Ямато-надэсико

Цукико считает старшую сестру любимого семпая идеальной. Девушку восхищает каждое отточенно грациозное движение, каждая ласковая улыбка, и даже когда Аманэ забывает о манерах - то смущая будущую невестку каверзными вопросами, то, совсем неприлично для леди, звонко смеясь, Цукико зачарованно наблюдает за ней. Цукико немного завидует, когда смотрит, как девушка управляется на кухне. Она помнит, что именно под руководством Аманэ ее семпай учился готовить, и сама просит о паре уроков, отчаянно краснея за собственную неуклюжесть и неумелость. Аманэ с радостью откликается на просьбы, называя это поводом лишний раз украсть «такую милую девочку» у брата. Она – достаточно терпеливый учитель, и этому терпению Цукико тоже немного завидует. Белой завистью, доброй, от которой только растет стремление стать лучше. Аманэ всегда улыбается, теплой ласковой улыбкой, что точь-в-точь, как у Хомарэ – близнецы ведь остаются близнецами, сколько бы времени ни прошло – и эта улыбка греет сердце, не давая угаснуть вере в светлое будущее. Только вот сама девушка в него почти не верит. Вместо своей личной жизни у нее всегда была лишь жизнь для других. Для родителей, для брата, для сестренок – для кого угодно, но лишь не для себя. Даже имя у нее - заготовленное заранее мужское, подогнанное, наверняка ожидали двух сыновей. Семейное дело ее не так уж и радует, и на мимолетные, с улыбкой, как будто из зеркала, упреки брата Аманэ отвечает лишь той же улыбкой, не говоря ни слова. Аманэ прекрасна для будущей невестки в своей стойкой непорочности – сама Цукико рассталась с невинностью еще зимой третьего года в Сейгецу. Да только вот это не столько от твердого желания следовать принципам, сколько от того, что у нее, в общем-то, и не было никого. До своей восемнадцатой весны Аманэ никого не любила. Однажды Цукико заподозрит что-то, мельком услышит обрывки разговора, но для нее останется тайной тихий плач в подушку ночью, тайком от всех, не оставляющий и следа на лице по утрам. Аманэ не признается в своих чувствах, возникших так внезапно, что порой и одолевают сомнения, а стоит ли вообще о них говорить? Она думает, что лучше оставить все, как есть, и не рушить своим эгоистичным желанием хрупкую дружбу, едва выросшую из теплого отношения к «сестре друга». Одним из летних вечеров Цукико вновь рассказывает свою историю, помня, что Хомарэ требовалось время и силы собраться с духом, чтобы признаться в любви, но она не так чутка к людям, чтобы понять, что Аманэ – такая же. У нее нет храбрости признаться любимому человеку. Она боится, и прячет свои чувства вместе с трусостью под замок, не желая выглядеть глупо. Этого никто не знает. И Цукико, несмотря на крепнущее доверие между девушками – тоже не знает. Она услышит лишь мельком тихий разговор, в котором мелькнет пара фраз про учебу в Англии. Она не увидит, как Аманэ теряет над собой контроль, и шепчет что-то сквозь непрошеные слезы. Она не заметит, как дрожат колени – под юкатой, и ладони – спрятанные в рукавах. Аманэ тоже надо собрать всю храбрость, что у нее только есть, потому что держать все в себе просто нет сил, и наконец все сказать. Страх силен, но желание признаться – сильнее. Она не узнает, что губы председателя студсовета, касавшиеся заплаканных глаз, соленые на вкус. А потом страх просто исчезнет вслед за мыслями, что были его причиной, и растает в коротком мгновении тепла. Аманэ отпустит свое счастье. Она продолжит играть с подрастающими сестренками, любя дразнить Цукико, и младшего брата заодно, и даже успеет подержать на руках маленькую племянницу, прежде чем ее счастье окончательно вернется – не на день, не на два, а навсегда, к ней. У ее счастья непослушные растрепанные серые волосы и пронзительно зеленые глаза. И Аманэ дождется его. Она ведь, хоть и с мужским именем, идеальная женщина, восхитительная в своей хрупкости и стойкости ямато-надэсико.