тех, кто потерял своих родных? - голос Ле Крезе давил, хоть координатор с виду был совершенно спокоен. - Нет, я... - Когда ты вступил в ряды ЗАФТ, какую цель ты преследовал? - Я... Мне... - Ну? - Меня поразила трагедия с Юниусом. - Как ты считаешь, Николь, почему Земной Альянс уничтожил Юниус 7? Амалфи трясло. Ему казалось, что еще немного - и он упадет под напором командира. Слова застряли в горле, и даже вдыхать парню удавалось с трудом. Ле Крезе, явно удовлетворенный эффектом, не остановился: - Натуральные боятся нас. И единственным верным решением, по их мнению, было уничтожить нас. Это слабая раса, которая страшится превосходства над ними. И те, кому действительно нужна война - натуральные! - Но война ни к чему не приведет. Уничтожение натуральных - это не мир. Это бойня. Разве можно назвать это миром? - Николь готов был сорваться на крик; на глазах выступили слезы - мальчишка понял, что проиграл, он понял, что теперь ему уже нечего бояться. - Они сами виноваты, - Ле Крезе развел руками. - Земной Альянс дважды нарушил хрупкое равновесие... - Но... - Ты не согласен? - Это правда, однако... - И это не мы начали войну. - Да, и все же... - Мы обязаны защищать ПЛАНТ, разве не так? Земной Альянс создавал секретное оружие против нас, их люди бесчестно нападали на мирных жителей, и чтобы этого не повторилось, мы должны напасть первыми! Уничтожить их, пока они не уничтожили нас! - Да... Нет! - Нет??! "Это конец", - думал Николь. Его обвинят в предательстве, его жизнь кончена, его мечты разрушены... Прислонившись к стене, он пытался перевести дух, но отчаяние давило изнутри, готовое вырваться истерикой. Поглощающее чувство беспомощности, страх, накрывавший с головой, ломающий, засасывающий в вязкую трясину ужаса предстоящего... "Нужно было ответить... Нужно было сказать..." Рау, похоже, тоже вынужден был перевести дух. Через несколько мгновений устрашающей тишины он почти ласково вновь спросил: - Так что нам нужно сделать, чтоб твоя мечта сбылась? - Защищаться, - тихо ответил Николь. - Нет, - Ле Крезе покачал головой и, подойдя вплотную, приподнял пальцами подбородок мальчишки. - Нападать. Николь старался не попадаться на глаза Ле Крезе, а в моменты, когда такое случалось, не задерживаться и держаться ближе к людям. Амалфи все чаще стал задумываться над своими словами, предпочитая даже отмалчиваться по возможности, следуя простому правилу "лучше промолчать, чем быть в чем-то уличенным или прослыть дураком". Окружающие, возможно, заметили его замкнутость, но во время войны люди часто менялись. Неудивительно, что на пятнадцатилетнего подростка жестокие события так повлияли. А впрочем, как считал сам Николь, всем вокруг было глубоко наплевать на него, его мысли, поведение - лишь бы приказы выполнял. И он старался сделать все, чтоб у Ле Крезе не было повода обвинить несчастного, глупого мальчишку в предательстве или несогласии с политикой ПЛАНТа. Неважно, что ты не согласен с тем или иным решением руководства, если тобой управляет страх за жизнь. Это в сказках герои жертвуют собой напропалую, держать за стремления и идеи, здесь же, когда ты всего лишь низшее звено, чудес не случается. Однако командир не предпринимал новых попыток заговорить с пилотом Блитц. Он четко указывал, что делать. Война, начавшаяся в космосе, теперь бушевала и на Земле. Бои становились все опаснее, среди солдат Альянса Земли появились те, кого действительно стоило опасаться, и Николь теперь, каждый раз оказываясь в кабине Мобильного Доспеха, с отчаянием думал о том, что следующий бой может оказаться для него последним. - Я вступил в ряды ЗАФТ только потому, что меня поразила трагедия с Юниус 7, - как-то признался он Асурану. - Я не хотел воевать. - А теперь? - спросил Зара-младший, который, похоже, разделял мнение Николя. - И теперь не хочу... Но разве теперь есть у него иной путь? Люди подвержены опрометчивым поступкам, вызванными эмоциями. И тогда, поддавшись отчаянию всех координаторов и скорби по погибшим, дав чувствам на мгновение завладеть разумом и желаниями, пойдя на поводу у