Девять щитов

Девять, которым Дорога подарит бессмертие, Девять стражей мира, навек облаченных в черное... Элхэ Ниеннах, «Девять»

Осталась позади Окружная Пищевая, дебри запущенного городского сада и петляющая между кособоких двухэтажных домишек и каких-то сараев улочка Малого Фонтана. Я спустился в овраг, едва не упав на крутом глиняном склоне, и бросился к выходящей под мост потайной двери храма, нащупывая в кармане ключ. Вставил, повернул, едва не выронив, – ладони вспотели, пальцы противно дрожали. Пятна крови на полу я разглядел не сразу. Показалось сначала, что толи грязь, толи краска какая-то разбрызгана. Присмотрелся, отдернул руку, запачканную алым, и, чувствуя, как внутри расплескивается стылый ужас, бросился по прорубленному в скале коридору, едва не разбив голову о низко подвешенную лампу в решетчатом плафоне. Альбин лежал возле главного входа в храм, упав ничком прямо возле дверной решетки и так и не выпустив из пальцев лазерный автоматический пистолет. Из-под прижатой к животу руки по сутане расползалось кровавое пятно. Кажется, он еще дышал. Опустившись на колени, я попробовал, лихорадочно вспоминая инструктаж по оказанию первой помощи, нащупать пульс, и только тут заметил, что у него еще и грудь прострелена. – Халька… Господи… – я не плакал, слезы сами текли из глаз, пока я непослушными пальцами тыкал в экран карманного коммуникатора, пытаясь набрать сигнал SOS. «Связь отсутствует, повторите позднее», «Связь отсутствует, повторите позднее», «Связь отсутствует…» – я в бешенстве отбросил бесполезный коммуникатор и со всей силы вмазал кулаком по стене. Забыл, идиот, что здесь, в храме Девяти Щитов, не действуют никакие электромагнитные поля, а значит, и сигнал подать невозможно. Единственное, что я мог сейчас, – попытаться перевязать его. Я боялся оставлять Альбина одного, но пришлось. Бинт нашелся в аптечке в его келье. Простой марлевый бинт, каких и не делают уже, но выбирать не приходилось. Он вздрогнул и медленно открыл глаза, когда я попытался приподнять его, осторожно обхватив за плечи. В помутневшем от боли взгляде мелькнуло узнавание. Альбин шевельнул губами, пытаясь сказать что-то, но не смог – показалась кровь, тонкой струйкой стекая по подбородку. По бессильно вытянутому телу снова прошла дрожь. Альбин умирал. Халька… Халька… Словно и не было этих пятнадцати лет, сумбурных и никчемушных, постылой курицы Клавдии, работы на отъебись в паршивом рекламном агентстве, мелких разборок с такими же бездарными коллегами… Будто вчера было. Халька в потрепанных шортах и завязанной узлом на поцарапанном животе (лез через забор) майке бьет по мячу бронзово-загорелой ногой, – и я, горе-вратарь, пропускаю этот гол, засмотревшись на солнечные блики в его золотых, выгоревших волосах. Смеясь и брызгаясь, мы влетаем в воду, и Халькина ладонь, горячая и твердая, удерживает меня, когда я, споткнувшись о камень, едва не падаю. Он чуть заметно медлит, прежде чем убрать пальцы с моего плеча. Пристроившись с инструментами у окна, я вырезаю на рукоятке ножа инициалы HX – Halbien Xoto, непонятно от чего заливаясь румянцем, и сердце стучит быстро-быстро, словно отбивая барабанную дробь. Халька… Ну почему?... Почему?.. Я поднял голову и обомлел – потолка не было, сквозь пелену слез я видел над собой лишь бездонное ночное небо с яркими россыпями незнакомых созвездий Пропала еще и стена – та, на которой была мозаика, изображающая одного из Великих Командоров древности. Словно оцепенев, я видел, как на ее месте возникают закутанные в черное фигуры… Три… Пять… Девять… Один за другим они отбросили скрывавшие лица капюшоны плащей и медленно подошли ближе, встав полукругом. «Вот какие они, Хранители», – промелькнуло где-то на краешке сознания. А ведь я всегда посмеивался над этими россказнями и охотно соглашался с заклятым другом Рибалтером в том, что сильному достаточно веры в себя – в отличие от слабаков и неуверенных мечтателей. – Он уходит. Две минуты осталось, – голос Старшей Хранительницы был тих и печален. – Прощайся, Корнелий Глас. Я всхлипнул, но не выпустил руку Альбина из своей. Жилка на запястье еще билась – все слабее и реже... – Пожалуйста… – мой взгляд блуждал по нечеловечески прекрасным лицам. – Пожалуйста, помогите… Хранители переглянулись. – Мы не боги, – Старшая покачала головой. – Мы не можем воскрешать мертвых… Когда настоятель Храма Девяти Щитов уходит, мы являемся, чтобы проводить его за Грань. – Но ведь он еще жив!.. – Его раны смертельны. Река жизни иссякла в нем. Мы можем лишь отсрочить его гибель на некоторое время. Ты хочешь этого, Корнелий Глас? – Да!.. Да, – выдохнул я. Окружив нас с Альбином, они взялись за руки и разом нараспев заговорили, и пока звучали эти слова на безумно древнем наречии, в моем сознании одно за другим зажглись имена тех, кто стоял сейчас передо мной – Девяти Хранителей Ближнего Круга. Элхэ. Оннэле. Моро. Дэнэ. Айони. Аллуа. Наурэ. Олло. Альд. Я видел, как заискрило вдруг вокруг их сцепленных ладоней, как миниатюрные молнии скользнули к распростертому телу, опутывая