Илиас

Новенькая студенческая карточка, с голограммой и его фотографией. Аристин держал ее бережно, как драгоценность. Да она и была его драгоценностью. «Илиас Аристин Дитер. Лечебный факультет. Государственный Медицинский Университет». Его пропуск в другую жизнь, надежда стать кем-то в жизни, превратившаяся из мечты в реальность. В его группе тридцать человек, почти поровну юношей и девушек, кроме него еще один даленец, на которого он уже смотрел с подозрением. Впрочем, тот вел себя так же, сразу оценив и осанку Аристина и длинные, заплетенные в одну косу волосы. Они даже сели в разные углы аудитории. Первый день в университете был сплошной суматохой — найти свою группу, своего куратора, получить карточку и все бумаги, записаться в библиотеку, узнать расписание, подать заявление на стипендию. Аристин подал, несмотря на косые взгляды однокурсников, узнавших его по газетным сплетням и рекламе одежды. Ему, черт возьми, нужны хоть маленькие, но собственные деньги, а не эверовы. И лучше всего, если удастся учиться так, чтобы получать повышенную, а на чужие мнения ему плевать. Но все эти хлопоты доставляли только удовольствие, на торжественном собрании первого курса он слушал всех выступавших с нескрываемым удовольствием. Сбылась мечта — он студент медицинского университета, и он просто обязан стать хирургом. Лучшим! Даже к выбору канцелярских принадлежностей он подошел с почти параноидальной дотошностью: несколько толстых тетрадей с разделителями для смежных дисциплин; карандаш со сменными стержнями и две ручки — черная и красная; записная книжка для расписания и нужных записей, чтобы ничего не забыть — убогому планировщику в мобильном телефоне он не доверял никоим образом; удобная кожаная сумка через плечо, с множеством карманов и отделений, даже для небольшого термоса. — Вам необходимо выбрать старшего в вашей группе, того, кто будет отвечать за общение с деканатом, кафедрами и преподавателями, — вещал куратор, и студенты внимательно его слушали. — В течение недели определитесь, пожалуйста. Аристин уже выбрал для себя место — как всегда, впереди, чтобы не мешали не шепотки, не бездельники. Рассматривал группу, наверное, за неделю как раз и познакомится со всеми. Но на вид — дети шестнадцати-семнадцати лет, с мамой и папой. Может, что и получится — друзей завести очень хотелось. Но у него тоже все хорошо, грех жаловаться — есть сестры, кот Церри, дом и Эвер, который готов на все, об этом Аристин уже знал. Те поцелуи, ночью девятнадцатого дня рождения он не забыл, хоть они и не говорили об этом, но теперь Эвер его касался — то гладил плечо, то руки, то волосы. Он не отстранялся, хоть и сердце билось чаще. Да, что-то в нем даже радовалось, что он не один, что рядом тепло и поддержка. И, главное, Эвер не торопит его и не настаивает ни на чем. Аристин сам себя иногда дразнил девочкой-фиалочкой, за мнительность и нерешительность. Хотя и от Марты подначек хватало, но с этим было проще — одна шутка Марты, и ей меньше достанется Церри. За кота в семье Илиас едва не бои шли летом — девчонки совсем затискали толстого и игривого котенка, но Аристину нравилось, когда кот был рядом с ним, и на ночь забирал его к себе, да и вечером был совсем даже не против, когда в ноутбук вместе с ним смотрел и котенок с колен. Впрочем, Церри и сам спасался от девчонок у него, на ночь забираясь к хозяину в постель. Избалованное всеми в доме, включая охрану, животное уже заметно поправилось и обнаглело. Его мальчик расцвел этой осенью. Уезжает утром, приезжает вечером, едва ли не позже самого Эвера, но счастливым. Так нравится учиться? Горят глаза, столько рассказов, вещей, к которым Эвер прислушивался, но не понимал. И это еще только две недели прошло. Остынет? Вряд ли, если вспомнить то рвение, с которым Аристин поступал. Он не из тех людей, что поиграются и бросят… Хорошо, если это относится ко всему, что делает Аристин. Стал уступчивее, но еще боится, стесняется, вздрагивает и в тоже время — взрослеет на глазах, становясь краше и краше. Наверное, на