совершенно бестолковых юношеских стремлениий изменить мир, он принял неверное решение, уничтожившее его жизнь и мечты. - Ты жалеешь, что тогда присоединился к ЗАФТ? Ле Крезе убрал прядь волос, прилипшую от пота ко лбу Николя. - Я не хотел убивать, - парень отвел взгляд и на некоторое время задумался. Он много раз размышлял, что было бы, если б он остался со своей семьей. Стал бы он известным пианистом? Или его дом разрушили бы? Или его убили бы, как и многих невинных жителей ПЛАНТ? Рау усмехнулся в шею Амалфи. Тепло его дыхания сменилось прохладой от влажной дорожки, оставленной языком, ласкающим нежную кожу, и поцелуями. По уставшему телу пробежала успокаивающая дрожь. - У меня есть причина, почему я могу не жалеть об этом. - Хм? - Ле Крезе не отрывался от своего занятия. - Я встретил Вас. Командир взглянул в лицо Николя и улыбнулся. Снова эта хитрая ухмылка. Разговоры только и были, что о плане Председателя Зары. Он яростно выступал против натуральных, желая уничтожить всех их до последнего и все, что они создали. Он был движим ненавистью, но противники идей Зары нашлись... Они исчезали друг за другом, их прижимали и уничтожали самыми разными способами, обвиняя в предательстве. Николь был в замешательстве. С одной стороны, он не желал и слышать о проекте ГЕНЕЗИС, с другой же - он находился практически в самой гуще происходившего. Временами эмоции захлестывали его с такой силой, что мальчишка не мог сдержаться: он прятался и рыдал, не зная, как стоит поступить дальше. В такие минуты слабости ему хотелось бросить все и сбежать, но он знал, что Ле Крезе рано или поздно найдет его. Страх перед командиром стал настолько навязчивым, что Николь любым своим действием боялся скомпрометировать себя, страшился, что даже его взгляд может быть расценен иначе. Это сводило Амалфи с ума. Он стал допускать ошибки в бою, несколько раз смерть обошла его лишь чудом, и пришел тот день, когда Ле Крезе вновь беседовал с пилотом Блитц один на один. - Я не могу отпустить тебя в бой. Ты подвергнешь опасности и себя, и всю команду. Из-за твоей рассеянности остальные пилоты вынуждены прикрывать твою машину и рисковать собой, - строгий голос отбивался в голове Амалфи, словно удары кнута. - Я сделаю все возможное, чтоб этого не повторилось, - сдержать дрожь было слишком трудно, и зубы мальчишки едва не стучали, выдавая позорный ужас перед командиром. - Нет, не сделаешь. Ле Крезе встал из своего кресла и не спеша подошел к Николю. Взвинченный парень готов был разрыдаться; он не хотел быть рядом с тем, кто стал причиной его страхов и паранойи. Но выхода не было. - Я не позволю... - мужчина, казалось, прошипел это, склонившись над перепуганным подростком. Амалфи ничего не оставалось, кроме как сдавленно ответить "есть". Парень отправился в свою каюту и только там, присев на постель, смог облегченно выдохнуть. Ле Крезе, конечно, был прав: Николь мог подставить своих товарищей. Его пугала собственная несобранность и слабость, но он всеми силами желал показать командиру, что не собирается предавать ЗАФТ. Но его отстранили, значит... значит, он останется здесь, и, может быть, ему удастся успокоиться и привести мысли в порядок. - В конце концов, я сам себя накручиваю, - проговорил в пустоту Николь, словно уговаривал себя в том, что ни в чем не повинен. Его разбудил сигнал тревоги, прокатившийся по всему кораблю. Амалфи вскочил, готовый по привычке бежать в ангар к Блитц, но у двери вспомнил, что теперь эта команда не для него. Мимо, по коридору, бежали солдаты, и в груди у Николя защемило - он не нужен. "Ну и хорошо", - попытался он приободрить себя, расстегнув мундир, вновь улегся на постель. Но сердце быстро стучало, а волнение сдавливало горло. Чего ради они сражались? Координаторы мстили за Юниус 7, натуральные мстили в ответ на месть координаторам, те в свою очередь снова мстили за месть во имя мести... Круговорот смертей, непрекращающаяся жестокость, пища для царей подземного мира, словно вцепившийся в свой хвост уроборос. Николь, некогда безжалостно атаковавший корабли сил Земли по