Любовь и дальние страны

В темноте он не заметил ступени, отделявшей червоточину, по которой он шел, от сточной канавы, и упал. Лицо окунулось в вонючую жижу, но на его счастье, дождей не было довольно давно, ручей нечистот покрывал пол едва ли на ладонь. Он поднялся и сел, тяжело переводя дыхание. Освит не соврал: хотя тьма тут была такой же густой, как и в червоточине, слева и снизу отчетливо тянуло свежим ветерком. Джорах поднялся и пошел навстречу этому ветру. Путь давался ему нелегко. Ему приходилось идти, сильно согнувшись, и он то и дело толкался плечами в холодные каменные стены и вздрагивал от боли. Несколько раз он падал, поскальзываясь на нечистотах босыми ногами. Но морской свежий соленый ветер ощущался отчетливее с каждым шагом, вонь сточных вод не могла перекрыть его. Иногда Джораху казалось, что он слышит плеск волн о береговые камни, скрип уключин на шлюпе, ожидавшем его. Или даже резкий хлопающий звук, с которым разворачивались большие прямые паруса на «Сперантосе». Или, быть может, шелест и шепот высоких сосен на скалах Медвежьего острова. Так или иначе, он шел вперед по бесконечному коридору к свободе и почти совсем выбился из сил, когда заметил, что тьма превратилась в густые серые сумерки, а на грязи, по которой он шел, заблестел лунный свет. И наконец он действительно услышал море! Выход из стока был забран решеткой, но камни, удерживающие прутья, раскрошились от времени и морских волн, поэтому два боковых прута валялись на склизком полу. На маленькой площадке, почти полностью накрываемой волнами, Джорах увидел капитана Сиворта, одетого в рыбацкую куртку и высокие сапоги. — Слава Семерым, вот и вы! — воскликнул Станнис и сжал Джораха в объятьях. — Я жду уже больше трех часов и начал волноваться. Пойдемте скорее, за теми камнями я оставил лодку. Джорах посмотрел на Станниса и отрицательно помотал головой. — Погодите, капитан. Если у вас есть еще хотя бы четверть часа, я бы хотел побыть тут, подышать… Джорах огляделся. Ночь уже повернула к утру, и в серо-синих сумерках все предметы были видны почти также хорошо, как днем. Море было спокойным. Тихие шепчущие волны омыли Джораху ноги теплой водой. Их безпенные гребни поблескивали в лунных лучах, и казались спинами огромных тюленей. — Успеете еще надышаться, — возразил Станнис, — до «Сперантоса» отсюда грести не меньше часа. — Я не смогу грести… — сказал Джорах, опускаясь прямо на мокрые камни. — Простите меня, капитан. Станнис помолчал и сел рядом с ним. — Ну ничего, немного можем передохнуть. — Спасибо. — Я вообще-то тоже люблю море ночью. Оно кажется мне тогда не просто водой, а чем-то живым и… Знаете, я хотел это сделать потом, на «Сперантосе», но… — он запустил руку за пазуху и вытащил маленький черный сверток и вложил Джораху в ладонь. Это был бархатный кисет. Джорах нащупал через ткань что-то твердое. — Что это? — Я не знаю, сир Джорах. Это просила вам передать… одна знатная дама. — Помогите мне, — попросил Джорах. Станнис ослабил завязки и вытряхнул ему на ладонь круглый легкий камешек. Джорах сжал его пальцами и понял, что это вовсе не камень, а бугристая и теплая персиковая косточка. Да, Дени, — подумал он, — все верно. Этот талисман куда сильнее любого колдовства, куда действеннее… — Скажите, капитан Станнис, каков ваш план на мой счет? — До отплытия вам придется посидеть в моей каюте… точнее, в чулане для припасов. Там нет окон, но к сожалению, лучшего пристанища я вам не могу предложить — знать о том, что вы на борту, должно как можно меньше людей. Как только мы выйдем в море, будет легче… — А дальше? — Я… я бы пообещал, что вы займете прежнюю должность в экспедиции, но не я руковожу всем предприятием, а адмирал Грейджой. В крайнем случае, сир Джорах, мне придется высадить вас где-то, разумеется, снабдив деньгами, чтобы вы могли добраться до Асшая или Ии-тии. Джорах еще раз погладил косточку персика и осторожно опустил ее обратно в кисет. Потом поднялся, опираясь на каменную стену. — Я не поплыву с вами, капитан Сиворт, — сказал он. — Мне очень жаль, что вам пришлось так рисковать ради моей шкуры. Но я не поплыву… — Почему? Их величество