Бензиновый

Небо громыхнуло. Где— то меж туч на секунду мелькнула белая полоска света, озаряя облака жёлтыми всполохами. Густые клубы облаков подобные громадам вновь окрасились в грязно— оранжевый оттенок стёкшего дорожного снега. Редкие проблески неба в тон облакам мелькали рваными мутно-коричневыми клочьями. Клубы дыма из некогда бело-красной в полоску, сейчас же серо-чёрной трубы какого то завода, обвивали тучи, сплетая из них подобие внутренних органов. Я чуть поморщился от своих ассоциаций, не сводя глаз с рывками бьющегося сердца-облака ржавым пятном выступающего на луже небес. Тяжелые бордовые капли беспрестанно толкали мои листья к земле. Не самое приятное ощущение. Я опустил глаза на белёсое окно. Пятое слева. Третье справа, второе снизу, шестое сверху. Некогда белые волосы сквозь стекло казалось, расплывались бензинными пятнами. Почему белые? Я видел его утром. Мальчишка подобно мне неотрывно смотрел в небо. Даже сквозь плотную завесу бурого ливня я отчётливо видел подрагивающие ресницы, и тени от них гипертрофированно скользящие по серым щекам. Пока я вглядывался в его лицо, он уже успел отвернуться, а я всё рисовал в памяти бледный силуэт. Юноша повернулся так резко, в комнату зашла мать. Средних лет женщина, убирающая волосы в пучок, носящая в левом кармане коричневой юбки застиранный носовой платок, но... Я знал о ней больше. Больше чем все. Даже больше чем серый мальчик, которого она несчадно таскала за бензиновые волосы. Небо вновь прорезала молния. На сей раз алая, фигуры в шестом сверху окне окрасились бордовым, фигура женщины вновь ставшая грязно-серой остервенело, металась по комнате. Ребенка я не видел. Хотя... Меж комодом и кроватью конвульсивно дрожали мутные пряди волос. Кажется, вместе со мной мальчишку нашла и его мать, искривив губы, она плюнула в его сторону и хлопнула дверью в унисон с всполохом между землистых туч. Парень вновь перебрался на подоконник, произошедшее, кажется, не значило ему ровным счётом не чего... впрочем, как и мне. Я вот уже одиннадцать лет лицезрел это. Нет. Десять, годовалого ребёнка эта вечно хмурая женщина себе бить не позволяла... по крайней мере, у меня на глазах. Поджав колени к ребрам, парень утирал разбитый нос изношенной футболкой, задрав майку, так что моему взору открылись торчащие кости, словно клавиши пианино, и плоский живот с впалым пупком. По его коже мерно покачивался узор из теней моих веток. Где-то в районе сердца по мальчишескому телу скользил силуэт листа. Дождь прекратился. Юноша пальцами водил по своему колену. С моей листвы всё ещё капали бусины бордовой воды. Колено было разбито в кровь, струйки которой сплетались с очертаниями моих веток превращая ноги парня в подобие коры дерева. Моей кожи. Удивленно рассматривая царапину, ребёнок осторожно провёл языком по кромке меж алой и не повреждённой кожей, по подбородку минуя губы по их силуэту, тоже заскользила кровь, он тут же слизнул и ее. Часы в пятой сверху квартире пробили час ночи. Час ночи, нужно запомнить. Ведь это, кажется начало конца... _________________________________________________________________________________________ По небу размеренно плыли громады облаков. Кое— где рваными клочьями оставляя за собой след, передвигались ватные нагромождения. Легкий ветер покачивал мои ветви, шелестя листвой, в непреходящих лужах отражались кирпичные стены и моя крона, ещё неизмеримо огромное небо. Его и впрямь сегодня было через чур. Земля лишь тонкой полоской моих корней существовала на фоне голубого полотна. Парнишка был подобен кузнечику, неуклюже сложив худощавые ноги, коленями тыкался, кажется, чуть ли не до висков. Длинными почти аристократичными пальцами он водил от локтя к запястью по свежему рубцу. Странный он всё же... бензиновый этот... Кусок ваты одним крылом закрыл на долю секунды солнце, отбрасывая на двор свою неказистую тень. Юноша ногтями терзал шрам, превращая его в кровоточащую рану. Странный она всё же... Видно испугавшись, парень дернулся, неловко закрывая руку за спиной, вжимая алое пятно плоти к стеклу. Насторожив уши, он просидел так около