приказу, теперь сожалел о своих поступках. "Сколько времени понадобилось на то, чтоб понять это... Скольких я убил, сколько пытались убить меня - и все ради чего? Что именно необходимо сделать для заключения мира? Убийство - это не решение, уничтожение - не залог счастливого будущего", - размышлял Николь, пока его товарищи сражались где-то неподалеку. Амалфи всегда немного пугал и вместе с тем завораживал космос. Бескрайняя чернота, разрываемая лишь тусклыми огнями далеких звезд и всполохами взрывающихся снарядов. Эта космическая пустота податливо поглощала грохот взрывов и пожирала обломки разорванных кораблей и изуродованные ошметки тел - скрюченные, драные, высушенные, сгоревшие и заледеневшие. Конструктор войны. Николь не хотел погибнуть в космосе, не хотел бы сгореть в кабине Мобильного доспеха; он хотел жить, как любой другой человек - долго, с улыбкой на лице и с чувством любви в сердце. Но когда ты выбираешь для себя путь солдата, ты подписываешь приговор, отбирающий у тебя способность быть счастливым раз и навсегда. Даже если ты выживешь и вдруг окажешься победителем, страшные картины войны, воспоминания будут преследовать до самой кончины, они останутся с тобой вместе с привычным, судорожным, движением пальцев, сжимающих оружие. Парень шумно выдохнул. Он не знал, сколько времени прошло с начала боя, не хотел думать о том, выжили его товарищи или, наоборот, уничтожили всех стоящих у них на пути натуральных. Исаак часто называл Николя трусом. Он остервенело бросался в бой, смеясь над погибающими врагами. "Может, я и трус, но на моих руках не так много крови, Исаак", - Амалфи повернулся на бок. Он старался себя оправдать - и хорошо это понимал. Но как можно не лишиться рассудка на войне, кроме как найдя себе оправдание? Из тяжелых мыслей его вырвал голос Ле Крезе. Николь вздрогнул и резко повернулся к монитору - так, что голова пошла кругом, и он не сразу понял, что командир взволнован. - Николь, ты нам нужен, - голос Рау потерял свою ледяную окраску, в словах были слышны нотки негодования и растерянности. - Сейчас же вылетай. Парень на секунду задумался. Что такого могло произойти, чтоб Ле Крезе, запретивший ему вылетать на задания, дал приказ к немедленному выступлению? Что могло заставить командующего так сильно беспокоиться? - Николь, ты слышишь? - корабль тряхнуло, изображение дрогнуло. - Да! Слушаюсь! Уже сидя в кабине, Амалфи получил всю необходимую информацию. Они попали в западню, ЗАФТ не справлялся, машина Деарки вышла из строя, у остальных заканчивалась энергия, и их необходимо было вернуть на корабль. Но им мешали корабли Альянса Земли, ставшие между силами ЗАФТа и отделившимися доспехами, с трудом сдерживающих атаки. Времени оставалось слишком мало. Исправить ситуацию мог только Николь - Блитц был оснащен необходимой для подобных операций функцией - "Мираж Коллоид", позволявшей стать машине невидимой визуально и технически, искривив лучи света и радиоволны радаров. От Амалфи требовалось незаметно подойти к вражеским кораблям, подбить, а при необходимости отвлечь их на себя, давая товарищам возможность вернуться. - Будь осторожен, - услышал парень тихий голос Рау и на секунду замер. "Что? Как? Он... беспокоится?" От мыслей его отвлек взрыв, яркой вспышкой блеснув слева и осветив красно-желтым светом кабину. - Поторопись! - Есть! Несколько выстрелов во врага - и Николь растворился в тени одного из кораблей. - Установить режим "Мираж Коллоид". Режим установлен. Уровень потери дисперсии 30%. Блитц исчез. Проскочить мимо кораблей и мобильных доспехов сил Земли не составило труда. Трудности начались тогда, когда Николь обнаружил Игис, Бастер и Дуэль. Все было еще хуже, чем он представлял, следовало действовать как можно быстрее. Как и сказал Ле Крезе, Николь выстрелил в корабли Альянса Земли, дав команду Асурану забрать Бастер и немедленно отправиться на свой корабль, воспользовавшись моментом замешательства натуральных. Но стоило ему отключить режим "Мираж Коллоид", как на него тут же напали мобильные доспехи противника. "Просчитали по