приказала… Джорах улыбнулся: — Я далеко не всегда и раньше слушался ее приказов, капитан, а уж теперь и подавно. Если я поплыву с вами — я снова стану беглецом, каким был полжизни. Горький хлеб изгнания мне так опротивел, что я совсем не хочу пробовать его снова. Плывите, капитан, найдите свои дальние страны и если случится вам открыть новый остров, назовите его именем нашей королевы. — Но что же вы будете делать? — Вернусь обратно к своему дружку Освиту и овсяной похлебке. — Вам же грозит смерть на плахе! — Что ж, смерть давно бегает за мной. Может быть, пришла нам пора встретиться лицом к лицу. Не поминайте меня лихом, капитан. Джорах шагнул в вонючую темноту стока и с трудом заставил себя не оглядываться, чтобы увидеть последний свет звезд или лунный отблеск на волнах. Какое-то время он еще слышал море, но вскоре тьма вокруг него снова лишила его зрения, а слух улавливал только собственное тяжелое дыхание да тихое журчание сточных вод под ногами. Силы стремительно покидали его, и у прохода в червоточину, который он нашел на ощупь, едва не провалившись в него, он опять сел в грязь, чтобы передохнуть. Путь назад, к тюремным коридорам, вдруг показался ему почти неодолимым. Подумав о том, что скажет Освит, если он все-таки доберется до камер, Джорах глухо рассмеялся, эхо подхватило его смех и, отражаясь от стен, он стал даже звонче и громче, чем был на самом деле. Поднимаясь на ноги, он вдруг испугался, что потерял подарок Дени, принялся судорожно ощупывать себя и, найдя мешочек, крепко сжал его в пальцах. Облегчение, которое он испытал при этом, придало ему сил, и он пошел вперед быстрее. Но когда впереди мелькнул свет, он насторожился — Освит должен был давно уйти отсюда. Послышались гулкие шаги множества ног, и у выхода в тюремный коридор он едва не столкнул стражника в золотом плаще, который собирался лезть ему навстречу. Его схватили и вытащили в коридор. Свет факелов был слишком резок для его глаз после полной темноты, и он, щурясь, едва разглядел стражников в золотых плащах под предводительством Бурого Бена Пламма. — Попался, беглец, — сказал Бурый Бен, толкая его в спину так, что Джорах не удержался на ногах и рухнул на колени. Один из стражников сказал веселым басом: — Дубина и бежал куда-то не в ту сторону! Остальные покатились со смеху, довольные, что не пришлось лезть дальше страшную темноту червоточин. — Это действительно странно, — сказал кто-то за спинами стражников. Те расступились, пропуская вперед императора. Тирион подошел к Мормонту, который, казалось, оставался равнодушным к тому, что происходило с ним, и смотрел в пол. — Почему ты шел назад? — спросил Тирион. Джорах поднял взгляд. — Вернулся. — ответил он, после паузы. — Можешь считать меня дураком, Бес. *** Тирион очень надеялся, что мало кто на самом деле догадывался, каким тяжелым было это время для него. Измена Дейенерис совсем не так расстроила его, как можно было ожидать, но когда он понял, что во всей этой истории замешана принцесса Арианна, его охватило отчаяние. Две женщины, сильные и полные амбиций, могли не только словно два жернова перемолоть маленького карлика, но и уничтожить то, чем он действительно дорожил — созданное его усилиями государство. Он не мог поссориться ни с Дейенерис, за которой стоял Север и Эссос, ни с Арианной с ее Дорном. На этом фоне его собственные проблемы — подозрения в том, что его сын и наследник — бастард — казались пустяком, которому истинный игрок в престолы должен уделить не больше внимания, чем насморку в дождливый день. Но странным образом именно в комнатах принца, вместе с Дунканом, он находил неожиданное успокоение. Он расставлял солдатиков в ряды, чинил игрушки и объяснял смышленому мальчику азы мироздания, и ощущал себя в гораздо большей безопасности, чем на Железном Троне в окружении гвардейцев. Мальчик ему нравился. А мысль о том, что он может быть не его сыном, — не нравилась. Пытаясь хоть как-то избавиться от нее, он отправил ворона в Кастерли Рок, вызывая к себе Джейме. Тот приехал через неделю, вошел в Большой зал широкими шагами, придерживая культей перевязь с мечом на правом бедре. Высокий, седой