Путь иллюмината

Тот, кто огонь выжигает огнем, обычно остается на пепелище. Эбигайл Ван Берен. "Ненависть". Великий Магистр никак не мог отойти от последних слов Ксении, прозвучавших словно пощёчина. Действительно, он стал жесток. Но разве так было всегда? Разве он один виновен в том, что его не услышали, не поняли? Мужчина сидел и размышлял о своей судьбе. Всего ли в жизни он добился? Всё ли его устраивает? Счастлив ли он, в конце концов? И почему же ему сейчас так больно? Вот исполнилась его мечта – он Великий Магистр самого влиятельного ордена и может решать участи целых государств. Ему целуют руки сильные мира сего, боясь заглянуть в глаза. В двадцать пять и на такой высоте, что кружится голова. Но разве это всё, о чём он мечтал? Даже не с кем разделить свой триумф. Скотт встал и плеснул себе рому из графина, что стоял на столе. Медленно кружили снежинки за окном, и молодой человек с грустью наблюдал за их размеренным танцем. А ведь когда-то всё было не так. Когда-то он был открыт самым высоким чувствам и смотрел на мир широко открытыми глазами. Это было так давно и буквально вчера. Великий Магистр погрузился в воспоминания. * * * Он всегда узнавал эти шаги в тишине старых коридоров, эту лёгкую поступь сильного и в то же время грациозного мужчины. Он ждал его приезда, как ожидают прихода весны или наступления Рождества. Трепетно и по-детски жадно. Он знал, что маркиз опять совершил что-то невозможное, что вновь рисковал жизнью ради общего дела, конечная цель которого – гармония и счастье всех людей на Земле. Боже, как наивно! Прекрасно осознавая, что его кумир будет находиться в Школе иллюминатов всего каких-то коротких три-четыре дня, юный Реджинальд Скотт старался запомнить каждую мелочь, касающуюся его любимца: тембр голоса, случайный взгляд холодных аметистовых глаз, прядь чёрных волос, упавшую на лоб, ямочки на щеках, обещающие скорое появление насмешливой улыбки… О маркизе д’Арни тринадцатилетний Реджинальд слышал множество удивительных легенд от своих товарищей и воспитателей. Некоторые из историй, которые с восхищением передавались по всей школе из уст в уста, были просто из разряда фантастики, но юноша слепо верил всему, что касалось способностей д’Арни. Одного лишь взгляда на этого идеального во всем человека хватало, чтобы понять, что все до одной истории о маркизе – чистая правда. Скотт отлично помнил те немногочисленные уроки, которые приемный сын Спартака преподал ему. И занятия эти в корне отличались от тех, что вели другие преподаватели. Скучные и угрюмые, убелённые сединами, давно «списанные» по возрасту и отлученные от выполнения опасных поручений, старцы вроде Карла не могли разжечь в юных сердцах интереса так, как это умел молодой красавец-д’Арни. Высокий и подтянутый, невероятно привлекательный и статный, одетый по последней моде и непременно в чёрное, двадцатитрехлетний брюнет притягивал словно магнитом и порабощал. Он был воплощением истинного иллюмината, почти сверхчеловеком. Все воспитанники школы хотели походить на лучшего агента ордена, и как один копировали его походку, манеру одеваться, говорить и даже причёсываться. В один миг вся школа вслед за блистательным шпионом переоделась в чёрный цвет. И Реджинальд не стал исключением. Так же как и другие, он пытался скопировать причёску своего любимца, чёрные кудри которого так выгодно оттеняли белизну фарфорового лица. Но непослушные волосы Реджинальда никак не хотели ложиться красивыми волнами, а смешно торчали так, как им вздумается. Поэтому вскоре Скотт отказался от такого зачёса и оставил эту затею. Ах эти сладостные воспоминания! Чего только стоит то, как д’Арни впервые учил группу подрастающих иллюминатов стрельбе! О, эти мускулистые руки, обнимающие мушкет, этот внимательный, сконцентрированный взгляд! А как билось сердце Реджинальда, когда вдруг маркиз подходил (о Боже, именно к нему!), осторожно прикладывал палец на курок