Любовь и дальние страны

Гет
R
Завершён
141
автор
Размер:
149 страниц, 21 часть
Метки:
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
141 Нравится 166 Отзывы 35 В сборник Скачать

Глава 17.

Настройки текста
Дейенерис больше не спускалась в Богорощу, не зажигала свечей Рглору, и никто в целом свете, даже самые приближенные служанки, не сказали бы, глядя на ее бледное, но спокойное лицо, что вот уже три ночи она воет в подушку, запихивая мягкую ткань себе в рот. Если бы ей было перед кем отчитываться, она не смогла бы сказать точно, чего в эти ночи ей хотелось больше: заглушить звуки или задушить себя, затолкав в горло побольше пуха. На самом деле она испытывала не столько горе, сколько ярость, сравнимую с той, что испытывала когда-то по дороге в Миерин, снимая с деревянных столбов несчастных распятых детей. Только теперь она не могла и не хотела позволить себе демонстрировать свои чувства на людях. Впервые она признала, что сдержанность принесет лучшие плоды. Она словно бы полюбила красное парадное платье и жемчуг, которые раньше казались ей слишком вульгарными, хотя придворные льстецы утверждали, что в красном она выглядит истинной Таргариен. Дейенерис заказала мастеру Лионтену свой большой парадный портрет для главного зала. Ежедневно, едва рассветало, она будила служанок, одевалась и тщательно причесывалась, а потом шла позировать метру на западную галерею. Свет здесь быть рассеяный и мягкий до самого полудня. После обеда она отвечала на письма и прошения, выслушивала отчеты учителей Дункана, играла с придворными дамами в кайвассу и читала. Она ни о чем не спрашивала Тириона, не высказала удивления, когда принцесса Арианна, неожиданно захворав, заперлась в своих комнатах. Она ждала. Через два дня прямо на галерею, где она сидела на высоком стуле, сложив руки на коленях и задумчиво глядя во двор, привели испуганную до синевы Солу. Ее задержали Золотые Плащи у Рыбных ворот Королевской гавани. Ползая по полу, в надежде найти в плотных складках алого бархата ноги королевы, Сола выла что-то нечленораздельное. За ложь про «сестру по вере» ей хорошо заплатил лорд Ретфорд, но она знать не знала, что так дело обернется. Она не хотела причинять никому вреда. Дейенерис сказала, не меняя позы: — Отрубите ей правую руку. Пусть никому не служит больше и никого не предаст. Сола взвыла, но Дейенерис даже не поморщилась. Там же, на галерее, позируя художнику, она принимала и лорда Ретфорда, который уверял, что приставив к ней Лиру, хотел только помочь. Он был весьма красноречив, и среди вязи его слов Дени уловила прозрачные намеки на принцессу Арианну, которой во что бы то ни стало хотелось опорочить королеву в глазах ее супруга. Дени отнеслась к нему снисходительно. Она все-так же не меняя позы, необходимой для живописца, произнесла довольно пространную речь, в которой тоже сделала несколько намеков. Не прошло и суток, как лорд Ретфорд покинул Королевскую Гавань и отправился в родовой замок в Долине. Говорили, что его сопровождала красивая темнокожая девушка, одетая по-вестеросски. Прошло около недели. Работа над портретом была в самом разгаре. Ранним утром Дейенерис только пришла на свое обычное место и села в уже привычную позу, хотя мэтр Лионтен только готовил краски. Солнце золотило башни Красного замка, но двор все еще тонул в темно-синих тенях. Леди Джейн Гудбрук, сопровождавшая королеву сегодня, громко зевала и вздыхала, пытаясь намекнуть Дени, что не успела позавтракать. — Нет, нет, ваше величество, — сказал вдруг мэтр обеспокоенно. — Вы сидели не так, ваша рука лежала на колене вот здесь, — художник подошел поправить, но Дейенерис остановила его жестом. Она встала и оперлась на помост, направив пристальный взгляд вниз, во двор. В этот момент из сарая с заколоченными окнами вывели заключенного. На его плечи был накинут старый плащ, но ноги, торчавшие из-под полы, были босы. Он щурился от ярких солнечных лучей, но не поднимал рук, чтобы прикрыть глаза. На правой скуле чернела уже запекшаяся ссадина. Королева смотрела на