факультете все девчонки влюблены в него. — У тебя есть занятия на выходных? — спросил Эвер, как бы между делом, за вечерним чаем, выслушав уже о лекциях по анатомии и профессорах. — И во сколько ты заканчиваешь в пятницу? — В три, но я планировал в книжный заехать. А что? В выходные занятий нет. — Закажи все по сети, и поехали за город. Осень. Хочешь? О, Эвер знает, чем его заманить — осенним лесом, деревянным домом. Теперь уже Аристин понимал, к чему такое приглашение и что они останутся вдвоем. Марта и Анника в школе. Анника выбрала ту же, что и Марта и теперь они даже на выходные не всегда хотят возвращаться. — Хочу. Мой решительный Аристин так и не научился скрывать эмоции на лице. Мучительное раздумье, оценка обстановки. Правильно боится. Потому что нужно потихоньку идти вперед, если, конечно, Ари позволит. Хоть немного… Неприятны подозрения, не то, что откажет, а то, что согласится, но не потому, что сам захочет. Пользоваться его беспомощностью? Нет. Но и удержаться все тяжелее и тяжелее. Все время кажется, что он спаивает Аристина, поэтому Эвер налил юноше совсем немного, так, чтобы просто согреться после дороги в еще не до конца протопленном доме. Вечер, за окном осенний дождь, зажжен камин. Немного коньяка. Аристин притих, глядя на огонь. Сегодня очень важный вечер. Что он чувствует, не разобрался еще сам — немного страшно, немного грустно, немного любопытно. Пока хорошо и тепло, даже лень говорить, но с Эвером можно и молчать. Впрочем, что он делает из этого вселенскую трагедию? Готов был лечь под любого за триста пятьдесят, а на человека, спасшего Илиас, смотрит с опаской, ведь тоже не слепой, видно и ожидание Эвера и его взгляды, и его терпение. Сколько он еще будет играть в прятки, и испытывать Эрлинга? Они второй год друг друга знают, есть ли смысл ломать трагедию? Да и сколько самому можно бояться «опасности»? Всегда будет опасаться, а с девушками и вовсе опозорится. Если он правильно себе все представляет, то сейчас могут и не заметить «неприятности». Где у него мозги и родовая честь? Илиас должен решить, что ему выбрать. — Эвер, у нас наверно сауна согрелась… Все почти как тогда, как год назад, когда они тоже были вдвоем, в этом доме и в этой сауне, но тогда Аристин еще ни о чем не догадывался. Аристин, наверное, даже и не думает о том, насколько хорош сейчас: обнаженный — он даже снял цепочку с шеи — высокий, стройный и поджарый, подобрал волосы, светясь Ожерельем. Теперь даже и не думает прикрываться полотенцем, не стесняется своей красоты. — Бог ты мой… Какой же ты красивый, Ари! — не смог не восхититься Эвер. Таки замялся взглядом, покраснел. Одно дело, когда это говорил Гари, на съемках, а другое — слышать от Эвера, здесь. Смог лишь улыбнуться, не зная, как ответить — программой не заложено… Да как же с тобой быть, Аристин?! Ведь это невыносимо уже… Сам сделал шаг вперед и уронил голову, как будто покоряясь, карие глаза, самые прекрасные в мире, прикрыты. Мальчик мой, Ари. — Ари, — Эвер решил все разом, обнял, прижав к себе, согревая, потому что в сауне вдруг стало зябко. — Ари, хороший мой, мальчик мой. Ари. Такая нежная кожа за ушком, там, где бьется благородная кровь. Я не сделаю тебе ничего плохого, Ари. Я не жду, что ты откликнешься, мне бы с собой совладать… Не желание, а нежность, к этому юноше, который доверился, переступив через врожденную мораль и воспитание. Я никогда не обижу тебя, Аристин. Этот вечер будет очень долгим — нужно привыкнуть, к ласковому шепоту, к рукам, к осторожному поглаживанию, к поцелуям… Можно не все сразу в этот вечер, иначе это, возможно, слишком. Первый ответ на поцелуй. Эвер не отпуская Аристина, открыл ногой дверь, стало слишком жарко, очень жарко. Или его мальчик настолько горяч? — Ари, — постоянно повторяя любимейшее имя, — Ари, ты позволишь? Не спросил — «что?», просто кивнул, скользнув волосами по груди Эвера. Разрешает. — Ой! — Эвер подхватил его одной рукой под колени, как пушинку, на руки. Никогда не нес ничего ценнее. В комнату, возле сауны. Там