и… они вместе, дыша в унисон, плавно спускали курок. Выстрел. Десятка. Прямо в душу… Непередаваемые ощущения! Чувствовать биение сердца своего кумира, ощущать его ровный пульс. Реджинальд сам не понял, как это получилось – его сознанием, душой и мечтами полностью завладел маркиз д’Арни; он стал Вселенной для впечатлительного подростка, центром его мира, секретом, о котором было невыносимо молчать. Один из уроков маркиза просто невозможно позабыть. Он разделил жизнь молодого сэра на до и после. В тот день д’Арни задался целью обучить группу юношей умению держаться в обществе. - Господа будущие иллюминаты, сегодняшнее занятие посвящено бальным танцам. Да-да, пусть вас это не смущает. Зачем, спросите вы, шпионам нужен этот навык? А я отвечу вам – мы должны быть безупречны во всем. Танцы развивают пластику, влияют на осанку и делают танцора неотразимым в глазах представительниц прекрасного пола. – Голос человека, которого все называли не иначе как маркиз д’Арни, звучал властно, и в нём чувствовалась сила. Он быстрым взглядом осмотрел строй юношей, вверенных ему в воспитание. - Хм… Среди вас, к сожалению, нет ни одной юной леди… - Красавец-иллюминат на какую-то долю секунды смутился. - Ну ничего. Вы, да-да, вы. – Он указал на Реджинальда – самого худенького и миловидного мальчика из группы. Тщедушный, с большими выразительными глазами и вьющимися волосами, Скотт в то время действительно несколько напоминал девушку. - Шаг вперед из строя! Ученик в смущении повиновался и под сдержанные смешки товарищей сделал робкий шаг. То, что происходило потом, будущий Великий Магистр помнил как во сне: сильные руки маркиза на его талии, то удовольствие быть ведомым неистовой силой, которой обладал этот удивительный человек, слышать его тихий, но властный голос, чётко указывающий на ошибки в том или ином танцевальном па… Учитель был так близко, что, казалось, души их в какой-то момент сплелись воедино, словно плач скрипки сливается с дыханием фортепиано, рождая прекрасную мелодию. Потом были и другие уроки – по большей части лекции, которые читал маркиз для целого курса. Реджинальд вынужден был довольствоваться лишь тем, чтобы издалека внимать каждому слову своего наставника, впитывать каждый жест, мельчайшие интонации. А по окончании лекции задавать своему кумиру огромное количество вопросов по теме и без. Реджинальд плоховато успевал в занятиях по физической подготовке, так как с детства был слаб и не отличался здоровьем. Ему было тяжело держать в хрупких руках саблю; во время верховой езды или длительной пробежки он быстро уставал и нередко плёлся в конце. Но в теории сообразительный юноша блистал. Он лучше всех овладел ораторским искусством, преуспел в таком необходимом для иллюмината умении как наука внушения, знал наизусть состав и приготовление любого яда, отлично владел рядом иностранных языков, ну и конечно, что удивляло даже самого Спартака, мог исчезать и совершенно незаметно появляться словно фантом. Вскоре д’Арни начал выделять худенького англичанина из толпы воспитуемых, редко и сдержанно хвалить за усердие и сообразительность, а потом и вовсе посадил его ближе к себе – за первый стол как отличника. В эти минуты Скотт сиял от счастья, мечты уносили его далеко-далеко. Он хотел жить только для этих коротких мгновений, упиваться ими, а потом вновь и вновь прокручивать, проживать в памяти, оставаясь наедине с самим собой. Одна из лекций особенно запомнилась юному идеалисту. В ней маркиз просвещал своих подопечных на тему столь «пагубного» чувства как любовь. - Влечение душ есть дружба, влечение умов – уважение, влечение тел называют страстью. Когда же все три составляющие сходятся воедино, возникает любовь, – произнёс тогда маркиз. Коротко, как заученную фразу. - Так говорил Конфуций, но любовь придумали поэты, и вы должны понимать, что настоящие агенты ордена не должны слепо подчиняться этому чувству. Моя задача – вселить