и все еще очень красивый. После краткого обмена официальными любезностями, братья ушли во внутренние комнаты. Обнялись. — Честно говоря, — сказал Тирион, — не ожидал тебя так скоро. Сколько лет ты напрочь отказывался приезжать в Королевскую Гавань… — Не приехал бы и теперь. Но ты написал, что дело касается Дункана. Это меня встревожило. Тирион вгляделся в лицо брата. Пережитое посеребрило его волосы и оставило морщины под глазами, но сами глаза смотрели тепло и спокойно. — Ты счастлив? — спросил его Тирион. — Не отвечай. Я по глазам вижу, что да. Джейме усмехнулся. — Я был бы еще счастливее, если бы ты не дергал меня по пустякам. Рассказывай, что стряслось с Дунканом. Тирион не был готов рассказывать брату о своих страхах на трезвую голову, поэтому он приказал подать борского золотого и староместского выдержанного сыра. После второго кувшина он наконец высказал брату все, даже то, в чем боялся признаться себе самому — что он ревнует Дейенерис и в глубине души хотел бы, чтобы она его любила. По поводу последнего Джейме поднял его на смех. — Отличный способ завоевывать сердце супруги — не скрываясь спать в постели с другой. — Но послушай, я не ждал, что Дени меня полюбит — а Арианна очень горяча, и… Я просто брал то, что мне доступно. — Шлюху вместо жены. Однажды так уже было, тебе не кажется? — Санса была ребенком! — Ладно, не кипятись. — Я — карлик, не забывай! Такая женщина, как Дени, не может… Знаешь, что меня особенно уязвляет? Мормонт. Он, конечно, не карлик, но он почти старик и уродлив не меньше моего. Так почему? — Понятия не имею. Твоя жена все-таки дочь Безумного короля, не забывай! — Джейме расхохотался. — Ты пьян, — сказал на это Тирион, насупившись. Он вдруг подумал, что между ним и Мормонтом все-таки есть существенная разница — тот изменял Дейенерис разве что со Стеной. «Надо было рассказать ей про ту шлюху в Селорисе», — подумал Тирион с запоздалой досадой. — Послушай, — сказал вдруг Джейме, — но ведь как-то вы зачали сына. Тирион нахмурился еще больше и рассказал брату о своих сомнениях и по поводу Дункана. Вопреки ожиданиям, Джейме не только не посочувствовал ему, но напротив — набросился с упреками. Его рот скривился, когда он напомнил Тириону, что у него самого есть двое детей, которые не считают его отцом. Тирион вдруг испугался, что сейчас Джейме вспомнит их собственного отца и его смерть, и поскорее налил брату еще вина. Они выпили за Томмена Баратеона и Мирцеллу Мартелл. Потом выпили еще просто так и отправились в комнаты Дункана, который так сильно обрадовался приезду дяди, что не смог закончить занятия с учителем. Тирион смотрел, как Джейме возится с мальчиком и, боясь поверить собственным глазам, находил между ними сходство. В конце концов он решил, что было бы куда хуже, если бы мальчик унаследовал его рост и уродство, хотя тогда сомнений в своем отцовстве у него не было бы ни малейших. Не желая того, он вспоминал Тайвина, для которого всегда был бастардом, хотя и рожденным от его семени. Меньше всего на свете он хотел быть мальчику таким же отцом, каким был его собственный. *** Эурон Грейджой был старым морским волком. И умел грести так бесшумно, что темной ночью его не заметил бы даже кракен, отдыхающий на волнах под луной. Много раз еще в юности Эурон подплывал к этим гигантам почти вплотную и любовался огромными расслабленными щупальцами со светящимися фосфором присосками, сильными телами, которые выглядели почти беззащитно во время отдыха. Но Эурон знал, что это обманчивая слабость — кракен без труда переломит хребет жалкому человечку, если заметит его. Грейджои не зря выбрали это морское чудовище для герба. Его весло не издавало ни единого плеска, поэтому капитан Сиворт не заметил, что за шлюпом, в котором он отправился посреди ночи к стенам Красного Замка, идет маленькая осторожная, словно ласточка, черная лодка Эурона. Станнис тоже неплохо управлялся с веслами, но до адмирала ему было далеко. Эурон проследил его шлюп до самого выхода из стока и причалил свою лодку за соседним валуном. Когда Станнис вернулся, Эурон сидел на банке, положив ногу на ногу и отхлебывая вино из маленькой