Ожидание Джона Уотсона

В конце концов, Шерлок всегда возвращался. Врывался ли он в дверь, впрыгивал ли в окно, падал ли в гостиную через дыру в крыше, выбирался ли через старый подвал, но всегда возвращался. Он мог выйти на минуту и пропасть на день или даже на неделю, а мог отправиться в командировку и вернуться уже через полчаса. Вернуться, чтобы потом снова убежать, уехать, улететь, и вновь вернуться. Джон ругался, злился, волновался, особенно если Шерлок не брал его с собой, но ждал. Он привык ждать. Джон Уотсон ждал, когда наступит удобный момент, чтобы подсунуть Холмсу чай и бутерброды. Джон ждал, когда сон, наконец, сморит гениального детектива, чтобы накрыть его, уснувшего в неудобной позе, одеялом. Джон ждал, когда Шерлок перестанет греметь на кухне пробирками, чтобы подойти к нему и извиниться после очередной ссоры, в которой чаще всего был виноват Холмс. Джон, в конце концов, всегда ждал, когда Шерлок вернется. Джон не ходил на кладбище, ведь Шерлока там не было. Да, там был черный могильный камень с красивыми золотыми буквами «Шерлок Холмс», но Шерлока не было. Джон просто не мог поверить, что Холмс погиб. Да, Шерлока не стало, но он не погиб. Окружающие смотрели на Уотсона с тщательно скрываемой жалостью, а психотерапевт собиралась прописать ему более сильное лекарство. Весна сменилась летом, лето – осенью, осень – зимой. Джон ждал. В конце концов, что ему еще оставалось? Джон впервые встречал Рождество в одиночестве. Квартира по Бейкер-стрит была украшена, и это стараниями миссис Хадсон, но в ней не было праздника. Миссис Хадсон хотела составить Джону компанию, но он отговорил ее. Зачем грустить по былому в такой светлый праздник? Пусть лучше она встретит его со своими подругами. Джон сидел у камина, с которого на него смотрел череп, безрадостно ухмыляясь в неровном свете пламени. Праздничный ужин остался нетронутым, бутылка - нераскрытой. Джон ждал шагов по лестнице. Быстрых или осторожных, тихих или громких шагов Шерлока Холмса. Ведь загадывать желание, просить прощения или возвращаться домой лучше всего именно в Рождество. Стрелки на часах сделали один круг, второй, третий, и Джон, наконец, встал с кресла, прошелся по комнате и выглянул в окно. За окном падал снег. Пушистый, медленный и по-рождественски чудесный. Он почти покрыл собой асфальт и крыши домов. Джон проглотил ком в горле и задернул занавеску. «Пожалуйста, вернись. Я больше не могу ждать». В Рождественскую ночь Джону снилось, что Шерлок снова дома. Проснулся Уотсон от аромата свежеиспеченных булочек и громкого пения миссис Хадсон. Джон испытал огромное чувство благодарности к этой стойкой, доброй женщине. Еще одно одинокое утро было бы невыносимым. Мучительное ожидание ослабло, дав волю теплым, искренним чувствам. Рождественское утро не спешило наваливаться тяжестью не присутствия Шерлока. Джон не спеша одел новый свитер, который заботливо положила на стул около его кровати миссис Хадсон. Потянулся всем телом, улыбнулся своему отражению в зеркале и пожелал сам себе счастья и терпения. В конце концов, Джон умел ждать. Позавтракав с миссис Хадсон, обменявшись с ней скромными подарками, Джон подошел к окну в гостиной. Мир за одернутой шторой поразил своей белизной. Снег падал всю ночь, и теперь все вокруг было устлано белым ковром. А на самом краю тротуара, под окнами квартиры 221b, стояли три снеговика, глуповато улыбаясь Джону Уотсону. Джон недоуменно осмотрел их, а потом улыбнулся в ответ такой же глупой улыбкой: на среднем снеговике был надет до боли знакомый синий шарф. Сердце Уотсона пропустило несколько ударов, а потом забилось с новой силой. Три снеговика. И ожидание. Но сколько еще? Три часа? Три дня? Три недели? Три года? Какая теперь разница, ведь, в конце концов, Шерлок Холмс всегда возвращался.