тепло и стоять не придется. — Ты не против? — опустил свою ношу на мягкое покрывало застеленной кровати. — Тут лучше. Он не будет спрашивать, почему лучше. Упал навзничь, отключив сознание и память, главное — память, не нужна сейчас. Пока никак не отзывается, но и не сжимается, не прячется, и то счастье. — Можно мне продолжать, Ари? — Эвер целовал ему грудь. — Тебе страшно или неудобно? Только скажи. Тебе дают шанс, шанс выйти из этой комнаты. Выйти нерешительным, перепуганным ребенком, но с честью и непорочным. А можно остаться. — Да, хорошо, — первые два слова, за весь этот вечер. — Ари. Какой у Аристина твердый живот, плоский, чуть даже впалый. Но, если вспомнить, каким он был, когда они впервые увиделись, тогда это было душераздирающее зрелище, сейчас — красивый ухоженный юноша. Аристин вздрогнул, когда рука Эвера накрыла его пах. — Ну что ты? Что не так, мой хороший? Странное ощущение, очень странное. Неприятно? Точно — нет. Странно внизу живота. Неужели Аристин настолько девственен и неопытен? Для его девятнадцати — это невозможно, любой парень его лет подтвердит. Реакции почти никакой, почти… Нет, есть. Усилия дают результат — даленская гордость оживает на глазах. Аристин не ждал от себя такого вздоха, но Эвер делал с ним что-то непонятное, своими прикосновениями, и он весь превратился в ощущения. А, если? Эверу пришла в голову идея. Сегодня, мальчик мой, все для тебя, а уж, тем более что ты везде сладкий. Эвер делает это, ему? Аристин дышал стонами, сгребая пальцами покрывало, боясь открыть глаза и увидеть. Все его мысли ушли вниз, в пах, туда, где в его теле сейчас билась жизнь, а потом, жизни и силы стало так много, что он не выдержал, почти потеряв сознание от нахлынувшего. — Умница моя, храбрый мальчик, — Эвер поцеловал его в висок. Расскажи кому, что Эвер Эрлинг делал кому-то минет — не поверят. Но для Ари — все, что тот захочет. Хоть чуть-чуть расслабился. Эти вздохи стоили чего угодно. Какой там душ? К черту. Эвер выключил пультом сауну. Все завтра. Аристин заснул почти сразу, Эвер втащил его и себя под одеяло, обнял, не отпуская свое счастье. — Доброй ночи, спи, Ари. Он уже привык к учебе так, что не мыслил, что могло быть иначе. Университет, как наркотик. Аристин составил себе невероятное расписание — такое, чтобы не пропустить ни одной лекции, ни одного занятия, но чтобы успеть посетить все интересные спецкурсы по медицине, которых было немало. На первокурсника там смотрели с недоумением, но не отказывали, записывали. Уезжал из дома в семь утра, возвращаясь иногда к одиннадцати вечера, падал спать, а утром все начиналось снова. Комната потихоньку превращалась в склад учебников и книг. Он впитывал поток информации как губка, тщательно складируя его в недрах памяти. Все, от истории медицины до химических формул, которые он заучивал наизусть. Два месяца для него пролетели почти незаметно. Первая стипендия — около пятисот. Неплохо, это больше, чем его зарплата в кафе. Если удастся уйти на повышенную, то будет около тысячи — еще лучше. Но для этого нужно много работать, очень много. Анатомия — один из основных предметов, один из самых сложных. Это, конечно, не стало полностью откровением для Аристина, но человек, оказывается, так хитро устроен… Запомнить и записать все эти бесконечные жилы, отделы, позвонки, кости, суставы и органы, запомнить, как выглядит каждый, да и еще не на моделях, а в анатомичке. Как ни странно, но именно анатомичка и послужила для него возможностью для сближения с однокурсниками. С самого начала они держались чуть отстранённо — он для них скандальный любовник богатого бизнесмена, содержант и фотомодель, к тому же еще и старше всех. А они для него дети и досадная помеха на занятиях. Да, Аристина бесконечно раздражали шепотки, смешки и звук клавиш телефонов. Такое впечатление, думал он, что половину насильно сюда загнали. Никого из тех, с кем он ходил на курсы, не было. Зато, непонятно откуда, крашеные в светлый тон бесконечно хихикающие девочки, которые половину занятий