в ваши умы аксиому, что мы должны быть выше примитивных эмоций, которые делают из воина романтика, не способного трезво действовать, а из мыслителя - глупца. Любовь – недопустимая слабость для тех, кто возвысился над толпой. - Как многого желает человек! Влечение душ… Мне бы хватило и этого, – прошептал Реджинальд, скромно опустив глаза. - Скажу вам прямо, - продолжал иллюминат, - женщина создана лишь для того, чтобы продолжать род и удовлетворять низменные потребности мужчин. Прекрасно, что среди вас нет этих порочных созданий, умы которых заняты исключительно всякой бессмыслицей. Мы с вами, джентльмены, отлично понимаем друг друга, и нам этого вполне достаточно. Всегда говорил, и буду повторять – ненавижу работать с женщинами! От них – одни беды… В то время лектор действительно верил в то, что говорил – его речь звучала искренне, горячо. Но на деле всё оказалось иначе. Однажды д’Арни вернулся после очередного задания не один – с ним была красивая молодая шатенка с зелёными глазами, на которую он смотрел отнюдь не так, как учитель на ученицу... Ксения фон Зак… Обольстительная, страстная, пылкая… Умная не по годам, талантливая, схватывающая всё налету… Ей было неполных семнадцать, но уже тогда она выглядела полностью сформировавшейся прекрасной особой с красивыми изгибами женственного тела, в совершенстве владеющая умением преподать себя и очаровывать. Нет, это уже был не мешковатый скромный подросток, каким чувствовал тогда себя Реджинальд, и маркиз вёл себя с этой выскочкой как с равной себе! Учитель хвалил её и называл лучшей и перспективной. Вот тут-то юный англичанин познал, что такое ревность. Как же это больно – снова стать пустым местом для того, кого любишь больше всех на свете! Снова уйти в тень, когда на небосклоне сквозь тучи только начали пробиваться первые лучи солнца! Нет, нужно бороться за своё влияние на маркиза, отстаивать возможность быть рядом, быть лучшим, что-то значить для него и оставить хоть сколько-нибудь заметный след в его судьбе! А для этого нужно победить Ксению фон Зак, доказать окружающим, что он – Реджинальд Скотт – ничуть не хуже её, что он более достоин быть наперсником д’Арни, его тенью, его Другом! Великий Магистр вспомнил эпизод, который сейчас ему показался бессмысленным и до смешного глупым. Вот он – мальчик, в душе которого разрасталась обида, спрятался в комнате Ксении за китайской ширмой и наблюдает за тем, как маркиз и мадемуазель фон Зак «сверяют свои политические взгляды» наедине, или, как любил выражаться д’Арни, «обсуждают расклад сил в Европе». А карта стран мира висела как раз в комнате у приёмной дочери военного губернатора, и обсуждать сие было очень удобно именно на диванчике (кстати, весьма мягким), над которым висела карта. Тьфу, какая пошлость! Реджинальд зажмурился, чтобы не видеть всего этого безобразия. Ему было противно, но в то же время любопытство брало верх. Голые тела на бежевом бархатном покрывале, эти вздохи, поцелуи, объятия… Корсет Ксении с мелкими крючочками, лентами, кружевами, её тончайшие гипюровые чулки, нижние накрахмаленные юбки, в которых она была похожа на вилок капусты… Реджинальду не забыть то смятение в душе, когда он видел, как его учитель - идеал и образец для подражания - дерзко трогает свою ученицу, как глаза маркиза темнеют от страсти и наполняются какой-то незнакомой чернотой. А как смело Ксения реагирует на всё это, как отвечает на поцелуи, прикосновения, ласки. Она похожа на красивое животное, и всегда отдавалась страсти целиком и полностью. А маркиз…маркиз становился другим, непривычным, чужим… Обыкновенным мужчиной, который любит, который желает женщину… Нет, он не такой, это она во всём виновата! Она сделала его таким – подверженным страстям, будто поражённым болезнью. Так плоды картофеля медленно гниют, повреждённые плесенью. Так и душа д’Арни, поражённая привязанностью к этой девчонке, неотвратимо деградирует. В это мгновение Скотт прямо таки ненавидел своего вчерашнего героя за то, что его слова о любви, не так давно прочитанные на лекции, оказались всего лишь теорией. И не просто теорией, а самой настоящей гнусной ложью! По лицу подростка потекли слёзы - он чувствовал себя униженным, обиженным на весь свет. - О, Ксения, это восхитительно. Нет ничего на свете лучше этого...