траектории выстрелов", - понял Амалфи и устремился к Исааку. - Нужно прикрыть Игис и Бастер! Исаак выкрикнул несколько проклятий, упомянув, что уровень его энергии минимален, и они вдвоем начали палить по доспехам землян. Все, что им было нужно - пробиться через них и отступить. - Николь, Исаак, уходите оттуда! - раздался голос Ле Крезе в динамиках. - Мы пытаемся, - Амалфи прицелился и сбил машину противника, полетевшую вдогонку проскочившим Бастеру и Игису. Кто-то попал в него, Блитц тряхнуло, запищали индикаторы. Рядом что-то рвануло, и Николь услышал крик блондина. - Исаак! - закричал он в микрофон. - Исаак! - Меня подбили, - раздался голос товарища. По спине Николя прокатился холодок: голос Жуля был каким-то безжизненным, уставшим и безразличным. Его Гандам дернулся и стал опускаться. - Исаак! - снова закричал пилот Блитц. - Проваливай отсюда, - прохрипел парень в ответ. Блитц снова тряхнуло, отбрасывая машину чуть в сторону, но Николь настойчиво повернул доспех обратно к Дуэли. - Уходи, мать твою! - заорал Исаак из последних сил. - Хрена с два, - прошипел Николь, подхватывая Дуэль и отстреливаясь от напирающих неприятелей. - Может, я и трус, Исаак... Но я буду бороться... Я не брошу... Он услышал сдавленный, недовольный вздох Исаака, затем сквозь писк и завывания систем Блитца пробился голос командира: - Уходите, я вас прикрою. Ле Крезе вылетел на своем ГИНН, уверенно лавируя между вражескими машинами и сбивая самые настойчивые из них, рискнувшие приблизиться. Но было уже слишком поздно - из-за использования "Мираж Коллоид" энергия в мобильном доспехе Николя закончилась слишком быстро. Он видел, как опускается шкала на мониторе, и понимал, что это конец. Но у него еще был шанс спасти Исаака. - Командир, я брошу Вам Дуэль. - Николь, ты... Но парень уже не слышал. Он в одно мгновение смирился с тем, что его мечты, какими бы они не были, никогда не исполнятся. Возможно, будь он хоть немного смелее и увереннее в себе, он смог бы сделать больше, продумать план лучше. Возможно, если б он не выдал своих истинных чувств, если б не испугался и просто соврал тогда, все было бы иначе. Возможно, если б не было войны... Или если бы он остался в стороне от нее... Но он не был, не остался - он сделал то, что сделал, и час его расплаты пришел. ГИНН командующего приближался, его атаковали машины сил Земли, но пробиться через них удалось. Николь использовал остатки энергии на то, чтоб зацепить мобильный доспех Исаака своим якорем и швырнуть Дуэль к ГИННу Ле Крезе. ЗАФТ нужны опытные бойцы, а не трусы. Ле Крезе это знал, и более того, он знал, что Исаак не станет сопротивляться приказам, в его преданности не было сомнений. В отличие от Николя. - Николь... - Я сделал все правильно, - ответил мальчишка командиру - и энергия Блитц иссякла окончательно. Рау подхватил доспех Исаака и замер на месте. Он не мог оставить Николя умирать. К ГИННу приближались новые вражеские доспехи, и блондину ничего не оставалось, кроме как оставить Амалфи и лететь к своему кораблю - либо они погибнут все вместе, либо он спасет машину и пилота... и себя. Ле Крезе зашипел и повернул ГИНН. Как слетаются на падаль мухи, так Гандам Николя окружили враги. Пилот тяжело дышал, крепко зажмурившись и ожидая смерти. Еще немного, еще совсем чуть-чуть - и мир наполнится болью, отчаянием, нежеланием исчезать... Но ведь это не продлится долго. Теперь его не будет мучить страх перед командиром, никто не станет насмехаться над его трусостью, он больше никогда не будет сожалеть о том, что не сыграл на пианино свою последнюю мелодию. Еще чуть-чуть... Блитц вновь сильно тряхнуло, отшвырнуло в сторону, и Николь не сдержал крика. Завоняло гарью, что-то лопнуло и зазвенело совсем рядом. И снова взрыв, грохот, а через закрытые веки видны вспышки. Вот, еще один миг - и его не станет. По щекам текли слезы, которых Амалфи, казалось, не чувствовал. Его снова тряхнуло. Что-то ударило по рукам и груди, и парень распахнул глаза, не в силах больше ожидать смерть в неизвестности. Ведь, как известно, более всего пугает именно