Илиас

Из обморока так и ушел в сон, как тогда, когда они ездили на свой первый совместный прием. Кажется таким хрупким и слабым, если не знать, сколько этот мальчик вынес. Можно было задать себе вопрос – как же он смог выжить? Но Эвер знал ответ и пояснений ему не требовалось. Когда у тебя нет времени на горе, на эмоции, когда ты работаешь только на одних инстинктах выживания и ответственности, то выживешь. Ломаться можно начать потом, как бойцы возвратившиеся из горячих точек, не поддавшиеся огню и смерти, а потом спившиеся. И Аристину стоит поблагодарить своих сестер, за то что привязали его к жизни. Вот только что будет теперь? Эту сраную оппозицию и газеты он уничтожит, любыми средствами. Травить как крыс и давить как блох. Аристин спал беспокойно, не просыпаясь, но вскрикивая и ворочаясь, пихал Эвера длинными ногами, локтями, но бизнесмен уже ни на что не реагировал. День и вечер вымотали его так, что он просто старался удерживать юношу руками, не просыпаясь. Душный, липкий и жаркий сон, из которого он не может вырваться, к которому словно прилип. Память, рассеченная осколками хрусталя, смешивала прошлое в жуткий коктейль и поила его им насильно – пламя взрыва машины, на вечернем шоссе, прыжок в кювет и гонка по бездорожью, с ними, еще ничего не понявшими детьми, боль от побоев и плач Анники, лицо убитого им бродяги, смущение от собственной наготы, когда Эвер впервые увидел его, сводки цифр из опубликованных приказов отца, все это теснилось в нем, заставляя задыхаться. И из недр памяти всплыло еще одно воспоминание. Ему двенадцать лет. И впервые он боится увидеть отца вечером. Потому что провинился. Его никогда не ругали, а тем более не били и не лишали удовольствий, но и он доселе не делал ничего серьезного, за что стоило бы так наказывать. Зачем он только согласился попробовать эти дурацкие сигареты? В их доме никто и никогда не курил, это считалось дурным тоном, и Аристин знал, что родители не будут рады, от него будет пахнуть табаком. Ладно, если бы он сознался сам, но их застала учительница, троих и еще до того, как он вернулся из школы – мама уже знала, а если знала она... Еще и запись в дневник, которую увидит отец. Ему было муторно, неприятно и почему-то жарко эти несколько часов до прихода отца. Мама ничего не сказала, но он видел, что она огорчена и расстроена, и еще от этого было нехорошо. Конечно, она погладила его по голове, накормила обедом и ушла в детскую. А он сидел, старался делать уроки, но ничего не получалось. - Я пока не хочу с тобой говорить, Аристин, – все, что сказал отец ему вечером. – Позже. Только через несколько лет он понял, что на самом деле это значило, что отец ответил ему так, чтобы не сказать более резких слов и не выпустить своего гнева, но тогда он задохнулся от боли и обиды. Первый раз с ним так. Отец не хочет разговаривать с ним. Мама сочувственно на него смотрела, но тоже ничего не сказала. Он постыдным образом разревелся у себя в комнате, на кровати. Ему было совсем душно, кололо горло, он задыхался от слез и вины: что отец разочарован и расстроена мама, что сестры смотрят на него так, словно он испачкался в чем-то нехорошем. И что скажет дедушка Ингер? Он больше никогда-никогда не станет курить, лишь бы его не бросали и не оставляли в одиночестве. И еще очень хотелось пить и голова стала тяжелой. Потом хлопнула дверь, вошла мама, положила ему руку на лоб и что-то сказала. Он расслышал только слово «температура», а затем они куда-то поехали на машине. Он провел в больнице почти две недели, и каждую ночь в палате с ним ночевал отец. Дитер Илиас приезжал после работы, прогонял остальных родственников, взволновавшихся из-за болезни драгоценного