Y-27-z часть первая

       От разряда электричества Поганка повалился на пол и задёргался в конвульсиях. Начал, было, отходить, но Рено хорошенько вмазал ему шокером по башне и поддал в живот. Щуплая тушка обмякла на полу. Дышал, зараза: грудь поднималась вверх-вниз.        — Пидор! — прошипел турк, прижимая рукав к кровоточащему носу. Хлестало так, будто в каждой ноздре открыли по крану. Башка звенела огромным тяжёлым колоколом, да ещё этот стук в дверь никак не унимался. Рено уж собрался идти открывать, но Мелкий справился с этой задачей сам: только дерево хрустнуло, и в противоположную стену врезался замок. Сквозь завесу опил и поднятой пыли в гостиную влетел коренастый паренёк с кулаками наготове.        И правда, явился собственной персоной! Даже не верилось, что это не плод галлюцинаций. Ох, навевало воспоминания: парковка Шин-ра билдинг, третий час ночи, и этот шнурок мелкого фасона, метр семьдесят в шапке, пытавшийся качать права и стащить мотоцикл. Но, Один подери, у него были самые офигенные баки, которые Рено видел в своей жизни. Они таковыми и остались, вокруг даже искорки летали... или это Поганка так хорошо в нос залепил?        — Чо за головняк тут у тебя, Ржавый? — Мелкий с опаской осмотрелся, но стоявших левых морд не заметил и сразу успокоился, схватив протянутую для рукопожатия ладонь. Сжал со всей силы и тряс, как полоумный. Тут же расхорохорился, выпятил грудь и заулыбался жёлтыми зубами — ну, прям, птица отряда куриных. Нашёл время для понтов, когда приятель тут пошатывается на месте и кровавые пузыри носом выдувает! Рено резко рванул Мелкого на себя и взял в захват.        — Дарова-дарова, говнючок, ну, где ж ты шлялся два года? Мне казалось, вы все померли в той зелёной штуке, — шокер, прижатый к горлу, всегда заставлял народ понервничать и не рыпаться. — Давай-ка рассказывай, чего ты вдруг меня искал, ёпт?        Мелкий поднял вверх перемазанные краской ладони. На рукавах дешманского синего свитера виднелись крупные пятна машинного масла, да и от кожанки попахивало бензином. Конечно же, где-то осел механиком, кем же ещё?        — Э! Не кипишуй, ты чо? Я сюда не драться пришёл, вон, пивас снаружи — целый кейс. Хотел бы пришить, с волыной бы нагрянул, ну.        — Откуда у тебя мой номер, ёпт?        — Дык, я, это... Стукача вашего прижал, он мне подогнал телефончик. Я его ещё вежливо обработал, чтобы главному не звонил. Слушай, у меня волна, не пошёл бы я в вашу помойку, будь у меня вариант. Ты чо сразу, как этот, давай спокойно побазарим!        Сердечко-то как стучало — аж отдавало в спину. Свистел или не свистел — чёрт его разберёт. Рено толкнул Мелкого от себя и выключил питание шокера.        — Совсем озверел со своей работой! — зашипел он, поглаживая шею. — Чтоб меня за крысу принять?! Я тебе что, сука какая?        — Да вот, жизнь такая пошла, ёпт. Сами боимся больше, чем нас. Тащи пивас уже, хоть что-то хорошее будет за сегодня.        Родной трущобный диалект радовал уши. Сразу почти как дома в Мидгаре. Добавить пару проституток, нарика, алкашню — и вылитый паб в полночь. Рено устало расплылся в кресле, сложил на безжизненной Поганкиной тушке ноги и так решил, что если этот тощий поганец подохнет до утра, то всё можно списать на самооборону. И так создал кучу проблем, заканчивая отчётами перед Тсенгом за вертолёт. И вот, униформу попортил. Теперь она годилась разве нос заткнуть, чтобы течь перестало.        Мелкий вернулся с кейсом светлого и здоровущим пакетом всякой закуси, не иначе последнюю зелень потратил на подношения. Как-то медленно в голову доходило, что это всё-таки тот самый громкоголосый коротышка, товарищ по оружию и почти ученик. Вот бы и остальных сюда вместе с прошлым начальником. Устроить вечеринку и никогда не просыпаться от этого сна.        — Э! Я эту бабёнку по ящику видал! — сказал бывший товарищ, водрузив вещи на диван. — С ней ещё была вторая и какой-то бычара.        Ловким движением Мелкий выхватил бабочку из внутреннего кармана кожанки и вскрыл упаковку кейса. Внутри зелёные банки пива покрывал налёт мелких водяных капелек — ну просто прелесть.        — Я б ещё понял, если б тебя тот амбалина прессанул, а то какая-то мартышка. Ты чо, стареешь, Рыжий? Того и гляди песок посыпется!        — Это всё парни, ёпт.        — Да, ладно! Да, ты гонишь!        — А что, понравился, ёпт? Можешь на свиданку пригласить — я не против.        — Да, пошёл ты!        — Я тоже сначала подумал, что баба, пока он поддувало не открыл. А ещё я думал, что он связан и беззащитен. Ага, конечно, когда изобретение Ходжо вообще было беззащитно? Даже если это пудинг, ёпт!        Для расслабляющего фончика и против лишних ушек Рено включил музыку с мобилки. Звучало не очень и хрипело, но лучше чем ничего. Качающий бит, пианино и женский вокал наполнили комнату хламовника атмосферой Джунонского бара с джаз-бэндом.        — О! Музон ваще огонь! У них давно альбомчик вышел?        — Пару недель назад. Я диск с автографом достал! И постер ещё, потом покажу. Такая цыпа! Ох, я бы вдул! — Рено лениво принял пиво у старого приятеля и приложил к переносице с обеих сторон.        От холода рожу тут же стало так ломить, будто мозги вот-вот заморозит. Мелкий подвинул поближе второе кресло, смёл с него мусор, открыл банку и зелёный пакет луковых чипсов. Он развалился в расслабленной позе, но по сторонам-то зыркал и, конечно, на пол поглядывал. Эта встреча казалась до смеха нелепой, хотя какой ещё она могла быть? Как встречают оживших покойников? Наверное, раскатывают ковровую дорожку и бросают в воздух лепестки роз? А тут до сих пор не верилось в настоящесть. Да, недо-сефирот с человеческими глазами казался более настоящим, чем Алвис.        — Ты мне вот что скажи: ты как выбрался из Циркониады, морда? Со страху вертолёт на коленке собрал что ли? Или тебя поток выплюнул, ёпт?        Алвис довольно усмехнулся, вытирая от пивной пены губы рукавом.        — Мне Древние сказали, что пока не посидел в кресле президента, могу не появляться. Вот я и пошёл тебя искать.        — Ну, если ты про инвалидку, Руд тебе обеспечит.        — Вот, ни хера не смешно, Рыжий! Мне и так она была почти обеспечена, — Мелкий постучал себя по затылку, тот ответил каким-то больно звонким звуком для черепа. — Вон, железку мне запилили. Я даже не помню, что случилось: зенки-то продрал, а вокруг лазарет. Думал, всё, кранты: на том свете. Говорить заново учился.        — Короче, драма. Чо на скрипке не сыграешь, ёпт?        — Да, пошёл ты! Я потом от бутылки отлипал полгода и спать не мог. Глаза закрою, а эти за мной приходят, стоят бледные, пялятся и молчат.        Рено вздохнул и опустил успевшие согреться банки. Он покосился на пол, где тушка начала шевелиться, открыл пиво и сделал пару глотков. Бледные приходили и к нему, а уж кто там к Тсенгу приходит — и подумать страшно.        — Кого ещё видал? Кто-то ж тебя вытащил, коматозника? Шеф вас всех искать будет, если явишься.        Мелкий смял банку в руках и швырнул в угол.        — Не помню, — мрачно ответил он. — Если кто и был, в башне полный кавардак. За два года никого не видел и не слышал.        Рено вздёрнул бровь и задумчиво потёр подбородок. Едва заметное прикосновение к носу выдавало бывшего товарища с потрохами. Тот потянулся за второй порцией пива.        — Я б дальше жил-поживал без Шин-ра, но меня старые кореша накрыли. Они-то помнят, на кого я горбатил. Я голову чувака вчера из морозилки на работе достал, нашего колориста. И тут понял, что вилы. Братан, ты сможешь уболтать узкоглазого, я знаю. Мне крыша нужна позарез.        —У нас тоже жопа с безопасностью, ёпт.        — Чо ты мне тут затираешь: уж поспокойней, чем одному!        — Поговорю я, не ссы, ёпт. Думаю, шеф тебя с руками оторвёт, только ещё попинает слегонца, чтобы на вшивость проверить.        Мелкий фыркнул, взмахнул рукой с чипсами, и в воздух взлетел жёлтый фейерверк картофельных крошек и порошок из зелени.        — Пусть хоть в воду кунает! Мне всё равно больше некуда идти. Дохать в тачке придётся, наверное, — он бросил пакет на пол и прикурил. Рено тоже попросил огоньку, так что теперь они всласть дымили оба. Комната погружалась в стекающий на пол сизый туман.        — Это, тебя до больнички-то подкинуть? Местные коновалы — отдельная песня, но хоть как-то тебя починят, а то ж пиздец какой-то на роже!        — Меня б туда и обратно, ёпт. А то куда ж я оставлю Поганку-то? Его и привязать бы. Прицепи-ка по-бырому, а то я совсем не алё.        — Раскомандовался тут! — фыркнул Мелкий так недовольно, что каждая волосинка на голове изобразила его возмущение. Однако, выхватил бездыханную тушку из-под поднятых ног Рено и потащил под подоконник.