его сияющей сетью электрических разрядов. Альбин открыл глаза. Он по-прежнему не мог пошевелиться, но взгляд прояснился, боль ушла. Сначала он заметил меня и улыбнулся. – Я боялся, что ты не успеешь, – он скосил глаза в сторону кровавого пятна на сутане. – Достали они меня все-таки…Ты… Он замолчал на полуслове, увидев, наконец, замерших вокруг Хранителей. – Привет вам, Светлые. Мое время пришло? – он явно знал, кто перед ним. Хранительница Элхе медленно кивнула. – Жизнь почти покинула твое тело. Мы передали тебе часть Силы, только поэтому ты еще жив. Альбин отвел взгляд: – Ты все-таки не успел, Корнелий... Ощущение собственного бессилия – худшая пытка, какую только можно придумать. В общем-то, всю последнюю неделю это было основным чувством, которое я испытывал изо дня в день, с того самого момента, когда получил приглашение на казнь. И до последнего часа и вообразить не мог, что может быть хуже, мучительнее этой полнейшей беспомощности перед системой, методично и хладнокровно перемалывающей людские жизни. Теперь я понимал, что ошибся. Может. Еще как может. Потому что Альбин умирал. Альбин. Халька. Я погладил его длинные тонкие пальцы, потом провел ладонью по рыжеватым волосам, спутанными прядями рассыпавшимся по плечам. Он улыбнулся. – Так и не увиделись за эти пятнадцать лет. Жалко, верно? – Верно, – как эхо, откликнулся я. Порыв невесть откуда взявшегося здесь, в Храме, ветра пронесся через зал, взметнув полы плащей. Оглянувшись, я увидел, как за моей спиной медленно распахивается тяжелая каменная дверь, открывая залитый солнечным светом проем. – Открылась Дорога... – потрясенно пробормотал Хранитель Наурэ. – Значит, так тому и быть, – голос Элхэ был тверд. – Корнелий, ты выбрал. Не медлите. Дверь может закрыться. Ничего не бойтесь. На Дороге не умирают... Я встал с пола и осторожно поднял Хальку, подхватив под плечи и колени. Он был легкий, как мальчишка. На пороге я обернулся. – Прощайте. Они медленным движением склонили головы, и я сделал шаг вперед. Дорога бесконечной лентой уходила за горизонт. Прижав Альбина, я шагал и шагал, боясь только одного, – что ноги откажут, и я не смогу идти дальше. Хотя нет. Еще я боялся, не смотря на слова Хранителей, что Альбину станет хуже. Но было наоборот. Чем дальше, тем сильнее и ровнее билось его сердце, и постепенно пропадали и смертельная заостренность черт, и мертвенная бледность. Да и силы к нему возвращались. – Как в детстве, помнишь? – шепнул Халька, обвивая рукой мою шею. Как не помнить... Кажется, это было на летних каникулах после восьмого класса. Купались на заброшенной плотине, он наступил на стекляшку и распорол ступню. Кровищи было... Когда добирались домой, я вот также нес его, и беспокойство за Хальку странным образом мешалось во мне с щемящей нежностью, и все замирало внутри от того, что под ладонями его нагретое летним солнцем загорелое тело, и его голова лежит на моем плече, щекоча волосами кожу. Мне безумно хотелось коснуться длинной подсохшей царапины на его колене. «Как у тебя сердце стучит...» – выдохнул тогда Халька. Выщербленную брусчатку под ногами сменял то старый асфальт, то огромные каменные плиты, и так без конца. Дорога петляла в Красных Песках, прорезая их насквозь, а на обочинах громоздились огромные заржавевшие механизмы и полузасыпанные разбитые колокола, и где-то очень далеко виднелись среди ярких звезд темно-синего неба шпили и флюгеры неведомых городов, и возникали прямо из воздуха ажурные легкие мосты, уходя в бесконечность. Иногда попадались навстречу другие путники. Вот промчался мальчишка в старомодном матросском костюмчике с широким отложным воротником, ловко катя перед собой обруч от бочки. Галопом проскакали мимо двое суровых всадников в черненых доспехах. Израненный паренек в окровавленном порванном камуфляже прошел совсем близко от нас, едва не задев локтем. Он явно не видел ни меня, ни Альбина, упрямо двигаясь туда, куда вела его Дорога. Я чуть замедлил шаг, вглядываясь в устало прищуренные, устремленные вперед глаза, зелеными искрами блестевшие на покрытом копотью и грязью юном лице, в плотно сжатые тонкие, в трещинках губы. Понял – дойдет. Сможет. Халька уже двигался сам. – Смотри. Башня... Еще недавно совсем маленькая, еле маячившая вдалеке, она вдруг придвинулась, оказавшись рядом. Дорога окончилась. Мы стояли по пояс в терпко пахнущей степной траве, а со стороны древней Башни, нависающей над бескрайним полем, к нам медленным шагом двигался всадник. – Аакса танка, тона! – голос у него оказался высоким и звонким. Совсем юный, тонкий и гибкий, с заплетенными в рассыпающиеся по плечам тонкие косицы угольно-черными волосами и амулетом в виде маленького колесика на обнаженной смуглой груди, он шагнул, спешившись, навстречу и улыбнулся - тепло, открыто. – Приветствую вас в Юр-Танка-пале, путники. Пусть исцелятся здесь ваши раны. Халька взглянул на меня и рассмеялся – весело, беззаботно, как в детстве. Закинув руку мне на шею, притянул ближе и поцеловал в губы. – Вместе, – он зажмурился на мгновение. – Вместе.