наследника, и оставался с ним до утра, засыпая на раскладной кровати рядом. Конечно, у Аристина была отдельная палата, со своей санитарной комнатой и телевизором. Они ничего не сказали друг другу про злосчастные сигареты, но отец читал ему книги и они разговаривали столько, сколько позволяли Аристину врачи. Еще в больницу даже приезжал дед, один или два раза, и все то время, пока дед провел с внуком – отец молчал или выходил прочь. Аристин так и не решился спросить – почему. В офис он сегодня не поедет, пусть заместители хоть разорвутся, за такие зарплаты он их еще и кнутом имеет право подгонять. Эвер посмотрел на часы - девять. Ари спит, наконец-то более или менее спокойно. Значит можно встать и пока выпить кофе. - Я никуда не поеду, - сообщил он Эрне, - Ари нездоровится. Администратор вздохнула. Значит, весь день не расставаться с радиотелефоном и у шефа такое лицо, словно на нем пахали. - Что с ним? Вызывать врачей? - Пока нет. Пусть спит, ночью уже был врач. Небольшой приступ. И вот что, дай команду, чтобы в его комнате прибрались. Эрна нахмурилась. Как все странно. Неужели поругались? Но поссориться с Ари? Мальчик, конечно, не от мира сего, но характер у него выдержанный, если уж он с Мартой своей справляется. - Господин Эвер, - он еще допивал кофе, когда Эрна вернулась откуда-то из недр дома, протянула ему разрывающийся от звонка телефон. Аристинов. – Вот, уже пять пропущенных. Что нужно ответить?! - Я сам. Спасибо. «Эрик». Настойчивый парень. Эвер раскрыл телефон. - Слушаю. - Ой… - осекся голос на том конце вызова, став сразу испуганным. - А Аристина можно? Здравствуйте, господин Эрлинг. - Здорово, – откликнулся Эвер. - Нельзя его. Заболел и спит. А что, у вас там пожар, без него никак? Натужное молчание, еще бы громкость прибавить, и услышишь как у Эрика скрипят мозги. - Нет. Его просто в деканат вызывают. За вчерашнее. - По какому вопросу? – ого, а это уже что-то новенькое. Кажется, парень понял, что сболтнул что-то не то. Опять замолчал. - Ну! У меня нет времени! - Из-за этого преподавателя, который прогонял Ари с лекции. Аристина просили к десяти приехать, а его нет. Я звоню, как староста группы. Ну и волнуюсь. - Ясно. Нет, Ари пока не будет. - До свидания, – явно с облегчением пискнул мальчишка. Аристина могли прогнать с лекции? Интересно за что? За распитие пива или за кидание бумажками – вряд ли. Эвер отодвинул остывший кофе, сунул телефон в карман домашних брюк. Звонок явно не последний. Холодно. Теперь начался озноб. Аристин забился поглубже в одеяла, стараясь особенно не шевелиться, чтобы не стало еще больнее, чем есть. Бежевые стены спальни Эвера, шлюха прячется у покровителя. Да, пусть так. Все надо называть своими именами. Но зачем тревожить мертвых?! Он никуда не пойдет. Просто не сможет встать и понять, зачем ему все надо? За что он так проклят – все время быть заложником? Собственного имени, интересов сестер?! Почему он должен платить за то, что просто любит своего отца? И почему это так больно?! Проснулся, но жалко свернулся под одеялом и смотрит снова в никуда. Глупо говорить ему: «Ну чего ты так расстроился из-за этого?», очень глупо. - Ари? Как ты? – чуть тронул волосы, убрал их с лица. - Это придется пережить, Ари. - Я не хочу так больше. Больно, – больше понял, чем расслышал Эвер. Измучен, видно. И не вчера это началось. Он все-таки что-то упустил и не заметил в своем мальчике, какие-то сомнения и тревогу. До сих пор не верит? - Я вызову врача. Ты плохо выглядишь, Ари. Потерпи чуть-чуть, ладно? Я только и делаю, что терплю. Сначала я затолкал внутрь себя горе, не позволяя себе лишних слез, потом терпел все, что свалилось на нас и сейчас потерплю. Это никогда