Любовь и дальние страны

Королевская карета застряла в грязи через час после того, как зарядил ливень и дорогу окончательно развезло. Кортеж остановился, гвардейцы спрятались под деревья, надеясь сохранить сухим хотя бы нижнее белье, а конюхи и слуги принялись рубить лапник на страж-деревьях, чтобы подложить под тяжелые колеса кареты и вытащить ее из ямы. — Не лучше ли вернуться в Темную Башню, ваше величество? — спросил королеву гвардеец в белом плаще, ставшим похожим на грязную тряпку. — Иначе придется заночевать прямо посреди леса. — Нет, — ответила Дейенерис, немного подумав, — если мы вернемся, то потеряем целый день. Позовите того дозорного, что дали нам в провожатые. И моего сына заодно. Гвардеец коротко кивнул и пришпорил коня, поскакал вперед, под сень страж-деревьев, где вместе с мейстером и братом ночного дозора по имени Эммет, укрылся от дождя наследный принц. — Ваше высочество, — сказал гвардеец, перекрикивая шум дождя. — Ваша матушка зовет вас. А так же и вас, брат Эммет. Позвольте, мой принц, я позову стражников и мы укроем вас паланкином. — Не стоит, сир Конрад, — весело ответил принц, тряхнув темными кудрями. — Я не из сахара и не растаю от простой воды. Он спрыгнул со своего коня, отдал поводья слуге и побежал к карете, не обращая внимания на ливень. Брат Эммет последовал за ним, правда все-таки прежде накинул свой черный плащ себе на голову. — Ты звала меня, матушка? — спросил принц Дункан у королевы, подбежав к оконцу кареты. — Да, — ответила она, — зайди сейчас же к нам, внутрь. Ты же вымокнешь до нитки! Принц нахмурился, но потом все-таки открыл дверь и забрался в карету и уселся напротив матери, поглядывая на нее сердито. Принцу было только одиннадцать, но он чувствовал себя почти взрослым. Почти всегда, за исключением таких вот случаев, когда приходилось слушаться мать. С маленькой принцессой было пока куда проще. Тем временем к карете подбежал черный брат. — Брат Эммет, вы знаете дорогу, — сказала королева, когда тот поклонился. — Что скажете, стоит ли нам возвращаться в Темную Башню или же ехать вперед? Далеко ли до следующего замка? — Не поспеем до ночи, ваше величество, — ответил тот, поеживаясь от капель воды, затекающих ему за ворот. - Вернуться если только… Впереди есть наша, дозорная, охотничья заимка, но там негодящий для вашего величества ночлег. Так что вернуться — самое дело. — Нет, мама, — встрял Дункан, — давай переночуем в заимке! Разведем костер, обсушимся. Или отпусти меня с братом Эмметом, а сами возвращайтесь. Королева строго посмотрела на сына: — Отпустить тебя одного? Это слишком неразумно для наследного принца, Дункан. — Может я и не хочу… — Дункан упрямо скрестил руки на груди, — не хочу быть наследным принцем. Хочу быть братом Ночного Дозора, или охотником, или мореплавателем, как капитан Сиворт. Дейенерис хотела одернуть сына — слишком уж он заболтался. Но потом передумала, протянула руку и ласково погладила Дункана по щеке. — Мы те, кто мы есть, хотим мы того или нет, Дункан, — она вздохнула, повернулась к брату Эммету и сказала: — Мы все поедем в вашу заимку. Ночевка под крышей в тепле в такую погоду — самый подходящий для нас ночлег. Поезжайте вперед с парой гвардейцев и принцем, а мы прибудем, когда эту треклятую карету наконец вытащат из колеи. Дункан просиял и выскочил из темного нутра кареты снова под струи дождя. *** Заимка, в лесу, в стороне от дороги, оказалась даже меньше и обветшалей, чем мог себе представить принц Дункан. Всего лишь невысокая хижина, сложенная наполовину из валунов, наполовину из сосновых бревен, почерневших от дождей и ветра, низкая, почти вросшая в землю, с маленькими отдушинами под самой крышей вместо окон. Крыша заимки была крыта дерном, так что на коньке проросла тонкое, корявое деревце северной горечь-ягоды. У каменной стены под навесом были сложены аккуратной поленницей дрова, а по стрехам были развешаны тушки фазанов и перепелов. На свист и крики брата Эммета из двери выглянул заспанный парнишка, который сначала показался Дункану не старше его самого. Когда парень узнал, что к ним пожаловал принц, а скоро прибудет и сама королева с гвардейцами и свитой, то замер, открыв рот так широко, что туда, должно быть, успело натечь порядочно дождевой воды, пока Эммет не хлопнул его по затылку. — Дурья твоя башка, — сказал дозорный, — принцу так-то кланяться положено. — Это ничего, Эммет, — остановил его Дункан, — все равно тут нет ни матушки, ни моего учителя, чтобы нас отругать. — Как тебя зовут? — спросил он у парнишки, спрыгнул с коня и вошел в темную хижину, прячась от дождя. — Иголка, млорд, ваша милость, — ответил парень. Дункан посмотрел на него с любопытством. На поверку, Иголка оказался постарше принца, и даже выше его ростом. Но худоба, удивленный взгляд и взъерошенные волосы делали его мальчишкой. Эммет тоже вошел в хижину, что сразу же сделало ее тесноватой, и засветил огнивом масленую лампу в углу. — Медведь не велит тратить масло почем зря, — вскинулся Иголка, но что сразу получил еще один подзатыльник от Эммета. — Где он сам шлендает, твой Медведь? Тут королева в гостях, а у них