оно – незнание того, что будет впереди. Через дыры искореженного металла он увидел доспех Альянса - такой страшный теперь, он летел на него, готовый разрубить Блитц на куски. Николь закричал, чувствуя, с какой силой напряглись голосовые связки. В свой последний крик он вложил все отчаяние, что пожирало его, весь ужас и всю ненависть к войне все нежелание умирать, ставшее в этот момент настолько отчетливым, что ощущалось почти физически. "Я не хочу! Не хочу умирать! НЕ ХОЧУ!!!" Но разве смерть спросит разрешения? Когда разум заполняется болью, ты забываешь обо всем: о прошлом, о настоящем, о желаниях. Ты забываешь о том, что тебя окружает, что чувствуют другие; ты не помнишь себя - есть только боль. Она разрывает тебя на миллионы кусочков, безжалостно сжирает все твое естество, и остается только она одна, а ты, ты растворяешься в ней. - Пожалуйста, не надо, - Николь плакал, наблюдая, как блондин с нескрываемым удовольствием поворачивает ручку, усиливая силу тока. Связанные над головой руки затекли, веревки резали кожу, но парень давно перестал это замечать. Его тело не было готово к новой пытке, а ожидание страшило больше, чем сама боль. - Я не хочу, - взмолился Амалфи. - Прошу Вас! - Ты виноват, мой мальчик, - тихий, вкрадчивый голос Ле Крезе заставлял вновь и вновь вздрагивать. - Я виноват, пожалуйста... пожа-а-а-а... Николь задергался и взвыл, задирая голову. - Ты заставил меня в тебе сомневаться. - Да... я виноват... ви-нова-а-ат! - его снова дернуло, зазвенели цепи оков. - Ты раскаиваешься? - Рау сгреб волосы на макушке юноши, поворачивая его мокрое от слез и пота лицо к себе. - Да, да... Да! Да, очень, пожалуйста... Амалфи смотрел на своего мучителя, но блондин отпустил его прежде, чем новая волна тока ударила по чувствительным местам бывшего пилота Блитц. Он заорал, пытаясь сжаться, но путы ему не позволили. - Прошу, Хозяин... Последний крик утонул во взрывах, яркий свет ослепил. Казалось, что на мгновение все вокруг замерло и утихло, чтоб еще через миг ударить со всей силы и навалиться с огромной скоростью, уничтожая само сознание. Николь задохнулся от боли, пронзившей все его тело миллионами острых осколков. Он перестал понимать, что с ним происходит, где он и кто он такой. Он не мог даже думать - его поглотила пустота, в которой не было места ничему кроме боли и отчаяния. Те несколько секунд его мук показались Николю даже не вечностью: что есть вечность, когда твоя душа рассыпается здесь и сейчас на мириады частичек, исчезающих в бесконечном космосе? Цена геройству. И даже пришедшая на смену последней пытке тьма не спасла Николя. Ему приходили образы, смешанные с отвратительными запахами крови, горелой кожи и одежды. В этих образах он видел мелькающий свет, лицо командира, Исаака и еще каких-то людей. Они искажались в уродливые маски, пугавшие Амалфи, и он начинал кричать, но не слышал себя и снова падал во тьму. Он видел кровавые пятна на белых полотнах и чувствовал острый запах, смутно напомнивший ему дом и ласковые прикосновения матери, своей прохладой рук облегчавшей его жар. И он мечтал о том, чтобы все это поскорей закончилось. "Меня нет больше", - шептал он в вязкую темноту, сквозь которую пробивался раздражающий писк, смешанный с каким-то приглушенным шумом. Звуки становились все громче, и Николю хотелось вновь вернуться в глухую тьму, в которой он погряз и привык, как к спасительному кокону. Но ему не позволили. Николь вдруг увидел слабый сет. До его слуха отчетливо донесся знакомый голос, тихо звавший его по имени. Его непреодолимо тянуло вверх, к тому свету, и он потянулся, постепенно, выныривая из мрака. Пальцы слегка сжались, чувствуя теплую шершавую ткань, в тело будто вернулась жизнь, и оно стало тяжелеть, постепенно возвращая чувствительность. "Что это?" - подумал Николь, забывший о том, что можно чувствовать, слышать, говорить... "Я жив?" - пришло осознание. Но так не хотелось расставаться с этим чувством небытия, не хотелось знать, кто он и зачем уютное ничто вытолкнуло его в реальность. Мальчишка прислушался... Этот