узника, широко распахнув прекрасные глаза и приоткрыв рот, словно собираясь окликнуть его. Ее пальцы впились в каменный парапет с такой силой, что казалось оставят на нем царапины. Во всей ее позе и лице отразилось такое сильное выражение, что мэтр Лионтен схватил кисть и стал набрасывать ее фигуру на отдельном листе. Дени смотрела на Джораха, и снова молила отвернувшихся от нее богов. Джорах сначала не видел её — он ничего не мог разглядеть, так его ослепило солнце после темноты. Но потом он повернул голову и увидел Дейенерис на галерее. Их глаза встретились всего на пару мгновений. Потом его толкнули в спину и повели к темницам, где и полагается сидеть преступникам против короны. Когда он и провожатые скрылись за углом конюшен, Дейенерис закрыла глаза, разжала пальцы — царапин на камне не осталось — и пошла в свои комнаты, не слушая протесты художника. Только леди Джейн осталась довольна тем, что сможет теперь позавтракать спокойно. У себя Дейенерис впервые за последние дни поинтересовалась, где пребывает и чем занят ее супруг-император. Сказали, что он в комнатах принца. Дени отправилась туда, слегка тревожась. В темной нише у входа она остановилась. Тирион сидел на полу рядом с мальчиком и сосредоточенно выстраивал маленькие, с палец высотой, оловянные фигурки рыцарей в ряд на ковре. — Нет, зеленые все мои, а твои красные, — сказал Дункан. — Ну ладно, — ответил Тирион. — Пусть будут мои красные. Красные львы. Обычно в это время принц занимался арифметикой или литературой со своим наставником, но видимо Император не стал считаться с расписанием. Тирион сидел к Дени спиной, она не видела его лица, зато видела лицо сына с горящими от радости глазами. — А мои — зеленые драконы. — сказал принц. — Драконы, знаешь, сильнее львов. — Это уж точно, не поспоришь. — А ты видел дракона? — Дункан замер, держа в руке конного рыцаря со штандартом. — Видел. Трех. Стремительного зеленого, строптивого белого и огромного черного, на котором летала твоя мать. — Мой учитель говорит, что они погибли, но своим жаром убили зиму. — Примерно так и было. Но была еще большая армия рыцарей, простых воинов и Ночного Дозора. — Я знаю, — обрадовался мальчик, — Ночной Дозор — это черные вороны. — Так их называют… — Джора мне подарил корабль, — вдруг вспомнил Дункан. Вскочил на ноги и побежал к сундуку с игрушками. Дени задержала дыхание. Дункан отыскал корабль в сундуке и на вытянутых руках, явно гордясь им, понес к Тириону. — Вот! Смотри какой красивый! — Красивый, — согласился тот. — Только вот тут проломана палуба… — Да, я хотел посадить внутрь сира Дункана, но он слишком большой. — Ну он же Дункан! Все Дунканы высокие… — Джора обещал починить, но почему-то не пришел. Обманщик. — Я бы сказал, что все Джорахи такие, но я не знал достаточно Джорахов в своей жизни… Знаешь, давай-ка я попробую! — Тирион взял корабль в руки и осторожно вытащил застрявшую в проломанной палубе куклу. — Правда? Ты починишь? — Угу. Так, сначала мы вытащим вот эту дощечку… потом вот так… надо бы еще приклеить. Можно приказать, а можно самим сходить в мастерские за клеем… — Ох, а, меня не пускают во двор. — Ну со мной-то пустят, сынок… Дени вжалась в темную нишу и закусила губу. Она многое бы отдала за то, чтобы не слышать этого разговора, чтобы раз и навсегда возненавидеть человека, считающегося ее мужем — ненавидеть ей было не в первой, это чувство ложилось в ее опустошенное сердце как по мерке. Дени как можно тише повернулась и пошла назад, в свои комнаты… Принцесса Арианна заболела после решающего разговора с Императором. Когда белые плащи арестовали Мормонта, она слишком обрадовалась, возликовала и допустила ошибку. Она тщательно подготовилась: велела проветрить и как следует вымыть ее комнаты. По углам расставить букеты хайгарденских роз и цветущего чубушника. В спальне зажечь ароматические свечи, наполнявшие воздух негой и желанием. Рассматривая себя в огромном зеркале, принцесса не нашла ни одного изъяна — ее атласная смуглая кожа нигде не сморщилась, не шелушилась и не