Behind the scenes

Кулисы. Такое хитрое и не огранённое слово. Ниспадающие до самого пола с двух противоположных краёв, тяжёлые, роскошные, багровые ткани, идущие волнами, похожими на загнутые кисточки, рисующие на пыльном, пропитанным лаком паркетном полу вспомогательные тропинки, словно великаны, надёжно хранящие в своих огромных лапищах ключи от неизведанного рая. За ними процветает искристая оживлённость, давит свинцовое ожидание, подгоняет воздушное нетерпение, закрадывается липкое волнение и сковывает ледяной страх. Замкнутый в четырёх стенах мир тревог и надежд, суетливости и мельтешения. Актёры позволяют себе лёгкое отклонение от сценария, подглядывают в измятые крохотные кусочки исписанной бумаги, спрятанные в кармане, шутят, чтобы разрядить напряжённую атмосферу. За этими кулисами, неуютно переминаясь с ноги на ногу, стоит хрупкая девушка, нервно поправляя заострённые каштановые пряди чёлки и металлические пластины, прикреплённые к руке тонкими зажимами, пытаясь придать этим незаменимым атрибутам своего костюма абсолютную симметричность. На девушке скромно сидит иссиня-графитная футболка и короткая юбка, на которой высекает расхождение наложенной сверху ткани вытянутая полоска белого рефлекса: строго три сантиметра от левого края. В её аккуратную ладонь вложен лихорадочно записанный текст, вызубренный наизусть, как молитва. Сходство с этой благословляющей и успокаивающей песней, льющейся словно из уст небесных ангелов, заключено в самом пыле и вере в эти простые семь слов. "Гаара-сама, я так рада, что Вы выжили!" Восторженное обращение, подчёркиваемое уважительным суффиксом, произносится на одном дыхании, словно последний вздох перед погружением в мутный и плавный мир неизбежности, заканчивая на высокой ноте. Переход на собственную личность, акцентирующий непосредственую принадлежность к сказанному. Выделяемое сравнительной степенью выражение восторга и радости. И, наконец, последнее местоимение, указывающее на глагол, начинающийся с тех же букв, доказывающий восхищение силой воли лежащего и только что очнувшегося от смертельного сна юного Казекаге. Семь слов. Жалких семь слов. Поэма преданности и счастья, но, в то же время, ничтожная реплика распространённого полилога, ходом коего вершат основные персонажи разыгрываемой пьесы. Это всё, чего могла добиться Матсури за долгие три года посещения курсов актёрского мастерства. Прямо на её глазах главные роли буквально переходили из рук в руки более удачливым подругам, умевшим скрывать свои истинные чувства и клясться в верности неприятным им людям. Ино была натурщицей известного художника Сая, который сделал единичное исключение для возлюбленной, нарисовав её портрет, отойдя от своих предпочтений в абстракции и пейзажах. Шпильки блондинки выбивали чёткое цоканье, торжествующую симфонию, режущую слух всё меньше и меньше, по мере её отдаления от низкой лестницы, предназначенной для возвышения на сцену. Она буквально летала на крыльях славы и любви, преобразуясь из обычной девушки в гордую королеву, помыкая сердцами тайных воздыхателей. Ярко-голубые глаза Яманаки блестели, ловя на лазурную радужку блёстки игривости. Польщённая улыбка затрагивала уголки очерченных чувствительных губ, при очередном комплименте. Хината же, была неприметной, скромной тихоней, вечно краснеющей до кончиков густых, длинных волос, и прячущейся за углами. В повседневной жизни она стеснялась даже посмотреть на нравившегося ей Наруто, словно их направленные взгляды отталкивались друг от друга, как магнитный "плюс" и аналогичный ему. Однако, сейчас, Хьюга занимала боевую стойку, отточенную упорными занятиями ушу, грозно насупив тонкие брови и обороняюще выставив вперёд руку, заступалась за поверженного в бою Узумаки, с воинственной решимостью неслась на противника, получившего своё имя той боли, которую он причинил не исчисляемому количеству ни в чём не повинных людей. Зрители, притихнув, следили за стремительно развивающимися событиями и мысленно поддерживали отважную девушку, отвергая личность Пейна. Они едва слышно перешёптывались, вступая в критическое обсуждение приглянувшихся и, наоборот, не симпатизирующих им людей. Героини довольствовались притягательной харизмой, отличительными чертами характера и оригинальными манерами поведения. А что досталось ей? Второстепенной девчушке из массовки, лишь выражающей общее настроение восторженным высказыванием? Ничего. Таких не запоминающихся персонажей забывают, как инородный мазок краски на полотне шедевра или лишнюю запятую в предложении, с недовольством сетуя на ошибку. Матсури с замиранием сердца ждала своего выхода, словно в последний раз, запоминая любой кашель или переливающийся смех со стороны зала, указания постановщика и скрип подошв обуви. Она неосознанно повторяла движения за выступавшими, так же кокетливо виляя бёдрами или в изумлении преподнося указательный пальчик ко рту, который сухо выдавал обрывающиеся звуки. А сзади неё, осторожно выглядывая из-за ещё одних кроваво-бурых кулис, стояла невысокая девочка, таким же завистливым взглядом пожирая любопытную наблюдательницу.