писк... Этот шорох... Кто звал его? Кто насильно вытянул в жестокий мир, зачем? "Не хочу знать, ничего не хочу". Амалфи не хотелось открывать глаза и смотреть на что он променял пустоту. - Николь, - снова услышал он голос. "Кто это?" Такой знакомый голос. Он рад его слышать или же он ему противен? Мысли медленным, тягучим потоком наполняли сознание, словно воскрешение заканчивалось с его осознанием. "Я жив", - понял пилот Блитц и вдохнул. И дыхание, как заключительная ступень, вернуло его в реальный мир окончательно. - Ты вернулся, - снова этот голос, заставляющий Николя дрожать. Он нехотя разлепил веки - и яркий свет ударил в глаза, давно от такого отвыкшие. Николь зажмурился и снова попытался разглядеть того, кто был виновен в его воскрешении. Глухой короткий стон вырвался из горла, и размытая фигура тут же склонилась над лицом подростка. - Как ты себя чувствуешь, Николь? Светлые волосы до плеч, маска острых очертаний, теплая сильная рука, сжавшая его руку. "Отвратительно", - решил, наконец, Амалфи. - "Зачем, зачем меня вернули?" Он снова застонал, не в силах что-либо произнести. - Все хорошо, Николь, не волнуйся. "Где я?" Юноша попытался рассмотреть помещение. Кажется, мужчина понял его немой вопрос: - Ты в госпитале, - он выдохнул. - Тебе повезло. Ты выкарабкался, ты молодец. Мужчина улыбнулся и погладил мальчишку по голове. Странно, ведь раньше его улыбка была не такой. Где же знакомая всем ухмылка? - К... ко-м-м... мх... ди... - Тшш, - Ле Крезе убрал руку. - Все хорошо. Просто отдыхай. Блитц был уничтожен. Но несмотря на это Ле Крезе вернулся за Николем, который выжил, казалось, лишь по счастливой случайности. Он долгое время не приходил в себя, врачи сомневались в том, что он останется в живых из-за полученных травм, но командующий Рау Ле Крезе настойчиво твердил, что будет ждать столько, сколько потребуется. Никто не ожидал от него такого, но всей, изрядно потрепанной команде, требовался отдых. Сам Ле Крезе в той операции был ранен, прорываясь к мобильному доспеху Николя, а потому все операции с участием его группы были отменены или переданы другим подразделениям. Руководству это доставило проблем, поскольку, как оказалось, справиться с "Архангелом", за которым так настойчиво следовал Ле Крезе, мог только он и его пилоты Гандамов. Война продолжалась, разбухая, как опухоль, все больше и больше. Перед Николем сидел Исаак. Весь его вид говорил о том, что парню крайне неудобно: он ссутулился, сжался и отвернулся, пытаясь спрятать лицо в платиновых волосах. Амалфи непонимающе смотрел на товарища и терпеливо ждал объяснений, зачем тот приплелся к нему в палату и уселся рядом с постелью. Откровенно говоря, Николю было приятно, и он даже попытался улыбнуться, но дыхательная маска мешала сделать это должным образом, а потому уже бывшему пилоту Блитц приходилось лишь удивленно хлопать глазами. Наконец, Исаак собрался с мыслями и повернулся к больному. - Я... хотел... - он покраснел и склонил голову, царапая ногтем обивку стула, на котором сидел. - В общем... я хотел сказать спасибо. За то... что спас меня тогда. Ты чуть не погиб из-за меня, и... я... Николь покачал головой, слегка морщась от все еще ощутимой боли. Исаак тут же испуганно подскочил. - Тебе больно? Позвать кого-нибудь? Доктора?.. Николь широко раскрыл карие глаза, изумленно наблюдая за реакцией Жуля. - Нет, - его приглушенный голос казался все еще слабым, - просто я хотел сказать, что не нужно меня благодарить. Ведь ты нужен команде, и я рад, что смог тебе помочь. Исаак плюхнулся обратно на стул, недоверчиво косясь на Амалфи, словно не верил в то, что младшему товарищу не нужен доктор. Николь тихо рассмеялся, снова поморщившись; крикливый и заносчивый блондин был так забавен сейчас! - Нашелся тут тоже... герой, - Жуль явно не хотел показаться раскаявшимся добряком, а потому выбрал довольно потешный способ оставаться при своем амплуа. - Выздоравливай скорей, а то нам скучно - придраться не к кому. Разве что к Асурану попробовать... Николь снова улыбнулся. Ему казалось, что теперь все будет хорошо.