– прошептал д’Арни порывисто; дыхание его сбивалось, а голос был каким-то сдавленным. «Ах вот как! Вот что оказывается лучше всего для вас, дорогой учитель! А не вы ли говорили нам, что женщина – это пустая, ненужная обуза! Лжец и обманщик!» Той же ночью Реджинальд тайком пробрался в пустую комнату Ксении (она ночевала у своего любовника) и не нашёл ничего лучше, чем открыть её шкаф с одеждой, найти то платье, в котором мадмуазель фон Зак являлась на занятия чаще всего и… порезать несчастный предмет гардероба на мелкие кусочки! Странная месть. Глупая, не приносящая ни удовлетворения, ни пользы, ни успокоения. Но тогда обиженному ребенку было всё равно, что за это хулиганство его накажут, причём очень строго, как это принято в школе иллюминатов – посадят на целый день в тёмный чулан с крысами. Он резал ни в чём не повинное платье, вытирая слёзы рукавом, и видел тогда перед собой маркиза и Ксению, занятых этой мерзостью, смеющихся и ласкающих друг друга. Это сейчас, будто пытаясь наверстать упущенное, Реджинальд Скотт познал все самые низменные и запретные удовольствия; тогда же он был несведущим в вопросах любви юношей, которому эта некрасивая сцена показалась отвратительной и даже пугающей. Постепенно неразделённая любовь к учителю превратилась в муку. Открыться измученный своей тоской бедняга не мог ни товарищам, ни строгим учителям, ни даже самому себе… Эта больная зависимость тлела в душе пеплом разгорающейся ревности, готовая спалить дотла измученное сердце. Мальчик не раз давал себе обещание изгнать маркиза д’Арни из своей души, быть сильнее, выше пагубной слабости, не позволить себе стать зависимым, уязвимым, смешным. Ведь самая маленькая деталь могла выдать лучшего ученика школы, тем самым превратив в посмешище для всех её обитателей. А этого никак нельзя было допустить, тем более что теперь появилась ещё эта насмешница-Ксения – любимица маркиза и с недавнего времени его любовница. И вот то, чего боялся Реджинальд, случилось. Это было занятие по анатомии, которое вёл обычно Спартак, но в этот раз основатель ордена отлучился из школы, и его замещал д’Арни. Ученики собрались в лаборатории, где на большом столе возлежал экземпляр для изучения человеческих внутренностей – мёртвый мужчина тридцати лет, умерший примерно час тому назад при неизвестных обстоятельствах. Реджинальд был впервые в лаборатории, и всё здесь смущало его, заставляя ощущать смесь страха и отвращения. Всюду кипели огромные колбы с противной зелёной жидкостью, в огромном шкафу, доходящем до самого потолка, хранились заспиртованные органы в мутных склянках, а с самой верхней полки ухмылялся череп какого-то несчастного. Будущий Великий Магистр сразу понял, что занятие обещает быть долгим и превратится для него в проверку на прочность, в настоящую пытку! Ясно, что многие его сотоварищи в те минуты чувствовали нечто подобное, но у Скотта была одна маленькая слабость - молодой сэр с детства не переносил вида крови. С ним всегда случался приступ тошноты или же обморок. Но сегодня допустить этого никак нельзя, ведь рядом находится маркиз д’Арни! «Лучший из лучших» ни в коем случае не должен узнать об этом, ни за что! Бледный как мел Реджинальд почувствовал, что земля уходит из-под ног, а голова тяжелеет, сердце забилось чаще, а комната сделалась будто уже, меньше… На беду маркиз встретился с ним глазами и попросил принять непосредственное участие в лабораторной работе. - Мистер Скотт, расскажите нам о расположении органов брюшной полости человека на наглядном примере. Смелее, труп не