This Might Hurt

Это может причинить боль. Эти слова всплыли в его голове, когда Лидия сказала «Да». Да, она пойдет с ним. Это может причинить боль, напомнил он себе, почти желая оторваться от нее, желая оттолкнуть ее от себя и сказать: «Это ошибка. Ты собираешься причинить мне боль». Но Стайлз Стилински влюблен в нее с третьего класса, и удаленный шанс быть с ней на один день и на один час настолько опьянял, что он не мог оторваться. Он не смог бы справиться со своим сожалением, если бы он так поступил. Лидия посмотрела на него, слегка нахмурив брови, словно она почувствовала, что что-то не так, поэтому Стайлз притянул ее к себе и втянул в себя запах ее волос. Но вместо того, чтобы сказать, о чем он думал, Стайлз притянул ее ближе и бормотал: «Спасибо, спасибо, спасибо», в ее длинные волосы и заднюю часть шеи против теплой кожи. Если бы Лидия Мартин была ядом, то Стайлз Стилински выпил бы ее до капли и позволил бы своим мыслям вращаться возле нее, пока его собственные мысли не вернутся назад. Это может причинить боль. Какое-то время Стайлзу удавалось заглушить голос, пока он не вернулся с удвоенной силой, когда у Стайлза было настоящее сражение. Это было достаточно глупо, но тогда это таковым не являлось, потому что она была его, а он был ее, а яростная ревность была той дикой вещью, которую он не мог контролировать. Потому что Джексон Уиттмор только что вернулся из Лондона. Лидия Мартин, единственный человек, к которому он чувствовал привязанность, была девушкой, которую он не смог бы отпустить, даже если бы их разделял океан, и он смотрел прямо на нее. Возможно, он вернулся под предлогами многих причин, но Стайлз готов был поклясться, что он вернулся из-за нее. В том, что Стайлз ненавидел Джексона, не была его вина. Это была вина Лидии: то, как она смотрела на него, то, как она говорила о нем, то, как он всегда был ее, даже тогда, когда она не была его. Лидия ждала внимания, Джексон знал это. Он увидел Стайлза, идущего по коридору, и быстро, облокотившись на шкафчик Лидии, он начал пропускать ее клубнично-светлые волосы через свои тонкие пальцы, смотря на нее нежным взглядом, предназначенным только ей одной. Люди уставились на Стайлза и ждали, что он что-то сделает, дабы соответствовать его титулу в качестве ее бойфренда, но Лидия не заметила этого. Она впи­тыва­ла каж­дую се­кун­ду лес­ти Джек­со­на, расц­ве­тала от его лес­тных слов и справлялась с его вни­мани­ем. Она утверждала, что­ это ни­чего не значило, а небольшой флир­т никому ни­ког­да не в­ре­дил. Только теперь ему было больно. Очень. Стайлз продолжал наблюдать за тем, как Джексон заставлял Лидию заливаться смехом. Стайлз знал,что Лидия смеялась по-настоящему, потому что она всегда кусала нижнюю губу, когда хихикала. Стайлз старался быть разумным, он пытался быть терпеливым. Он пы­тал­ся при­нять ее та­кой, ка­кая она бы­ла и соперничество, с ко­торым ему приш­лось бы стол­кнуть­ся в за­щите этих хрупких от­но­шений. Стайлз остановился и прислонился к шкафчику Скотта. Скотт начал болтать об Эллисон, но Стайлз его совершенно не слушал. Он думал о том, когда в последний раз видел Джексона. Это было сразу после того, как он обратился. Тогда Джексон, наконец, стал оборотнем, и все это из-за любви Лидии. При этих мыслях Стайлз закатил глаза. — Люблю. Я все еще люблю тебя, — слова, вылетающие из уст Лидии в ту ночь, продолжали играть в голове, словно испорченная пластинка. Будет ли она всегда любить его? Будет ли она продолжать притворяться, что так же любит Стайлза, как любила Джексона? Лидия прикусила нижнюю губу. Стайлз слышал, что Скотт произнес его имя, но он уже был на пути к Джексону и Лидии. Он оттолкнул Джек­сона, а дальше последовал удар, который был болезненным, как и необходимо во время войны за самую прекрасную женщину, после чего он отключился. Естественно, они оба были отправлены в кабинет директора, и последнее, что видел Стайлз перед уходом, была Лидия, смотрящая ему вслед. Она выглядела бледной. Хрупкой. Он был уверен, что она была в ярости, потому что вместо того, чтобы бороться за нее, он сделался дураком. Он беспомощно сидел перед кабинетом директора, представляя, как смог бы поступить лучше.

***

Это было после школы, Стайлз был освобожден от наказания. Засунув руки в карманы, он шел по пустым залам и придумывал, казалось бы, миллион различных сценариев, в которых он мог бы объясниться с отцом. Может быть, ему следовало переночевать у Скотта? Дорога домой была молчалива, он продолжал проверять свой телефон на каждом красном сигнале светофора и около знака остановки. У него было два пропущенных звонка от отца и текстовое сообщение, в котором просилось немедленное возвращение домой, один пропущенный звонок от Скотта и сообщение от девушки, которая хотела позаимствовать его записи, и ничего от Лидии. Он заехал на подъездную дорожку, повесил рюкзак на плечо и хлопнул дверью джипа. Поднявшись по ступенькам к своему дому и приготовившись к допросу отца, он взглянул на себя в зеркало сбоку, которое показывало разбитую губу и потемневшие глаза. Это все вовсе не спасало ситуацию. Может, он мог бы сказать, что ударился о столб. Это звучало в его стиле. Он остановился перед дверью и сделал пару глубоких вдохов, обдумывая свою причину, и вдруг дверь открылась. Это может причинить боль. Но это была Лидия с этой улыбкой на лице, которая расплавляла все, что в нем существует. Она протянула свою руку и потянула его вовнутрь. Очевидно, что она уже объяснилась с отцом, ведь у шерифа действительно не было сил бороться против красноречивых и блестящих слов Лидии Мартин. В его ком­на­те она извинилась за то, что не от­ве­чала, так как ее те­лефон раз­ря­дил­ся. Она не злилась и объ­яс­ни­ла, что ду­мает, что это бы­ло по-ге­ро­йс­ки. Глу­по, но по-ге­ро­йс­ки. Она одарила его мягким поцелуем в щеку. Стайлз улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, но ее рука остановила его. — Кровавые губы. Не симпатично, — произнесла она с кривой улыбкой. Повисла долгая пауза. — Стайлз, — она вздохнула. Это может причинить боль. — Я люблю тебя, — продолжила она. Ее слова застали Стайлза врасплох. — Ты знаешь это, ведь так? — он только улыбнулся и притянул к себе, сжимая ее в объятьях. Если отношения с Лидией Мартин предполагали борьбу во имя нее, то Стайлз Стилински будет бороться до тех пор, пока он не будет сбит с ног, или до тех пор, пока он сможет подняться. Ес­ли лю­бить Ли­дию Мар­тин оз­на­чало це­лую жизнь разбитых губ и си­няков на ще­ках, Стай­лз Сти­лин­ски бу­дет но­сить эти ра­ны, как во­ин. Но ему не пришлось.