прогуливали, половину болтали, не записывая ничего, и отпускали шуточки: «Ой, Аристин такооой серьееезный…», на которые он не отвечал никак, но которые бесили неимоверно. Такие смешные заигрывания и ни одной симпатичной девушки. С парнями тоже не лучше — маменькины сынки, обсуждающие новые модели телефонов или компьютерные игры, из них нормальными он назвал троих-четверых, хотя отлично понимал, что на фоне всей группы ненормален именно он — отвык от ровесников и тем, которые обсуждаются ими обычно. Больше всего общался с одним, серьезным нувцем Эриком. С ним было легче всего — не озабочен выбором нового микроплеера, не хочет списать лекции, и в паре на лабораторных занятиях они отлично сработались. Теперь даже сидели вместе на занятиях. Эрик поступал, как и он — только на бюджетное, но если Аристина держала гордость, то у Эрика и его семьи просто не было денег даже на подготовительные курсы — оплатил только химию, на большее не было. Тоже старше большинства — около восемнадцати, и именно Эрика выбрали старостой группы. Можно было сказать, что если и не первый друг, то приятель у Аристина появился и Эрик был первым, кто мог убедиться — Аристин Илиас не тот, о ком писали газеты. — Молодой человек? Вы Аристин Илиас? — его окликнули на проходной корпуса. — Да? — недоуменно отозвался Аристин. Зачем переспрашивать? Он прошел через турникет, на мониторе и так видна фамилия и фотография. — Вам письмо. Курьер принес, просили передать. Желтый конверт, ни подписи, ни адреса, только напечатано «Аристину Илиас. Лично в руки». На ощупь — внутри лист бумаги. Неприятное чувство тревоги. Выкинуть, не читая? «Хай, мелкий наглец! Ты думаешь, что раз пристроился к богатому дяденьке и все твои проблемы кончились? Как бы не так! Они только начинаются, поверь мне. Нехорошо брать чужое и ты должен об этом знать. Хотя, может быть, в вашем средневековье воспитывают по-другому. Припереться и забрать то, что принадлежит другим. Ты слишком наглый, красавчик. Мог бы пристроить свою задницу и по-другому. Тебя здесь вообще не ждали и ты тут нахрен никому не нужен. Таких как ты, на улицах и стройках — толпами. У тебя хоть регистрация-то есть? Пораскинь своими аристократическими мозгами, мальчик, и осознай свое место около Эвера Эрлинга. Игрушечка с мордашкой, пока ты ему не надоел — он будет вкладывать в тебя деньги, а потом ты вернешься на свою стройку или где там он тебя нашел. Ты годишься ему в сыночки, но зато у тебя свеженькая задница. Но, я предупреждаю тебя, знай свое место и не высовывайся, дерьмо понаехавшее. Иначе у тебя будут проблемы. Это так, предупреждение. Я бы тут еще много написал, но неохота тратить на тебя бумагу. Будь в курсе. P.S. — эта коса тебе не идет, или постригись или надень юбку, чурка. Аноним» Такое ощущение, что в руках дерьмо, а не бумага с напечатанным текстом. Судя по всему — он наступил на хвост кому-то из эверовых любовников и теперь тот гадит кирпичами. Судя по стилю, Эвер должен быть еще и педофилом, потому что писавшему лет пятнадцать от силы — детско-выспренно-оскорбительный стиль. Показать бы Марте — она бы точно определила, но этот мусор даже в руках держать противно. — У тебя зажигалка есть? — спросил Аристин у Эрика. — Ты же не куришь? — удивился сокурсник. — Есть, конечно. — Лучше бы я курил. Дай, через пять минут вернусь. Лекция через десять. Какая мерзость. Злые, написанные глупцом, жестокие слова почему-то жгли сердце. Обида за себя и свой народ. Они тут чурки, понаехавшие, да, Аристин слышал и такое за пределами миграционного лагеря. Если бы в Далене ничего не случилось, то провались бы эта Нува! Кому он тут сделал плохое? Кому-то значит, сделал. Отойти подальше во внутренний дворик, и зажигалка пригодится. Пакость сгорела, оставшись крохотной кучкой, которую Аристин растер ботинком по асфальту. Клал он на этого обиженного. Попробовал бы тот Эверу написать… А угрозы — пусть только рискнет. С Эвером все ближе и ближе именно то, о чем даже не мог помыслить раньше. Умерла мораль Далена — ничего против объятий Эвера