Только прости

      Еле слышно хлопнула дверь и в таверне воцарилась тишина. Нет, посетители "Висельника" по-прежнему продолжали орать песни, выяснять отношения и громко спорить, но от знакомой манеры слегка приоткрывать дверь и придерживать её каблуком, чтобы не громыхнула, у Хоука защемило в груди.       Он боялся обернуться, хотел до последнего верить в свою ошибку, надеялся, что вдруг именно сегодня, именно сейчас...       — Накачиваешься с утра пораньше, да, Хоук?       Она не подошла, не села рядом на высокий табурет. Остановилась в нескольких шагах. Хоук сглотнул. Все заготовленные слова куда-то вылетели из головы. И обвинения, и увещевания, и разговоры, которые он вёл в ночи, борясь с бессонницей в такой огромной для него одного кровати — все эти отрепетированные слова вдруг оказались детскими глупостями.       — Так делать нечего, — развёл он руками. — Вот и сижу...       Они соприкоснулись взглядами, и Изабела поспешно отвела глаза, подняла руку, заправила за ухо выбившуюся из-под косынки прядку. Что-то неправильное было в этом жесте. Хоук не сразу осознал, что на её запястье нет браслета, который Изабела носила все эти годы, не снимая даже при купании.       — Говорят, ты стал Защитником. Разве теперь тебе не положено носить начищенные доспехи и распугивать голубей в Верхнем городе?       Хоук пожал плечами, заглянул на дно кружки, словно надеясь обнаружить там что-то новое.       — Тут публика поприличнее.       — Оу, — Изабелла выгнула бровь, обводя взглядом пьяниц и переругивающихся с Норой работяг.       — Ну, в целом, да. Варрик, опять же...       А она изменилась за эти месяцы. Похудела, стала ещё смуглее, в волосах появился отчетливый рыжий отлив. Украшений стало меньше — подвесок на «неприкосновенном золотом запасе» не осталось, тяжелая гривна больше не обхватывала шею. На правом бедре — новый шрам, уже совсем заросший. Если бы она только не стояла так далеко — на расстоянии удара мечом, он бы провел пальцами по розоватой полоске, сгреб бы пиратку в охапку, не обращая внимания на протестующие возгласы, зарылся лицом в вырез туники — да пусть завистники хоть все глаза себе сломают... Но она стоит в своей излюбленной стойке, руки сложены на груди, под ладонью греется метательный нож... Сколько драк начиналось с этого покачивания на носках? Осознавать, что она боится и готова защищаться — это больно. Сам дурак, нечего было орать на каждом углу, что найдёт её и вздернет на первой же перекладине.       — Так я пойду?       — Нет, постой! — Хоук вскочил, потом резко сел обратно, проклиная себя за идиотизм. — Может, выпьешь?       Изабела наклонила голову к плечу, прикрывая глаза ресницами, улыбнулась насмешливо, словно не было ни бегства, ни горящего города, ни разлуки...       — Если ты опять хочешь споить меня кортовской мочой, я на это не поведусь! И вообще, с какой это стати ты сидишь на моём месте?