не кончится. Он даже умереть не имеет права, потому что девчонок оставить не с кем. И даже за то, что у него есть Эвер, он должен платить измазанным в дерьме именем и репутацией. - Не надо, – все так же тихо. - Я просто полежу тут. Хорошо? Надо, Ари. Увы. Слишком жутко сейчас, словно ты уходишь. - Да, конечно, сейчас я приеду. И терапевт, – Эвера соединили с тем психотерапевтом, что работал с Аристином раньше, - может понадобится. - Ты бы встал, поел. Или тебе принести сюда? Покачал головой. Ничего не надо. Будет лежать и умирать. Можно найти слова и встряхнуть, заставить жить, напомнить об учебе и сестрах, и он выслушает, встанет и пойдет, до следующего срыва, еще более страшного. Нет, не выход. Этот человек снова закроется в себе и будет терпеть, пока совсем тошно не станет, как сейчас. С ректором медицинского университета Эвера соединили мгновенно, значит, ждали звонка. - Да, господин Эрлинг. Это неприятный инцидент, я согласен, и конечно университет и руководство факультета сделают все возможное, что бы исправить это. Конечно, преподаватель совершил недопустимую и непрофессиональную ошибку. Он уже уволен. Но Аристину Илиас весьма повезло с однокурсниками – все поддержали его. Я гарантирую, что эта безумная травля в прессе никак не отразится на процессе учебы Аристина Илиас. И, если надо, университет поддержит его, пресс-секретарю уже даны все нужные указания. Это именно то, что Эрлинг и ожидал услышать. Конечно, кто же в здравом уме плюнет в руку спонсора? Хорошо, тут можно поклясться, что никто даже не посмеет посмотреть не так на Ари. А вот следующий звонок будет посложнее. - Хакон, сколько я должен заплатить, чтобы это прекратилось? Я не могу тратить время на это, но эта дрянь начинает меня злить. Чья голова и сколько стоит? - Даже ты столько не заработаешь, - рассмеялись в трубке, - но могу порадовать. Трех правозащитников вчера арестовали с плакатами напротив министерства внутренних дел. - А завтра их выпустят и они развякаются еще больше? - Ты теряешь навыки, Эвер. Мы так не работаем, нам есть чем заткнуть им рты, но со СМИ еще работать и работать. Вероятнее всего, это - оппозиция Далена. Она работает и против нынешней партии и заодно убирает потенциального конкурента. Удобно, сволочи, пристроились – тыкают носом этих в неубранное, настраивают народ против Нувы и подтягивают одеяло на себя. Кто это конкретно – пока не знаем, но у них есть средства и возможности. Не исключено, что может быть это кто-то из нынешних. Но Далену грозит гражданская война. - А почему крайним должен быть Аристин? - Не повезло с фамилией и не доработали отец с дедом. Я смотрю, у вас там все серьезно. Хорош мальчишка? - Неплох. - Нам это тоже невыгодно, Эвер. Дален – не самая плохая провинция, и пока Аристин у нас. Приготовьтесь, сейчас мы будем подключать спецуху и свои средства, газеты в том числе. - Что значит «пока»? И, это, можно парня не трогать? Ему и так уже… Лежит вон, носом в подушку. - Все так плохо? Хотя… Дерьма там хоть ведром черпай. Постараюсь, но не обещаю. Лучше всего, пусть пока будет белым и пушистым. Кстати, а чего ты не женишься на нем, раз уж такое сокровище? - Боюсь, откажет, – прозвучало как шутка. - Что я должен делать со своей стороны? Может, их дешевле того?.. - Что за методы, Эвер… Это уже устарело. Хотя не спорю, эффективно. Нужно будет оказать спонсорскую помощь объединению ветеранов, как всегда. А пока иди, утешай свою детку. - Самое лучшее – это сейчас поместить его в клинику. Но молодой человек отказывается напрочь, и поскольку он совершеннолетний, мы ничего не можем сделать. Небольшой курс седативных, работа с кризисными психологами и отсутствие внешних давящих