кусается! – Д’Арни протянул мальчику скальпель, едва улыбнувшись уголками губ. Скотт на ватных ногах приблизился к трупу и занёс руку, чтобы сделать разрез, но тут самообладание ему изменило – струя крови брызнула ему прямо в лицо, а затем залила белоснежные манжеты. Бедняга услышал пронзительный крик и только спустя мгновение догадался, что вопит он сам словно перепуганная девчонка! Это был провал! Сквозь смешки одногруппников Скотт явственно слышал громкий смех Ксении, как ему казалось, торжествующий. И как все они смели смеяться над ним – потомственным аристократом?! Да половина из этих безродных недотёп были взяты на обучение из грязных лачуг или же городских трущоб! Такого позора честолюбивый юноша ещё никогда не испытывал – всё его лицо и руки были в липкой маслянистой жидкости! Реджинальд перевёл умоляющий взгляд на молодого учителя – его любимец и кумир непременно защитит его и не даст в обиду. Но тот стоял с каменным лицом и глаза его метали молнии. По непонятной причине маркиз с самого утра был не в духе. Что выбило его из равновесия – никто не знал. - Что смотрите? Сотрите кровь с лица! - Он швырнул Скотту свой платок. – Ну и ученики нынче в ордене! С каждым годом всё хуже. – В его голосе звучал металл, д’Арни всё больше распалялся. – Боитесь крови? Да что ж вы за мужчина в таком случае? В нашем деле это просто возмутительно! – Казалось, д’Арни хотелось уязвить Скотта как можно больнее, - А если вам, к примеру, придётся участвовать в бою? Или же придётся убивать по заданию? - Но месье д’Арни, я… - Реджинальд пытался оправдаться, но язык не слушался его, а предательские слёзы так и брызнули из глаз. Он почувствовал, что уши его покраснели, а к лицу прилила кровь. А наставник нещадно продолжал: - А что если вы будете ранены? В нашем деле кровь льётся на каждом шагу. На моём теле, если хотите знать, множество шрамов. Но я терпел, а вы… будете стоять, бледнеть и хлопать глазами? Или, чего доброго, рухнете в обморок как кисейная барышня? Вы, видимо, ошиблись дверью, когда пришли в эти стены – вам самое место в институте благородных девиц! Тут уж все присутствующие покатились со смеху. Но д’Арни не хватило и этого. - В поход я бы с вами не пошёл. Такой чистюля при виде одной-единственной капельки крови провалит операцию, погубит других и погибнет сам! Ну туда ему и дорога! Мне совсем не жаль подобных вам недотрог! В прежние времена даже Великий Магистр наряду с рядовыми членами ордена участвовал в кровопролитных боях в латах и с мечом в руках. А вы… Вы позорите нашу древнюю историю! Скотт задохнулся от возмущения, а потом покраснел как спелый помидор и выбежал из лаборатории, громко хлопнув дверью. Действительно, слова старшего иллюмината были очень резкими, и всем было ясно, что д’Арни перестарался со своими нравоучениями. Но такое бывает, и это вполне можно было стерпеть. Скотт понимал это сейчас, но тогда уязвлённое самолюбие честолюбца не позволило ему сдержаться. Мальчик, к которому с самого рождения обращались на «Вы», чьим желаниям и причудам потакали, просто не привык к такому обращению. «Ненавижу, ненавижу! – повторял Реджинальд, глотая солёные слезы. – Никогда не прощу его! Докажу всем и ему прежде всего, что я - самый достойный! Стану Великим Магистром назло д’Арни, и тогда он ещё узнает меня! А эта Ксения… Что он в ней вообще нашел? Обычная женщина, пусть и красивая... Но таких в наш век много! Чем же она его пленила? И обидно, что тех, кому он действительно нужен, маркиз не замечает». Так размышлял Скотт, удаляясь все дальше и дальше от дверей школы. «Интересно, заметит ли д’Арни мое отсутствие, или я для него совсем ничего не значу? Подумаешь, один из учеников пропал! И нет ему никакого дела до человека, который его любит, который пойдёт за ним куда угодно, лишь бы только быть вместе, рядом... Да он и не вспомнит о моем существовании!» Он бежал и бежал, не ведая дороги. Вот уже исчезли ворота