получаса, затем недовольно убрал руку от окна, по стеклянной глади скользнули тонкие потеки, юноша вытер их ребром ладони, которое поспешно облизал. Напротив, в ограждение из кирпичей рос кустарник шиповника. Причудливые ветви выли, усыпаны нежно розовыми цветами. Кое— где нераскрывшиеся бутоны переплетались с зубчатыми листьями. Куст поразительно походил на юношу. Одна грань выражалась зубцами листвы, торчащими костями, вздернутым чуть носом, вторая в невинных соцветиях, огромных серых глазах наивно любующихся кровью, в изящных пальцах вечно перемазанных алыми пятнами, к слову сказать, цветы шиповника имели бордовый кант в цвет несличенным полосам на теле парня. ___________________________________________________________________________________________ Небо было привычно белым в цвет молочным потёкам на кромке стакана. На первый план выдавались ветки, корявыми пальцами цепляющиеся за грязно жёлтые очертания туч. Черные контуры коры по мере удаления умельчались, сплетаясь в кружево. Двор перекликался коричнево-серыми тонами, то и дело глаз цепляли яркие пятна, к примеру, банка из— под колы между размокшими от дождя брёвнами. Я перевёл взгляд на свои колени, багровый синяк с алым кантом капилляров цветком пиона раскрылся на бедре. Где-то там под застиранной майкой, на пояснице и чуть ниже много таких же бутонов. Все они болезненно соприкасаются лепестками, наливаясь алым. Мелкие гиацинты царапин перемежали кровоподтеки. Красным маком на запястье алело пятно плоти. А я ведь всего лишь хотел сыграть... Пальцы, как и в тот миг, замерли, чуть подрагивая, он хлопнул крышкой, рояля выламывая суставы и кости, правую руку я отдёрнуть успел, а по левой растекались стебли ржавой боли. Завитые ветви куста, кажется сирени, тянулись крючьями к раме моего окна. Старый покосившийся остов сгоревшего дома устало поднял на меня ресницы шифера. Клочья кровли развивались на ветру, рассыхаясь на крохотные части. Одна стена кокетливо улыбнулась мне не обгоревшими обоями. Кирпичи были обклеены серым полотном на котором проглядывали узоры из нарциссов. Выгоревший остов кухонной мебели обнажал плитку на нижней части стены. Мы познакомились в ресторане. Вернее я так решил, просто передал ему через официанта свой счет. Затем томным взглядом скользил по твоим пальцами отсчитывающим купюры. Кажется, время тянулось медленней, чем я моргал. Резкий порыв ветра покатил банку колы по серому асфальту. Красное пятно остановилось, лишь уткнувшись в ножку исписанной бранью скамью. Мужчина поднял серые стальные глаза, цинично улыбнувшись, прошел к выходу. Не сводя с широкой спины обтянутой рубашкой, я сжал в пальцах ткань салфетки с номером его телефона. Начал накрапывать дождь. Выпуклые капли лениво заскользили по глади оконного стекла. Размокший асфальт окрасился в темно серый цвет. Банка свободно скользнула мимо лавки по потокам бурой воды. Он был немцем. Юрген, как позже оказалось. Глаза цвета капель дождя, ледяные пальцы, почти аристократического силуэта руки, сухие узкие губы, высокие скулы, каскад чёрных волос до плеч. Он пил кофе с коньяком, когда уставал, начинал перебирать в пальцах серебреную нить на шеи, собирал волосы в хвост, на совещаниях храня резинку в подсигаре, его шампунь пах цветами мирты, его парфюм мокрой кожей, он водил машину левой рукой, а писал правой, он ходил ха молоком в белом свитере и светлых джинсах. Я улыбнулся, кутаясь в его старую футболку, пелена дождя скрыла за собой скелеты деревьев, мягко кутая рёбра обгоревшего дома. От резкого порыва ветра распахнулась створка окна, наполняя комнату сырым ароматом земли и пыли. Капли застучали марш по подоконнику, стекая по батарее на пол. -Бензиновый, ты себе последние мозги выстудить решил? Быстро закрывай окно и марш на кухню, скоро твоя мать приедет — Юрген недовольно скосил холод глаз на разбухший от дождя ковёр и валяющийся на нем стакан с белыми подтёками молока. __________________________________________________________________________________________ А что до меня, так я сгорел вместе с половиной двора, и лишь мои корни оплели сердце ледяного немца.