и масла нет, и очаг простыл. — Он в лесу, охотится, — ответил Иголка, потирая ушибленный затылок. — Больно-то мы знали про королеву-то, больно-то нам воронов шлют. Эммет и Иголка затопили очаг, который поначалу, пока дрова не просохли, сильно дымил, так что Дункан закашлялся. Гвардейцы напоили и привязали коней, потом тоже пришли к огню, немного обсохнуть, и в заимке стало совсем тесно. К счастью, дождь скоро закончился, и королевская карета, которую вытащили из грязи, доехала от того места на дороге, где начиналась тропка к заимке. Королевскую семью расположили в хижине, устлав земляной пол лапником и тюфяками. Ужином им послужил хорошенько зажаренный на костре фазан и вино из королевских запасов. Дейенерис немного беспокоилась за Дункана, который был страшно разочарован тем, что дозорный Иголка замирал и страшно вращал глазами, когда принц пытался с ним заговорить. И долго не мог угомониться, в отличие от своей сестры, которая сладко уснула, сразу после ужина, свернувшись на тюфячке. Королева сама переложила ее поудобнее и укрыла расшитым одеялом. Самой ей тоже не хотелось спать, и она вышла на воздух, оставив принца ворочаться у очага. Иголка дремал, привалившись к стене заимки, но ойкнул и подскочил, едва увидел королеву. Дейенерис ласково ему кивнула, и пошла поскорее в сторону, чтобы его не смущать. Гвардейцы, брат Эммет и мейстер грелись у костра. Здесь Дени тоже не стала задерживаться. У низкой изгороди один из гвардейцев нес караул. — В лесу небезопасно, ваша милость, — сказал он, опасаясь, как бы королева не вздумала гулять по лесу. Но Дени и не думала, но как только она усмехнулась призрачной опасности быть съеденной дикими зверями, кусты на опушке леса затрещали. Гвардеец положил руку на эфес меча: — Стой, именем королевы! Уже почти стемнело, и Дени не сразу поняла, что к заимке идет человек, а не зверь. — Ночной дозор, — ответил вышедший, и Дени подумала, что умирает. Это был дозорный, которого Иголка называл Медведем. Он вышел к свету факелов, которые принесли гвардейцы и уставился на Дени, точно как Иголка на принца Дункана. — Кланяйся королеве, дурень, — прошипел Эммет, и Медведь поклонился. Он принес трех фазанов, которых добыл в лесу, и принялся скручивать им лапки обрывками бересты, чтобы подвесить под крышей. Потом, когда закончил, присел к костру с гвардейцами и Эмметом, и Дени слышала, как тот рассказывает ему, каким таким волшебным образом в его заимке очутилась королева, которая приехала в Ночной Дозор, чтобы показать принцу Дункану Стену. Она стояла у двери заимки и смотрела на огонь, сидящих у костра людей. На него. Стояла так долго, пока могла себе позволить, чтобы не вызвать не нужных вопросов. Он постарел, зарос бородой почти по глаза, согнулся под тяжестью лет. Ты почти старик, думала Дени. Почему ты не дал о себе знать? Я думала, ты умер. Ни один ворон не вернулся с ответом, ни один тайный посланец. Я думала ты умер. Я умер. Медведь протянул руку и отхлебнул из фляги Эммета жидкого дозорного сидра. Я умер в тот день, когда вошел в Черный Замок и отдал лорду-командующему письмо с приказом казнить меня за нарушение клятвы. Я надеялась, как и обещала тебе. Когда вернулся «Сперантос» с известием о новых землях, я, вопреки всему, ждала, что ты сбежишь по сходням, спущенным с его бортов. Я хотел бы. Но вместо того, я отправился жить на заброшенную заимку, охотиться для Дозора, и годами не видел никого, кроме Иголки, приезжавшего забирать мясо. Но потом, после стольких лет… Я потеряла надежду. Медведь у костра оглянулся на нее, блеснув глазами из-под нависших бровей. Ты приехала к Стене… Дени отвернулась, вошла в хижину и вытянулась на тюфяке, рядом со спящими детьми. К часу волка лагерь уснул, и только какая-то ночная птица тянула и тянула тяжелую, тоскливую песню на одной ноте. Дени приоткрыла дверь и сразу же оказалась в его объятьях. Не говоря ни слова, Медведь прижал ее, приник к губам. Его борода была такой колючей, что Дени расплакалась. Она трогала руками седые виски, проводила пальцами по надбровным дугам и бровям, по губам и бороде, по клейму на щеке, едва видному за густыми волосами. Медведь молчал, но Дени слышала биение его сердца. *** Утром все, включая маленькую принцессу, проснулись рано и стали быстро собираться, чтобы позавтракать уже в замке. Иголка долго смотрел в след уехавшему королевскому кортежу, пока елочные лапы на лесной дороге не перестали дрожать. — А королева не такая уж красавица, как говорили, — сказал он Медведю, пока тот нагружал его повозку тушами фазанов. — Не твоего ума это дело, — проворчал Медведь в ответ. — Волосы словно седые, — пояснил свою мысль Иголка. — Принц Дункан похож на нее, хоть и чернявый, а вот малышка-принцесса — совсем нет. И волосы каштановые, и глазки темные, и сама такая пухленькая, словно медвежонок. Куда лучше королевы вырастет. Медведь не ответил. Когда Иголка уехал, он принялся было колоть дрова, но быстро устал, бросил топор, сел на землю, прислонившись спиной к камням хижины, и долго смотрел, как по голубому, радостному небу плывут белые облака, словно корабли с надутыми парусами.