школы, а пейзаж сделался незнакомым. Стояла глубокая осень, холодный ветер гнул голые ветви деревьев, противно моросила мелкая дождевая пыль. Выбившись из сил, Реджинальд остановился у пруда, чтобы вычистить свои манжеты и перевести дух. Сердце бешено колотилось, готовое вот-вот вырваться из груди. Нагнувшись к воде, мальчик принялся с каким-то ожесточением оттирать кровавое пятнышко с белоснежной рубашки, усердно тёр и тёр эту красную точку, пока в глазах не потемнело. Он рыдал в голос, проклиная вчерашнего властителя дум; он ненавидел д’Арни до глубины души за то, что тот стал первым, кто разрушил его мир, отнял веру в правильность учения иллюминатов, поколебал её и разрушил мифы. Нет больше сверхчеловека, бесстрастного, не подверженного глупым чувствам, каким ему казался маркиз и каким он хотел быть сам. Более того, он презирал прежде всего себя за то, что он сам никогда уже не будет идеальным из-за глупой любви к маркизу. Любви, которая стала тем самым пятнышком в его душе, крошечным, но оттого ещё более досадным. …Его отсутствие обнаружили поздним вечером, когда все готовились ко сну, а мистера Скотта не оказалось на построении. Его бросились искать с фонарями и свечами, звали, кричали, обыскали всю округу. Д’Арни сам выказал желание искать своего горе-ученика, которого он так горячо отчитал перед всей группой, видимо, понимая, что именно это стало причиной побега. Вместе с группой помощников он прочесал весь район, но всё было бесполезно. Вдруг, в тот момент, когда надежда отыскать беглеца стала совсем призрачной, Д’Арни заметил, что качнулась гладь воды в старом пруду. Недолго думая, маркиз сбросил сюртук и кинулся в ледяную воду. Через мгновение замерзший и до смерти перепуганный мальчик дрожал на его руках. Скотт прижимался к сильной груди того, кого одновременно боготворил и ненавидел. И опять он прислушивался к биению любимого сердца, к порывистому после вынужденного ныряния дыханию, снова ощущал тепло этих сильных надёжных объятий…. Реджинальд помнил, что после этого происшествия он серьезно заболел. Долгих две недели юношу окружали доктора, белые простыни и препротивный едкий запах лекарств. И за все это время маркиз ни разу не пришёл навестить больного, что Скотта очень злило. Правда, он не знал, что д’Арни пришлось в спешном порядке отъехать из-за срочного поручения Спартака… * * * Великий Магистр так и сидел с бокалом рома в руках, глядя на снег за окном, который незаметно перешел в дождь. Странно, что он сейчас вспомнил этот эпизод биографии, ведь прошло уже десять лет. И почему память выдала сейчас те глупые, порой комичные, мелочи, что занимали тогда все помыслы мальчишки? Почему они и по сей день так важны для того, кто сгубил всё светлое, что было в сердце, кто нещадно отдавал приказы убивать и даже собственными руками лишил жизни женщину - мать своего же ребёнка… Почему какие-то ничтожные юношеские обиды для него так болезненны? Оказывается, эти эмоции живы до сих пор, более того, они владеют им, столько лет ожидая выхода! Нет, сегодня пора поставить точку в этой старой истории. Он не позволит прошлому управлять и дальше его сознанием. Всё, хватит! Пора уже похоронить в душе прошлое, отпустить его. Реджинальд Скотт взял перо и поиграл им в руках. Красивый фиолетовый отблеск пробежал по перу и перешёл в глубокий зелёный оттенок. Написать или нет? Простить или продолжать затянувшуюся игру в обиженного подростка? Он обмакнул перо в чернильницу и вывел несколько строк, лаконичных, но таких важных. Затем распахнул окно, позабыв про дождь и холод. Он видел, что Ксения всё ещё топталась возле окон его номера, раздавленная, сломленная, растерянная. - Идите же сюда, - крикнул Великий Магистр. – Чёрт с вами, вы победили! ...Великий Мастер ордена иллюминатов вручил Ксении бумагу с вензелем и сказал: - Найдите Софью Броницкую и лично передайте ей мой приказ. Вот её адрес. Полагаю, вы ещё успеете.