факторов. Это последствия давней травмы и напряжения, плюс нервозное состояние. Сейчас поставлена капельница, и с юношей находится психолог, все рекомендации у него. Если кратко – то случай не самый легкий. Кто бы сомневался. Это же Аристин. Какие идиотские вопросы. Скорее бы этот психотерапевт ушел. Этот мягкий тон и уговоры, рассуждения. Он не хочет ничего слушать. Отца уже не вернуть – вот что самое страшное, и неприглядная правда - вот она. Теперь еще ясней, за что им плевали в лицо и спину в лагере, за что были все злые слова и ненависть. Не смогли достать мертвого – ненавидят живого и ненавидят люто. Чей-то брат, расстрелянного, что кинул в него камень, чья-то мать, проклявшая детей Илиас. Зачем, кому нужны эти документы? Они вернут мертвых? Отец не мог ошибаться, это не подлежит сомнению. Но зачем? За что? Зачем второй раз убивать их? И он – глава рода Илиас. Продажная дорогая шлюха. Он недостоин даже держать в руках родовые книги. И плевать на причины. Снова спит. Измучен и истерзан. Эвер поправил одеяло, отрегулировал кондиционер. «Пока не идет на контакт, это нормально», - все, что сказал психотерапевт. Самому бы поговорить, понять и, самое важное, найти нужные слова. Снова писк телефона Аристина. На этот раз Марта. - Здрасте! А где Ари? – да, это не мямля Эрик. Это женщина Илиас. – Дрыхнет уже? - Привет. Ага. Чего передать? – замечательная девчонка. Эвер даже не обращал внимания на ее манеру разговора. Что уж там. - Что я звонила. Ну или я сообщение ему оставлю. Ой, еще хотела вам именно сказать, - затарахтела Марта, - вы ему только газет не давайте читать и телевизор не включайте. - А ты уже видела? – против воли спросил Эвер. Ничего себе, ребенок. - Ага, через телефон, в Сети. Ну и бред! Когда про папу плохо пишут, Ари всегда расстраивается и злится. Он всегда такой был. - А ты не расстраиваешься? – уточнил Эвер. - Я нет. Я же точно знаю, что врут. И Ари знает, но все равно, ему лучше не показывать. - Хорошо. Я учту. Пока. Лучше ей не знать, что он уже упустил. Вот она-то ему не простит. Гари догадался раньше, чем он, а может быть сразу высчитал прибыль, которую принесет ему эта идея. Надис позвонил Эверу около четырех утра и немало не стесняясь неурочного времени, предложил такой выход. Хорошая мысль. Надо будет предложить ее всем, кому предложить, а кого просто-напросто купить. Эта аристинова депрессия – просто лежит в спальне и смотрит в потолок часами. Даже психотерапевт посоветовал его оставить на время в покое, хотя Эверу казалось, что врач просто не справляется. Не будет Аристин с этим профи говорить о своих предках и о том, что он испытывает, когда видит имя своего отца на страницах газет. - Захочет, тогда встанет и поест. То же касается остального. Организм его заставит, – успокаивал терапевт теперь уже Эрну и Эвера. – Два-три дня так и будет. Ступор и осознание. Потом он будет разговаривать и искать выход. Свято место пусто не бывает, и он найдет замещение. Наконец-то тихо, и он остался в своем синем мире, наглухо затворил двери-витражи, погасил свет. Его спальня, самое любимое место в этом доме, с зеркальным шкафом-купе и темно-зелеными витражами, где он может остаться в одиночестве, распластаться на кровати так, чтобы было не больно и нигде внутри не резало. Абсолютная, глухая тишина, какой он ощущал давным-давно. Аристин любит тишину, но когда она была в последний раз? Так бы остаться в этом уютном вакууме и синем мире, раствориться, чтобы никто не заметил. Почему он не может даже заплакать? Было бы легче, выгнать из груди это слезами, а так... Его словно затягивает внутрь боли. Никакой психотерапевт ему не нужен и не поможет. Это им всем только кажется, что глупость – расстраиваться из-за статеек. Даже Эвер не понимает. А для него – как будто привязали к стулу и заставили смотреть бесконечный повторяющийся ролик с расстрелом и взрывом машины, и он не может закрыть глаза и не слышать, а потом просто издевались и кидали в разные стороны. Что бы он не сделал, кем бы не стал - все равно, все будут помнить ту цену, что он должен уплатить. Никого не будут волновать его чувства к Эверу – благодарность, верность, симпатия, если это не волнует даже Марту. Для нее он так – проводник к чужой кредитной карте. «Он тебе не откажет». Никто и никогда не поверит ему, что деньги тут не причем. И он сам в это не верит. Разве пошел бы он в этот проклятый парк, если бы не было совсем края? Между ними всегда будут стоять эти деньги. И Марта только рада тому, что он еще ближе к Эверу – для нее это лишь благо, новые наряды и телефоны. Теперь он не брат, а источник материальных ресурсов. Так, расход во имя благополучия. Его просто используют, и он ничего не может поделать с этим. Они действительно должны закончить школу, и выучиться, и возможность только одна. Но что от него самого останется тогда? Пустая оболочка по имени Аристин Дитер Илиас, с красивой внешностью и глухим сердцем? И Эвер? Верит ли Эвер ему – что все это не подделка и не искусная игра? Он не простит, если разочаруется. Как отмыть их обоих от пошлости сделки, понять, что она выросла во что-то большее и теперь это не контракт? Или еще контракт?! Как же он запутался. Во всем. В делах отца, в самом себе, в своих чувствах и своей жизни. Может тишина что-то расскажет? Работа валилась из рук. Две встречи – на одной Эвер даже не стал скрывать, что не слушает партнеров, а на вторую уже отправил заместителя. Остывший чай и мятные конфеты, которые так любит Ари, и на которые его легко приманить в офис. Он бездумно подписывал уже согласованные договоры, бесконечные пачки счетов-фактур и прочие бумаги, которые склеивают деятельность организации. Он отослал секретаря с поручением, запер дверь и сидел, просто сжимая пальцы. Стратегия почти продумана, сейчас только осталось ждать, что решат те, кто будет ее исполнять. Информационная война так информационная. Новый опыт для Эвера, ну так почему бы не поучиться? Аристинов телефон так и остался у него. Эвер посмотрел список вызовов – собственный номер, номера сестер и Эрика. Входящие – такие же. Со вчерашнего дня не звонил никто, пришло одно сообщение и то с рекламой. Маленький стальной прямоугольник вдруг заверещал в кармане. Да, Эрик, к разговору с Мартой он сейчас не готов. - Здравствуйте, – снова тот же растерянный голос. – А Аристина нет? Я хотел ему копии лекций отдать и домашние задания. - Он не будет их сейчас читать, – вдруг сказал Эвер. - Почему? Он болеет, что случилось? – уже встревожен не на шутку. Надо же, этому мальчику не все равно, что с Ари. - Расстроился от шумихи и обиделся на весь мир, – наверно да, такой диагноз, если перевести слова психотерапевта на общечеловеческий. – Позвони мне завтра в это же время, может, будут новости. Да, дать Аристину еще сутки. Если не соизволит выйти из норы, придется выволакивать за уши. Всю жизнь он в спальне все равно не просидит. В темную спальню лучше не заходить – даже не повернется. Эрна покачала головой – да, не выходил, не ел. Буркнул, что все нормально. Ладно, сказали не беспокоить, значит не беспокоить. Вечер занять оказалось нечем. Документы он с собой не взял, да и делать ничего не хотелось. Эвер прихватил небольшую бутылку, бокал и засел в гостиной, перед телевизором, как тысячи простых соотечественников. Только содержимое его бокала было намного дороже, чем банальное пиво. Что-то весомое упало на колени – Церри. Кот повертелся, заглянул в глаза Эверу и улегся. - Что, не пускает? Меня тоже. Кот замурчал, когда мужская рука начала чесать шею. Сто лет не смотрел телевизора – все было некогда, да и что там смотреть? Телесериалы для домохозяек? Насквозь проплаченные рекламодателями передачи? Лениво щелкал пультом огромного телевизора, морщась от звуков музыки и голосов. Отвык. Так, новости – не интересно, это он все читал еще днем в сводках, подаваемых службой протокола, кино – посмотрел несколько минут, но ничего не почувствовал, ни интереса, ни отвращения. Еще щелчок – реклама, ну ее к дьяволу, еще один – ток-шоу, аудитория идиотов, дурачок ведущий и загончик с нанятыми актерами. Или не актерами? Прибавил звук. - Итак, мы напоминаем, что сегодняшняя передача посвящена разгорающемуся скандалу, связанному с именем Аристина Илиас, уроженца Далена, недавно получившего гражданство Нувы и требованиями, которые выдвигает сам Дален. Итак, официальный Дален обвиняет Аристина Илиас в сокрытии преступлений его отца, незаконном пересечении границы, подлоге документов и самое пикантное – «Нанесении ущерба моральному образу гражданина республики». Последнее обвинение связано с двумя фотосессиями, когда Аристин Илиас снялся для рекламы одежды известного модельера Гари Надиса, и любовной связью с бизнесменом Эрлингом Эвером. В нашей студии сегодня собрались все, кого интересует эта история – граждане Нувы, представитель правозащитных организаций и граждане Хокдалена. Итак, если судить о том, о чем мы говорили до рекламной паузы, то, кто таков Аристин Илиас – ловкий содержанец или жертва обстоятельств? Именно об этом мы сейчас и поговорим. Визгливый правозащитник в обсыпанном перхотью пиджаке. Камера крупно показала кадр: - Недопустимо со стороны государства укрывать у себя ублюдка палача и убийцы. Это же генетика! Непонятно?! Поколения Илиас учились убивать! Сегодня вы пригрели змею, а завтра она вас ужалит! Я не понимаю, как Эвер Эрлинг может спать спокойно в одной постели с этим существом, не опасаясь за свою жизнь! Интересно, откуда они взяли это животное? И чьи права оно может защищать, если недавно сбежало из психушки? Эвер налил чуть в стакан. Такую дрянь на трезвую голову смотреть не будешь. И про закуску он забыл почему-то… Надо сходить. Или нет? Тетка в черном, с головой замотанной в платок, судя по одежде и лицу – даленка. - Я мать Арни Эйрека, мой сын был расстрелян по приказу Дитера Илиас, как мародер. Да какой же он мародер, когда он свое пытался вернуть? Все: Илиас, Бекан в городе жили и на беленьком спали, а мы пахали с утра до ночи! Про них в газетах только писали, кто на ком женился да родился, а мы так – грязь! И где это видано, чтобы такой позор теперь представлял Дален! Мужеложец! Да его предки бы в гробу перевернулись! Я требую, от лица всех матерей Далена выдачи Аристина Илиаса! Его следует казнить на главной площади! Прогнать голым через толпу простых людей и казнить выблядка! Твою мать! Эвер швырнул пульт прямо в бабу. Взмякнул Церри, от неожиданности выпустив когти, и слетел с колен. Телевизор погас, хрустнув высокотехнологичным экраном. Сколько там еще осталось? Эвер допил все. Ему хватило пяти минут этой дряни глотнуть, а его мальчика окунули туда с головой! И теперь там, наверху, один? Эверу сорок, он видел в жизни всякое, а от такого передернуло, а Ари нет двадцати… Эвер включил свет на кухне. Хорошо бы еще знать, где что лежит тут… Эрна опять уехала, а нужно найти еды и то, во что ее положить. В одном из шкафов нашлась миска, в холодильнике он раскопал сыр и мясо. Пойдет. И еще два стакана. И зайти в личный бар. Церри вертелся у дверей Аристиновой комнаты, царапал лапой дверь, в