он теперь не имеет, ничего неприятного в поцелуях и словах. Лишь на одно Аристин никак не мог решиться, деля с Эвером постель. Не каждую ночь, но часто, когда приезжал поздно, сам приходил в спальню, разговаривал, засыпая в надежных крепких объятьях под убаюкивающее умиротворение. Эвер не торопил его, понимая, что будет стоить это даленцу, но это с каждым днем было все неотвратимей и неотвратимей. Аристин понимал, что крепость он скоро сдаст. Терпение осаждающего заслуживало этого, а страх… страх должен быть побежден. Это мурло раздражало. Тут уже был соотечественник. Аристин, выяснив его фамилию, выпросил у Эвера информацию, и узнал, что деревенщина с плоской мордой уроженца северной границы второй сын министра культуры Свободной Республики Хокдален. Мало того, что у них, оказывается, теперь еще есть культура, так еще есть ее министр, рожу папочки этого ублюдка он уже успел увидеть в Сети. Интересно, кем он был у себя в деревне. Против селян Аристин не имел ничего личного, но именно часть из них, соблазненная речами борцов за новый порядок, громила Дален, убивала Десятку и государя. Какая-то горстка ублюдков все сделала чужими руками, всю грязную работу, захватила власть, а селяне перессорились меж собой в своих деревнях. В миграционном лагере не аристократы были, а такие, как тетка Викки, Самир, которым жизни не дали свои же. Один из аргументов бунтарей помнился особо: «Монархия устарела. Править должен народ, а не его богатенькие прикормленные аристократы». Еще были мифы о яхтах и самолетах, несметных богатствах, принадлежавших семьям Десятки. Они действительно были не бедны, но не настолько богаты, как рассказывало рванье. Неужто людям так плохо жилось при Десятке и государе? Судя по новостям, сейчас явно хуже — Дален постоянно клянчит кредиты, гуманитарную помощь у богатого соседа, половина страны вкалывает на нувских стройках, но зато некоторые свинорылые теперь ездят на представительских машинах на занятия и жрут не в столовой студенческой, а в дорогом кафе. Ради этого все затевалось? Та машина, на которой возил его Дэн, была самой обычной ничем не примечательной в городском автопотоке — темно-красная, распространенной марки. А в кафе Аристин, хоть и мог себе позволить, но не ходил — не хотелось на это тратить деньги, зато он понял, зачем в сумке отделение для термоса и сэндвичей. Эрик тоже носил с собой, или иногда они брали небольшой обед в столовой. Но Аристин столовую не любил еще и по другой причине — слишком много внимания на него одного. Быть живым развлечением не хотелось. Поэтому они ели или в машине, где водитель был обязан ждать Аристина сколь угодно времени, или просто в коридоре Университета. С даленцем не перемолвился ни словом, за все время, что учился, лишь ненавидящие друг друга взгляды. Даже это дерьмо тупое, которое даже неспособно определить, где у человека берцовая кость, знает фамилию Илиас. Знает и ненавидит. Теперь это вызывало злорадство. Если отец уничтожал таких, как этот и его папаша, то правильно и делал. Жаль, что не всех и еще горше, что погиб, защищая страну от врага, родившегося в ней. Ни от кого-то чужого, желающего зла Далену, а от своих же разбойников и преступников, почище, чем иноземные захватчики. Никакого сожаления. Пусть Дален теперь сожрет себя сам и подавится своим же дерьмом. Если судьба устроила так, что Илиас принесли клятву другой стране и другому государю — так тому и быть. Они не предадут. Аристин почти уже жил на кафедре анатомии, с фанатизмом посещая почти все ее спецкурсы и изучив изданные программы. Плевать, что это для старших курсов и половина непонятна. Это куда гораздо интереснее, чем история медицины, которую приходилось учить только потому, что надо. Еще скучнее никчемные политология с культурологией — сплошная бесполезная болтовня и поток ненужной информации, математика и физика — еще куда ни шло, но философия? Как научиться распределять свое время так, чтобы больше анатомии, химии и биологии и меньше «мусора»? Культурологию не прогулять — преподаватель