Неправильные

      В доме было невыносимо душно, Баш быстрым шагом вышел на балкон и, облокотившись на широкую перекладину, полной грудью вдохнул чистый горный воздух. Однако резкий контраст температур заставил его поёжиться и натянуть рукава незаправленной полурастёгнутой рубашки на ладони. Сейчас он дома, можно позволить себе расслабиться, всё-таки он не такой педант, как Людвиг, но и не позволял себе такой воли в словах и поступках, как Бонфуа. Нечто среднее между тем и другим, не без примесей с итальянской стороны и крупиц далёкого прошлого и одного из предполагаемых предков, да ещё помноженные на суровые природные условия - всё это породило жгучую смесь противоречий, которые только он сам и мог уравнять, но так даже надёжнее. Разве что в последние десятилетия теперь не он один мог собрать себя в функционирующую кучу, если опять нападёт хандра или что похуже.       - Вот ты где! - послышался позади довольный голос. - Холодно же, почему без куртки вышел?       - Потому что мне жарко, - парировал Цвингли, обернувшись. - Я думал, ты спишь, - добавил он и опустил взгляд вниз. - А сама-то почему с голыми ногами?       Стоявшая в тёплых пушистых тапочках у двери Лихтенштейн, набросившая поверх ночной рубашки зелёную кофту на молнии, принадлежавшую Башу, только хихикнула, преодолела разделявшее их расстояние в несколько шагов и, положив руку ему на плечо, внимательно посмотрела на него. Нет, не соврал, он вышел только за тем, чтобы проветриться, и, скорее всего, остудить голову. Эрика невольно отвела взгляд и тихонько вздохнула. И в самом деле жарковато, да и зубы болят, так крепко она вцепилась ими в его рубашку, чтобы заглушить свой голос, иначе мог начаться бесконечный поток вопросов и всё закончилось бы, так толком и не начавшись. Цвингли всегда слишком за неё переживал, всегда до ужаса боялся сделать больно, даже в такие моменты.       Баш быстро взглянул на неё и подавил в себе смешок: Эрика, маленькая и хрупкая, буквально утонула в его кофте и теперь выглядела нелепо. Но в следующую секунду понял, что ей хотя бы тепло, и посмотрел на горящие огни небольшого городка, расположившегося на несколько сотен метров ниже, практически у подножия горы. У них где-то там своя жизнь, у них - своя, вялотекущая и порядком затянувшаяся. Он обнял Лихтенштейн за талию и прижал к себе, уже практически на автомате, та не сопротивлялась, а только прильнула к нему, думая о чём-то своём.       Стадия пустых и не очень слов, приправленных смущением или пылкостью, уже давно прошла, они могли по часу, а то и больше, сидеть вдвоём в одной комнате при полном молчании и заниматься каждый своим. Или же просто понимали друг друга с полувзгляда, разве что к требованиям вымыть за собой посуду после раннего завтрака это никак не относилось. В целом они напоминали друг другу классическую семейную пару, что вызывало у них бурный смех, вспоминая, что похожая семейная идиллия Родериха и ста лет не протянула. Или же дело в том, что они не заключали никаких похожих договоров, не то было для них сутью. Для всех они по-прежнему были братом и сестрой, вполне успешно, если не считать, что уже не только им надоела эта игра. Но делать нечего, разве бы Цвингли позволили "притащить домой женщину", как он сам как-то заметил? Пришлось маскироваться, зато и общественность спокойна, и к тебе с дознанием почти никто не лезет. Но то Венгрия, она своя, и даже дальние родственники по немецкой группе терпимы.       - Пошли внутрь, замёрзнешь же, - настойчиво попросила Эрика, дёрнув его за рукав.       - Сейчас, сейчас... - пробурчал он, бегло оглядев простирающееся перед ним пространство на случай забежавших итальянцев и удостоверившись, что всё спокойно. - Пошли.       Кивнув, Лихтенштейн первой зашла в дом и обернулась: Цвингли замешкался, не иначе, как опять о чём-то задумался, но, поймав на себе её любопытствующий взгляд, поспешил внутрь и закрыл дверь. Уже не душно, полегчало, сквозняк ни к чему, вдруг и они могут простудиться по обычным, человеческим причинам. Краем глаза он заметил отражение Эрики, вместо того, чтобы пожелать "спокойной ночи" и уйти спать, она стоит и терпеливо дожидается его. Может, оно и к лучшему, как раз есть, чем поделиться.       - Можно у тебя спросить кое-что? - неуверенно начал он.       - Что-то случилось?       