надежде, что хозяин соизволит встать и открыть. Эвер перехватил миску, потянул ручку двери и сначала впустил кота, ломанувшегося в комнату так, как будто там была разлита валерьянка. Темнотища. Но окна не зашторены и можно различить что-то. Плотно сведенные створки дверей спальни, как раковина, скрывающая жемчужину. А если он спит? Тревожить жалко, и так нервы ни к черту у парня. - Ари? – Эвер тихо позвал, неугомонный Церри уже рядом, как бы не споткнуться об него. – Ты спишь? - Нет. Не встанет и не включит свет. Чего уж там. Эвер сам поставил миску с закуской на прикроватный столик, туда же бутылка и стаканы. Церри вспрыгнул на кровать. Аристин недовольно подвинулся. Ясно, сейчас Эвер будет проводить «терапию». Почему-то с сопутствующими лекарствами в виде крепкого алкоголя. И еще усатый жирдяй на четырех лапах, топчется прямо на животе, устраиваясь поудобнее. Ну что же такое! Ведь он немного просит – просто оставить его в этой темноте. Да и гостей он не ждал, так и лежал в одном белье, не снимая покрывала с кровати. Весьма и весьма зрелище – в тьме спальни видно только белые аристиновы плавки. Не мерзнет? - Не замерзнешь? Аристин покачал головой, забыв, что его не видят. Не замерзну и не согреюсь. - Я даже не знаю, что тебе сказать, Ари… - начал Эвер. И вправду не знает, чем тут утешить. Ничем, когда живому больно за мертвых. - Я опять не уберег тебя. Но это все пройдет. Ты не будешь тут прятаться вечно. Кстати, звонил твой друг. Если ты не поедешь в университет, то он приедет сюда сам, мы договорились. - Зачем? – не хотелось спрашивать, не хотелось никого видеть. - Ну хотя бы для того, чтобы ты тут не окопался. Если ты считаешь, что спрятавшись под одеялом, ты избавишься от проблемы, то ты жестоко ошибаешься. Это какое-то детство, Аристин. - Ты разочарован? Ясно. Ладно, пусть будет агрессия, и он крайний. Больше все равно не на кого выплеснуть. Марта не звонила, видимо что-то интуитивно почуяв, а больше Аристину ругаться не с кем. - В тебе? Нет. Глупости. Просто это напоминает детское – назло матери отморозить уши. Им там весело, Ари, они глумятся и прыгают, а ты переживаешь. Это на тебя не похоже. Ты ломаешься на таком… Не ерунде, но... Не знаю, как сказать. Хочешь выпить? - Нет, – совершенно безвольный голос. - Ну, так что ты намерен делать, Ари? Ты у нас взрослый мальчик, у тебя двое детей, университет и тебе как-то надо решать эту проблему. Вернись в реальность. - Я не знаю… Я не могу так больше! Не могу!!! Да что же это такое?! Почему все из него жилы тянут! И ведь Эвер прав, но разве он что-то может сейчас? И не хочет – потому что больно и потому что устал. Аристин рывком перевернулся на живот, так, что Церри, во второй раз за вечер пришлось спасаться бегством. Нет, пить они сегодня не будут. Ни один, ни второй. Одному уже хватит, а второму... Второму сейчас нужно не спиртное. Тут другая терапия в нескольких вариантах – ремнем по заднице и заставить действовать, или спрятать под крыло. Или услышать… Просто его услышать. Ему же просто нужно выговориться. Просто, все так просто. - Ари, - Эвер погладил его по плечу, - не можешь? Почему? Тебе плохо у меня? На тебя все это давит… Еще немного и он сорвется. Всё это молчание, все эти осколки, что застряли в нем – разорвут ему горло. - Мне наверное не стоило делать этого. Звать тебя в постель. Это не твое, тебе надо жену, девушку, детей… А ты и отказаться не мог. - Причем тут это?! – в голосе дрожали все нервы. - Я сам пошел на это, и я не против! Раз так вышло. Но почему? Почему все зависит от денег? И для всех я шлюха, кто же поверит, что я сам? Содержанка. Они могут делать, что угодно, плевать мне в лицо, издеваться над моей