отмечает присутствующих на каждой лекции и ходят слухи, что посещение это важный критерий для зачета. И с первой парты уйти, как поражение, приходится бороться со сном и записывать. Но монотонный голос убаюкивает сам собой. И кто поставил это первой парой?! — Аристин, вы меня слушаете? Я вам не мешаю? Он все-таки задремал. Чуть смежил веки и все, поддался. Эрик пихнул его локтем. — Извините, — действительно неловко получилось. — Если вы это не записываете, к семинару не подготовитесь! Вы сюда спать поступили? Хуже всего смешки с задних парт. Даже те, кто мирно дрых там, проснулись. — А ему, наверное, Эрлинг дома не дает! Не высыпается! — какой-то храбрец. Вспомнить бы, чей это голос… — Так, замолчали все! Продолжаем! Эти дурацкие шуточки изрядно доставали. С девушками хоть все объяснимо, но вот парни? Реагировать, значит поддаваться на провокации. Аристин предпочел не замечать. Дать в морду он всегда успеет, к тому же — собаки лают, а караван идет. Отвечал коротко и уничижительно. Пусть лучше не любят и считают надменной сволочью, лишь бы не мешали. В Далене было бы все по-другому — там он был не чужой, пусть даже из Десятки. Там он легко находил общий язык с ровесниками, обрастая кучей приятелей, а здесь — скандальный чужак. Но все равно, хорошо, что есть Эрик. — Нехорошо получилось, — происшествие на культурологии не давало Аристину покоя. Тетка злопамятная наверняка. — Ты первый как будто, — не удивился друг. — Ну, только потому что ты — это ты. Теперь она всей кафедре будет рассказывать, что Аристин Илиас уснул на ее лекции. Возьмешь на зачет какой реферат посложнее, да и все. Там, кстати, в темах ваша мифология была, даленская и труды какого-то там ученого. Посмотри. — Я видел, там общая даленская, а я только свои родовые помню и немного из Десятки. Хотя там на диссертацию хватит, — нашел выход Аристин. Первый поход в анатомичку, под понимающие ухмылки студентов второго курса, запомнился всей группе сто три на долго. Девочки заготавливали ароматические салфетки, смущенно хихикали, одетые в новенькие белые халаты, а мальчики курили, делая вид, что предстоящее занятие их абсолютно не волнует. Кое-кто косился и на Аристина, холеный аристократ-красавчик в анатомичке должен быть занятным зрелищем. Но вот единственным равнодушным к этому и был сам Аристин. Он достаточно внимательно отнесся и к технике безопасности и ко всем остальным методичками и предупреждениям, что выдали лаборанты. Ну, и мертвецов он не боялся. По сравнению с моргом провинциальной даленской больницы, университетский морг был просто стерильным. Запах хлорамина. Сколько он всего перемыл этим раствором, трудно даже вспомнить. Новое оборудование и площадь, в два раза больше общей больничной — кабинеты, залы, лаборатории и автоклавная. Когда-то ему довелось почитать требования к обустройству больниц и моргов, правда даленские, и этот морг был идеальным. Здесь одновременно и патологоанатомические исследования и судебно-медицинские и даже есть музей. Даже столы с вытяжным устройством! Что хранят в таких музеях, он догадывался, но особенного желания увидеть экспонаты не имел, лучше без патологий. — Ну вот, привыкайте! — экскурсия закончилась и группа с преподавателем и лаборантами, наконец, добралась до учебного зала. Этого профессора Аристин обожал. Рассказывать анатомию так, чтобы долгое занятие превращалось в интересное и познавательное, умел явно не каждый, но их потоку повезло. Второй поток жаловался на своего преподавателя постоянно. — Значит так, бывать здесь вы будете часто, так что привыкайте. Правила работы прочтете потом, сегодня так, первое знакомство для наглядности учебного материала. Никакие компьютеры и виртуальные модели скелета не дадут вам такого представления и знаний, как обычное человеческое тело. Так же обрадую вас тем, что в практику первого курса входит и работа в анатомическом корпусе, как мы это называем. Нервные и впечатлительные могут пока отступить назад и подумать о том, стоит ли сдавать первую сессию, а все остальные — прошу за мной. Все, как и в больничном. Металлический стол, с накрытым клеенкой телом. — А вот и наш главный участник. Девушки, вы чего застеснялись? Ближе, мальчики подвинутся. Мужчина, лет пятидесяти, как решил Аристин, ничего необычного и нового, но кто-то сзади сдавленно пискнул. — Ну, кто чего скажет? Чего молчим? Может вы, Илиас? Кто-то ждет зрелища? Не дождется. — А чего я должен сказать? — удивился Аристин. — Пока я вижу мертвого человека, мужского пола. Немолодого. — Собственно это вы и должны были сказать, остальное оставьте за мной. Спасибо, молодой человек. Дело в том, что неопытные студенты сразу начинают делать выводы и версии. Вы не начали, а значит, у вас все хорошо и вы готовы слушать. Из девочек к концу лекции осталось трое, из мужчин — почти все, хотя некоторые весьма и весьма делали над собой усилия, чтобы не покинуть занятие. — Одна из самых крепких групп, — единственное, что сказал профессор по окончании занятия, — я впечатлен. Аристин, задержитесь на пару минут. — Я догоню, — шепнул юноша Эрику. — Скажите, вы когда-нибудь раньше имели отношение к медицинским учреждениям? Хотя, для вас это наверно странный вопрос, — обратился профессор к Аристину, — объясню — у вас цепкий и оценивающий взгляд, и явно было с чем сравнить, и Вы единственный не поморщились от запаха. — Было, — признался Аристин, — я работал в больнице Хокдалена после переворота санитаром около полугода, в том числе и в морге убирал. — Вот даже как? — профессор ожидал положительного ответа, но явно не такого. — Тогда ясно. Что же, весьма полезная практика, и если после нее вы поступили в медицинский, то это уже позволяет сделать выводы. Ваша фамилия слишком известна, поэтому вызывает интерес, признаюсь. Вы, я так понимаю, прямой родственник? — Я глава рода теперь, — меньше всего хотелось использовать свою фамилию в учебе. — Это хорошо, — непонятно к чему сказал профессор, но Аристин решил не комментировать. — Имейте в виду, через две недели я начинаю новый спецкурс для младших студентов. Думаю, вы найдете время. — Ты в таком режиме все шесть лет учиться будешь? — с Эвером они встретились вечером, за ужином, Аристин ел как не в себя, не успев пообедать днем. — Ага, наверное, — краткий перерыв, чтобы подлить соуса, — пока с дипломом не определюсь, то вероятнее всего. — У тебя вид совсем замученный. Ты хоть спишь у себя или с книгами до утра? — Аристин действительно спал с лица, и это было очень заметно. — Сплю. Книг мне днем хватает, — улыбнулся Аристин. — Все хорошо, мне очень нравится там. То, что я и хотел. Еще на один спецкурс записался, по анатомии, наш преподаватель ведет. Или мне показалось, или он записал меня в любимчики после морга. Я, видите ли, от хлорамина не поморщился. Это раствор для дезинфекции. — Ну, это тоже критерий, вероятно, — в хлорамине Эвер не понимал ничего, поэтому решил свернуть на другое. — Но я в любом случае рад за тебя. У моего акционера дочка поступила на экономический, год проучилась, а потом пошла на учителя. Марк волосы на себе рвал, впихнул ее туда еле-еле, на платное, а на учителя она сама поступила. Скажи мне, когда у тебя каникулы или как там? — Каникулы да, — кивнул Аристин, — когда сессию сдам. Если я закрою все занятия с зачетами и сдам философию, то я освобожусь раньше, если нет — то на две недели позже, в любом случае — середина зимы. Но я постараюсь раньше. — Надеюсь, Ари. Что ты думаешь — слетать на море? Недельки на полторы? Мне нужно будет знать чуть заранее, и я дам команду заказать нам тур? Ну? Или в горы? Можем девчонок с собой взять. Сопротивляться бесполезно, если Эвер хочет с ним поехать — он поедет; если он хочет сделать подарок — он сделает, несмотря на все трепыхания Аристина — это Аристин уже запомнил. — Море. Там тепло. И я на лыжах кататься не умею, точнее, забыл как. Да, время делает свое дело. Или Аристин настолько устал, что уже нет сил возражать, или он действительно согласен. Эверу остается надеяться на второе. — Пойдем спать. Ты совсем сонный, — без слов, в одну спальню.