фляги. — Доброй ночи, капитан, — сказал он, не давая Станнису опомниться. — Предупреждая ваши вопросы, скажу, что следил за вами и в ночной тиши слышал все подробности вашего свидания с «прекрасной дамой». — Эурон рассмеялся. — Вы следили за мной? — переспросил Станнис. — Но зачем вам это понадобилось? — Из любопытства, — ответил Эурон, спрыгивая на песок и помогая Станнису столкнуть шлюп на воду. Лодка Эурона была уже привязана к корме и пошла за ними бесшумной тенью. — Не беспокойтесь, я вас не выдам. Тем более, что ваше предприятие потерпело такое фиаско. Вот если бы вы все-таки привезли медведя на «Сперантос»… — Вы донесли бы на нас? — спросил Станнис, налегая на весла. В его голосе не звучало удивления, и от этого вино показалось Эурону особенно кислым. Он сплюнул за борт и ответил зло, радуясь, что ночные сумерки скрывают выражение лица: — Зачем? Просто потом, в море, где адмирал является королем, судьей и богом в одном лице, на рее «Сперантоса» закачался бы беглый преступник, а капитан был бы разжалован в матросы. — Почему бы вам и меня не повесить тоже? — Вы мне нужны в этой экспедиции, Станнис, вы это знаете. — Эурон пожал плечами. Станнис промолчал. Он греб сильно, почти не скрываясь, и шлюп быстро приближался к гавани. Эурон сидел на корме, пил и смотрел в темную воду. — Постойте, — сказал он, когда до «Сперантоса» оставалось ….. — поменяемся, я сяду на весла. — Соскучились? — удивился Станнис. — Вы слишком шумите. По воде звуки разносятся далеко, и на «Сперантосе», да и на набережной нас могут услышать. — Да, но какая теперь разница? — Делайте, что я вам приказываю, капитан, — сказал Эурон строго. Они пересели и Эурон, бросив опустевшую бутыль себе под ноги, стал грести так аккуратно, что они в одно мгновение превратились в невидимок. Ночь уже перестала быть непроглядной, близился рассвет. И когда они подошли к борту корабля почти вплотную, Станнис вдруг шепнул Эурону: — На борту золотые плащи… Эурон кивнул и неслышно развернул шлюп в сторону от корабля. Привязанная сзади лодка все-таки глухо ударилась о борт и по палубе застучали шаги стражников. Эурон в два широких взмаха направил шлюп под бушприт «Сперантоса» и перегнувшийся через фальшбот человек увидел только темную воду. Через минуту они причалили к «Молчаливой» с противоположного борта и Эурон провел Станниса в свою каюту. — Ну все, — сказал он, падая на кровать. — Теперь остается только дожидаться. Но я все-таки советую вам переодеться во что-то более подходящее для капитана. Иначе придется врать слишком цветисто. Станнис оглядел маленькую, гораздо меньше его собственной, каюту Эурона и начал снимать с себя рыбацкую куртку и штаны. — Трудность в том, адмирал, — сказал он, раздевшись до исподнего, — что я не взял с собой перемену одежды. — И что же? В белье вы выглядите вполне… — начал Эурон, но не выдержал серьезного тона и закатился хохотом. Станнис сначала застенчиво улыбнулся, но после тоже рассмеялся в голос. Эурон открыл сундук: — Одолжу вам бриджи, — сказал он, все еще смеясь, когда в дверь каюты постучали. — На борт просятся золотые плащи, капитан, — сказал боцман через дверь. — Прогнать? — Что ты, — воскликнул Эурон, — давай сюда дорогих гостей! А вы, милорд капитан, хотя бы наденьте штаны! Эурон быстро скинул с себя плащ и дублет, одновременно запихав одежду Станниса в сундук, закрыл его и уселся сверху. Таким образом, когда золотые плащи явились в каюту, они со Станнисом оба были полураздеты и, видимо, мертвецки пьяны. По крайней мере, Бурый Бен Пламм, явившийся на «Молчаливую» в поисках капитана «Сперантоса» вполне удовлетворился таким объяснением. Сиворт не мог связать и двух слов, Грейджой выглядел чуть лучше и сообщил, что они с капитаном всю ночь «с-составляли план путешествия». Бен посмеялся, почесал в бороде и приказал своим ребятам покинуть оба корабля. — А вы, оказывается, умеете притворяться и врать, — сказал Эурон, когда опасность миновала, — А казались мне таким правдолюбцем. — Это совсем другое, адмирал, — ответил Станнис, улыбаясь. — Знаете, теперь бы я все-таки выпил вина. Идемте на «Сперантос». Моя очередь угощать. *** — Угощайся! — сказал