семьей, а я могу только молчать или утереться! И утрусь, Эвер! Потому что я тут никто. Из-за своей мечты, из-за сестер. Мы бы там умерли от голода, пока бы нас зарегистрировали! Или я бы стал сосать в парке. Заткнулся бы, и сосал! - И чувствовал бы себя потом героем, когда сплюнешь? Совесть была бы чистая, все ради семьи? А о себе ты думал хоть раз? Сейчас подумал, да. И готов сожрать сам себя? Я правильно понимаю, Ари? Не хватает геройского ореола мученика? Когда станешь хирургом – ампутируй себе излишки совести. Явная патология, как там у вас говорят. Я себе язык оббил, объяснять тебе, чтобы ты не считал мои деньги! Мы сколько раз говорили, Ари? Я думал, что ты понял, а ты просто в себе очередную захоронку сделал. Ты настолько мне не доверяешь? И уступил только потому? Слышно как он дышит. Тяжело. Сжал голову руками. Да, Ари, больно. Но нужно обоим знать правду. - Нет. Я сам. Я так и знал, что ты не поверишь. Если даже ты… И как мне бороться с ними? Чертов психиатр, или кто он там, прав - Аристин действительно болен. Его храбрый мальчик сломал сам себя для других. Рожденный для своей родины и семьи, для продолжения крови. Элитный самец с прекрасным экстерьером и качествами. - Расслабься. Ты врать не умеешь, это мы давно выяснили. Ну только если себе самому. Гари Надис справился бы лучше, он умеет разговаривать с нервными мальчиками. Но это его, Эвера, проблема. И легче провести переговоры по покупке завода, чем вразумить двадцатилетнего даленца. Как же жарко! Аристин задыхался в этой подушке, ему жарко и горько. И Эвер еще выдавливает из него правду, как пасту из почти пустого тюбика. - Я не знаю… - Аристин сжался так, словно ждал удара. За что? За то, что не может сказать, за свою истерику, за свое будущее. - Ари, - этим именем Эвер начинал почти все фразы в разговоре, - иди ко мне. Просто сюда, ближе. Ну! Еще глоток терпкого алкоголя, что бы успокоиться самому. Без закуски. - Я не могу так, Эвер! За что? Что мы им сделали? – прорвало. Осколки выходили слезами, которые капали на Эвера, но он не боялся порезать. Это только ему остро от них. Эвер сильный. – Я слабак, я ничего не знаю! Весь мусор, все разбитое вымывало водой. - Ничего, Ари, ничего вы им не делали. И ты никому ничего не должен. Ну, - он притянул к себе Ари еще крепче, так чтобы юноша уткнулся ему в грудь, - я нашел выход. И, ты же не один. Смотри нас сколько – ты, я, твои сестры, друзья, Надис. Звонят, спрашивают о тебе. Ну, ты чего? Хороший мой… Пусть плачет. Это впервые, когда он видит Ари в слезах, все лучше, чем молчание. И с ним впервые – когда кто-то плачет неподдельно, не играя на одного зрителя. Тепло волос Аристина и сам он горячий, жаркий. Наверное успокаивается. И щеки соленые, Эвер легко коснулся их губами, целуя и утешая своего даленского принца. - Может ванну? Мы свет не будем включать. Мр… Церри напомнил о себе, вспрыгнув снова на кровать, обратно. Мррр… Под тусклым светом настенного кнопочного фонарика, света которого было достаточно для глаз обоих, Эвер набрал ванну воды, вылил туда первое попавшееся средство, остро пахнущее лавандой. Пусть думает, что заплаканное лицо не видно. Уже почти не режет в груди. Аристин засыпал от теплой воды, лаванды и рук Эвера, разминающих ему плечи, утомленный истерикой и мыслями. Пусть пока будет как есть, потому что у него три человека, которые по настоящему дороги. И один кот. - Выпей все-таки чуть-чуть и сыру съешь. Ничего романтичного. Лекарство – дать чуть спиртного, и уложить обнаженного Ари в теплую постель, под одеяло, рядом с собой. - Спи, Ари. Завтра подумаем. Эвер заснул сам только тогда, когда наконец-то услышал сонное и размеренное дыхание рядом. Дыхание любимого.