покрылась прыщами. Глаза были по прежнему ярки, словно спелые маслины, губы алы, а зубы подобны жемчужной нити. Черные кудрявые волоски между стройных бедер блестели после ванны и масла, обещая райские удовольствия. Она прикрыла свою красоту тонкими, просвечивающим одеянием, чтобы Тирион сразу мог оценить доставшееся ему сокровище. И все поначалу было так, как она задумала. Когда император пришел к ней — в нем гудел гнев, досада и неуверенность. Арианна умела угадывать такое в мужчинах, и умела дарить радость победителя даже тогда, когда считала победительницей только себя. Она сделала так, что он пел и кричал от счастья в ее постели. Поэтому, когда он принимал из ее рук чашу прохладного вина, она ничего не страшась, завела разговор о королеве, ее измене и принце-бастарде. — Я люблю вас, — сказала она Тириону. — ради вас, мой король, я готова отказаться от Дорна, от свободы, от чего угодно. И я никогда не рожу бастарда и не стану выдавать его за вашего сына. Император задумался, почесал обрубок своего носа и хлебнул вина. За весь оставшийся вечер он не сказал ни слова, выпил два кувшина дорнийского и в конце концов уснул поперек кровати. А утром, после того, как он ушел, маленький паж из обедневших дворян принес принцессе скрепленное императорской печатью повеление отправится в Дорн и не появляться в Королевской Гавани до особого распоряжения. Арианна испугалась до синих губ, отослала всех горничных, кроме одной дорнийки, и сказалась больной, надеясь, что император вскоре сменит гнев на милость. Но терпение не являлось добродетелью принцессы. Когда сир Гарольд посетил ее, прошло только пять дней ее добровольного заточения, но она походила на кошку, запертую в уксусном бочонке. Она лежала в постели, завернувшись в покрывало, необычайно бледная и осунувшаяся. И только глаза, обведенные тенями, сверкали черными звездами. — Вы не слишком хорошо выглядите, ваше высочество, — заметил Дейн, усаживаясь в кресло, на которое принцесса указала ему слабым движением руки. — Я умираю. Я отравлена. Я несчастна. Дейн усмехнулся, и Арианна мысленно обозвала его скорпионом. — Но в чем причина вашего недуга? Я слышал, что вам велено вернуться в Дорн? Разве это не чудесно — вы увидите брата, невестку, ваших любимых тетушек и… Он замолк, потому что пришлось увернуться от медного кубка, который полетел в него, запущенный меткой рукой Арианны. — Я умираю, сир Гарольд,- сказала она томно. Дейн хорошо знал принцессу. Он видел, что она сдерживается изо всех сил — будь она откровенна, она сейчас орала бы и кидалась на него, словно дикарка. Но она сдерживалась. Говорила приглушенно, подчеркнуто медленно и только где-то в глубине, в самых низких нотах, ее голос переходил в рычание. Этот звук будил в нем то, что давно было изгнано, то, что было запретно… Арианна извернулась на кровати и перекатилась на спину, тяжело дыша. Она раскрыла на груди и без того ничего не скрывавшую ткань и позвала едва слышно: — Посмотрите, как тяжко мне дышится, сир Гарольд. Дайте руку! Он поднялся и пересел рядом с ней на кровать. Арианна подхватила его ладонь и положила себе на грудь. — Чувствуете? Секундное движение, и рыцарь навис над ней. Огромный и опасный на вид, но такой послушный ее воле. — Чего вы хотите от меня, принцесса? — спросил Дейн. Его темные глаза стали похожими на узкие прорези в шлеме. Он знал, как она опасна, и боялся ее. — Что может хотеть от мужчины бедная измученная женщина? Защиты, ласки, любви… — Она обхватила его руками за шею и потянулась к губам. Он прижал ее к себе и застонал. Потом отпрянул… — Только не пытайтесь уверить меня, Арианна, что после стольких лет вдруг оценили мою преданность! Он намеренно был груб, пытаясь остановиться на самом краю. Но принцесса пропустила его грубость мимо ушей. — Я всегда ценила вас, сир Гарольд. А сейчас я нуждаюсь в вас. В вашей преданности и любви, — сказала она, поднимаясь с кровати и расстегивая застежки белого плаща на его кирасе. — Я прошу у вас прощения, мой рыцарь, за то, что пренебрегала вами… не ценила