Тирион, указывая на стол, щедро уставленный едой. От запахов у Джораха закружилась голова и подвело живот. Его привели в одну из камер верхней тюрьмы, где была постель с настоящим тюфяком и окно, забранное решеткой, в которое уже сейчас заглядывали лучи восходящего солнца. Тирион сидел в углу у стола на принесенном специально для него высоком стуле. — Иди сюда, сядь, выпей вина, в конце концов. — сказал он Мормонту, который стоял у входа и никак не мог решить, что все это значит. — Я приказываю, — уточнил Тирион, глянув исподлобья. Джорах прошел и сел на койку у стола. В большой миске с мучной подливой плавали сочные куски мяса. Рядом стояло блюдо с запечеными овощами, политыми соусом из меда и трав. Тирион отломил кусок еще горячей, только что выпеченной лепешки, окунул в миску с подливой и подал Мормонту. — Возьми. Видишь, я даже готов ухаживать за тобой. Джорах поднял руку, морщась от боли в плече, и взял хлеб. Мясной сок растекся во рту нектаром. Пришлось заставить себя есть медленно, хотя вряд ли император не понимал, что может ощущать человек, проголодавший несколько недель, кладя в рот хорошо разваренную ароматную свинину. Тирион тем временем разлил вино из большого кувшина с узким горлышком в два бокала. — Теперь давай выпьем, Мормонт, — сказал он, — я собираюсь предложить тебе кое-что, что просто необходимо оправить чем-то крепким. Джорах взял бокал, но рука, уже порядком болевшая от движений, дрогнула, и вино выплеснулось ему на колени. — Когда мы поговорим, — сказал на это император, — пришлю к тебе мейстера, сделает что-нибудь с твоими руками. Джорах откинулся к стене. Сытная еда без всякого вина затуманила ему разум, все в камере поплыло куда-то, и смысл слов Тириона не сразу доходил до него. — Зачем это все? — спросил Джорах, с видимым усилием. — Хочешь, чтобы я вышел на плаху румяным? — На плаху? Не скрою, я хочу избавиться от тебя раз и навсегда, Мормонт. Не хочу больше даже вспоминать о твоем существовании. Но на плаху, буду откровенным, я не могу тебя послать. Джорах хотел напомнить императору о том, что не так давно тот говорил другое, но ему не достало сил. Голова гудела и глаза сами собой закрывались. Уснуть, когда с тобой разговаривает император — может ли быть что-то более глупое… — Не спи, — Тирион повысил голос, — это невежливо, ведь я собираюсь рассказать, как ты умрешь. Мне все равно, — подумал Мормонт, но все-таки потряс головой, пытаясь прогнать сон. — Ты передумал вываливать меня в перьях, это я уже понял, ваше величество, — сказал он. — Да. — Тирион соскочил со стула и прошелся по камере. — Пламм рассказал мне об усилиях, которые моя дражайшая супруга предприняла для твоего освобождения. При этом он был так любезен, что поделился со мной и другими соображениями — твоя казнь навсегда сделала бы нас с Дейенерис врагами. А это мне не подходит. Твой побег, в общем-то, вполне меня устраивал. И даже капитан Сиворт, гнусный маленький предатель… — Надеюсь, он не пострадает. Ему ничего не известно о моей связи с Дени… Тирион замахал на него руками: — Прекрати называть ее Дени, невоспитанная скотина! И не перебивай короля! Если мне придется наказать капитана Сиворта за измену, то только лишь по твоей вине. Тебе предоставили все возможности для побега, Бен следил за тем, чтобы ты добрался до берега, золотые плащи ни за что бы вас не догнали, но ты вернулся! Наверное, Неведомый украл остатки твоего разума, пока ты полз по сточным водам. Когда-то я сам убегал из Королевской Гавани почти тем же путем, и тоже потом был долгое время не в лучшей форме. И раз ты сам решил помереть, я согласен тебе в этом помочь, так уж и быть. Я отправлю тебя назад на Стену, Мормонт. С твоим же обозом. С собой ты повезешь письмо для лорда-командующего Джона Сноу, в котором будет твой смертный приговор. Ты поклянешься, что довезешь письмо не вскрытым и никому на свете, никому, слышишь, не расскажешь о его содержании. — Зачем мне клясться в этом? — Затем, что взамен ты получишь от меня подарок, который сочтешь достойным такой клятвы. — Что это за подарок? — Узнаешь завтра. Поверь, ты не захочешь взять свою клятву назад.