Не дожидаясь ответа, она обняла его, прижавшись к широкой спине, и в ту же секунду вздрогнула от прикосновения чего-то холодного под рубашкой. Пистолет, неизменный атрибут Цвингли. "Когда он..." - пронеслось было в голове у Лихтенштейн, но она быстро отбросила эти мысли прочь. И не к такому привыкла, когда Германия с Пруссией устроили очередную войну, охватившую почти всю Европу, Баш, помимо того, что вставал, как по боевой тревоге, никогда не выходил из дома без своего маленького арсенала: двух пистолетов, спрятанных в кобуре под плащом, и ружья за спиной, даже если просто дойти до магазина купить хлеба и поругаться на очередной скачок цен. А если приходили какие-то угрожавшие их безопасности новости, то он и вовсе, пройдя два шага от дома, стрелял в воздух. Пусть добро обходится только кулаками, у нейтралитета должен быть целый склад боевого оружия.       - Ну... Знаешь, я не сколько спросить хотел... - начал мямлить Швейцария. - И я ничего не утверждаю... Ни к чему тебя... Не принуждаю... Просто...       - Просто "что"? - спросила Эрика. - Пожалуйста, говори яснее.       - Что будешь делать, если все заключённые между нами договоры будут расторгнуты? - после некоторой паузы выдавил Цвингли.       - Не знаю...       Лихтенштейн отпустила его и отступила на шаг, Баш обернулся и виновато взглянул на неё.       - Лихтен, я...       - Наверное, потому что я предпочитаю не думать об этом, - как ни в чём не бывало продолжила Эрика.       И не поспоришь, но всё была привычка просчитывать все ходы до конца. Вся жизнь - одна сплошная война, не правы те, кто говорят, что проигравшие уходят первые, они-то как раз казались ему победителями. Меньше боли, меньше разочарований, меньше бессмысленности. Но ведь всё равно было, ради чего, или ради кого, сражаться, жить. Фогель поняла, что победа осталась за ней, когда Баш резко притянул её к себе и крепко обнял. Она не настолько слабая и беззащитная, просто безгранично оберегаемая, лучик света в беспросветном царстве ледяного одиночества.       - И даже не вздумай извиняться, - шутливо потребовала Лихтенштейн, едва коснувшись губами его ключицы.       - Хорошо, хорошо, не буду.       Проведя ладонью по щеке Эрики, Цвингли чуть наклонился и поцеловал её. Не так давно прояснившаяся голова снова начала наполняться туманом сумбура и нежелания возвращаться в реальность. Он более-менее пришёл в себя, когда в лёгких закончился воздух, и с явным нежеланием оторвался от губ Лихтенштейн, пытаясь восстановить не только дыхание, но и последовательность событий. Хотя восстанавливать там было нечего, всего-то прижал её к стене.       - Знаешь, какие-то мы с тобой неправильные брат и сестра, - не скрывая усмешки, прошептала Лихтенштейн. - Тебя это не смущает?       - Нисколько, - выдохнул Баш, осторожно поцеловав её шею.       - Меня тоже.       Эрика слегка оттолкнула его и, высвободившись безо всякого сопротивления, стянула с себя кофту и торжественно, словно мантию, набросила на плечи Цвингли. Затем быстро развернулась и, бросив "не забудь выключить свет", направилась к себе в спальню. Швейцария, пробормотав что-то про отсутствие необходимости напоминать, погасил свет и старался не отставать, его комната находилась чуть дальше по коридору. Ночь была ясная, практически полная луна, пройти можно было без проблем.       - Спасибо, дальше я сама. Спокойной ночи, - улыбнулась Лихтенштейн, остановившись у нужной двери.       - Спокойной.       Почему-то стало тяжело дышать, тело было как на иголках, Эрика едва подавила в себе смущение, нежно поцеловав Цвингли, и скрылась в тёмной комнате. Несколько секунд он стоял в каком-то оцепенении, но в последний момент словно бы очнулся и подставил ногу прямо перед закрывающейся дверью.       - Подожди!       - Всё в порядке? - взволнованно спросила Лихтенштейн, заглянув в проём.       - Можно сегодня... - пробормотал Баш, опустив взгляд в пол, - я буду с тобой спать?.. - последние слова и вовсе были еле различимы.       - Замёрз всё-таки?       - Что-то вроде этого.       Эрика пошире открыла дверь, взяла Швейцарию за руку и потянула внутрь, вздохнув про себя. На самом деле было как минимум две причины такой странной просьбы: вечером и в самом деле было прохладно и страх встретиться лицом к лицу с царившим в соседней спальне учинённым ими беспорядком. Но завтра выходной, а, значит, будет полно времени привести всё в порядок.