вас… — голос Арианны срывался в жаркий шепот, и у Дейна закружилась голова. Он потянулся к ремням. В конец концов не важно, зачем ей понадобилось спать с ним — он и вправду жаждал этого слишком долго, чтобы теперь отказываться. Арианна дрожала, постанывала и торопила его. — Давайте, сир Гарольд, торопитесь. Теперь я буду вашей, всегда только вашей. Хочу вас, люблю вас, хочу рожать вам сыновей… Дейн замер. Обычная злая усмешка исказила его лицо. — Дорнийская змея, — прошептал он, — ты хочешь понести от меня, зная, что я не смогу объявить ребенка своим, и выдать его за… Ха! — он расхохотался, отрывая от себя руки Арианны. — Ну и что! — воскликнула она, перестав притворяться влюбленной, — Тебе не все ли равно? Ты хочешь меня, я знаю! Не притворяйся святошей! — Не стану, — сказал Дейн, усмехаясь. — Я хочу тебя, принцесса, это тоже правда. — Он поднялся и поднял с пола брошенный белый плащ. — Так почему? — закричала она, видя, что он уходит. — Потому что я хочу сохранить свою жизнь, ваше высочество, — ответил он, склоняясь в дверях. — Она и так не слишком дорога, а станет стоить меньше придорожного камня, едва только вы добьетесь успеха. — Наконец-то вы пришли, капитан, — сказала Дейнерис, поднимаясь на встречу лорду Сиворту, с почтительным поклоном входившему в ее комнаты. — Я пришел сразу же, ваше величество, как только получил ваше письмо. Дейнерис пригласила его запиской, которую передала через новую служанку — совсем юную девочку из Блошиного конца. После того, как поймали и наказали Солу, Дени приказала привести к ней десять служанок из самых грязных и бедных трактиров города. Заглядывая в детские лица она пыталась понять, кого из них подкупить будет труднее. Они были разные — робкие и дерзкие, не по годам развитые и совсем еще дети. Наконец она выбрала одну девочку десяти лет: с остриженными каштановыми волосами, заправленными за уши, по имени Май. Ее вымыли и переодели в чистое платье, но Дени не стала расспрашивать ее о прошлой жизни. Она просто сказала ей на ухо, тихо, так, что слышала только девочка: «Если ты предашь меня, ты умрешь». Май побледнела, как полотно, но не стала ни возражать, ни клясться. С тех пор она спала в комнате королевы на маленьком диванчике у окна. Сейчас она впустила лорда Сиворта и мышью шмыгнула за дверь. — Ответьте мне верно, капитан, — спросила Дейенерис, — через какое время вы собираетесь отплыть из Королевской Гавани. — Что ж, если быть откровенным, у нас почти все готово, ваше величество. Мы зайдем на Пайк, где к нам присоединятся остальные корабли адмирала Грейджоя, а потом отправимся на запад. Думаю, через неделю мы могли бы отправиться. Дени подошла к открытому окну, понуждая капитана «Сперантоса» следовать за ней. — Но все-таки вас что-то беспокоит, капитан, не так ли? — спросила Дени вполголоса. Станнис потупил глаза. Несмотря на его ум и смелость, он все еще не привык к придворным играм, поняла Дени. И никогда не привыкнет! — У меня недостача в команде, ваше… Дени перебила его: — Мне бы хотелось, капитан Сиворт, чтобы вы были моим другом, — сказала она, заглядывая ему в лицо. — О, ваше величество! Я искренне предан вам! — Я верю вам, капитан. Верю, что вы преданы своей королеве. Но мне нужно нечто большее. У меня было два родных брата, — сказала Дени, вздохнув, — и обоих я потеряла. Будьте мне братом! — Я готов, я… это честь для меня… — на щеках Станниса расцвел румянец. «Хороший искренний мальчик», — подумала Дени и взяла его за руку. — Я хочу попросить вас об одной услуге, капитан, — сказала она. — Но эта услуга такого свойства, что я не могу попросить о ней капитана Сиворта — только своего брата Станниса. Дени сделала паузу, но не отняла рук. Ее пальцы дрожали, но и капитан был взволнован не меньше. — Я сделаю ради вас все, что в моих силах, ваше… Дейенерис, — наконец сказал он. Тогда Дени сжала его пальцы в своих и выдохнула ему в лицо, не заботясь больше о сдержанности: — Спасите его! Увезите его тайно на «Сперантосе»! Молю вас!
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.