***

       Язу пришёл в себя. Он очень не хотел — лучше бы сдохнуть и отправиться к братьям — но никто не спросил. Проклятые турки пристрелили Лоза. И зачем теперь нужен он, прикованный наручниками? Запястья так плотно были вжаты между рёбер холодной батареи, что никак не достать. Губа распухла, кажется, ещё сильней. Язу с шумом втянул в себя вонявшую спёкшейся кровью слюну, чтобы она перестала стекать по подбородку, но это не особо помогло. В сущности, всё равно. Какое теперь дело до губы или каких-то затёкших рук, когда нет ни Матери ни братьев? Нет. Глупости. Лоза не могли убить, просто ранили в плечо. Он обязан был быть жив.        «Жив же? Пожалуйста, скажите кто-нибудь, что жив».        Язу с надеждой окинул взглядом комнату, но раскиданные по ковру облезлые бусины молчали, лежавшая на полу фигурка молчала, обломки вентилятора в коробке не издавали и звука. Мурлыкавший себе под нос песню турк складывал кусочки колбасы на хлеб и тоже не спешил с ответом.        Язу смотрел на него сквозь завесу налипших на кожу волос и думал, сможет ли он так сильно дёрнуться, чтобы оторвать себе руки и перегрызть Мухомору горло? Успеет ли он до того, как истечёт кровью? Но какой от этого толк, если остальная Шин-ра далеко и будет продолжать своё существование, да и Лозу без рук не помочь.        — О! Поганка! Ты очнулся? — Рено запрокинул голову назад. Нос на его лице напоминал большую сочную грушу. — Ну, ты живучий, как плесень, ёпт!        В голову лезли образы распадавшегося на искры Лоза. Или хуже. Там, где-то в белой комнате, в руках этих сволочей-турков, он мог быть искалеченным, и изуродованным, и напуганным, и...        — Что вы сделали с моим братом?! — собственный голос казался Язу чужим, низким и утробным. Тело пробивало дрожью от одной мысли, что... что...        А этот злобно осклабился, и глаза стали прищуренными, поблёскивали в ярком свете лампы, открывались и закрывались попеременно.        — Что вы с ним сделали?! — чужая интонация навевала смутные воспоминания. Язу рванул наручники вновь, но руки оказались прикреплены к телу слишком крепко. Рено только едко захихикал, неуклюже поднялся с дивана, не с первого раза, и, пошатываясь из стороны в сторону, проковылял до окна. Он упал на задницу прямо перед пленником, и из банки выплеснулся пахучий напиток. В пальцах турка был зажат тот самый бутерброд.        — Попался! — он ткнул Язу в лоб пальцем. — Я тебя на-е-бал. Как Сефир… Шепир… сам знаешь кто!        Эти слова остановили трясучку во всём теле. Прозвучали, как розыгрыш и повисли в тишине. Рыжий шут продолжал моргать еле открывавшимися глазами, а потом прыснул смехом.        — Обманули дурака на четыре кулака! — странный говор, словно ему язык мешался во рту. — Жив пацан, мы его даже не коснулись, ёпт. В больничке лежит, в бесу... бесазнанке.        Язу выдохнул и опустил голову. Он расслабил руки, наручники перестали впиваться в запястья.        — Отвези меня к нему, — сказал он, уже узнавая свой голос.        — Не-а, не могу. Куда я поеду щас? Я ж бухой, ёпт.        — Я поведу.        —Ну-ну! Ты меня зазе… завезёшь в подворотню и кокнешь, не надо мне ткова щастья, — Рено откусил бутерброд. Кишки Язу закрутило уже не от волнения, а голода. Желудок предательски выдал себя.        — Не тронет вас бльше никто, я верю, что ничо вы не знаете, ёпт. Если глупить не буишь, конечно, — Рено шмыгнул огромным носищем, прямо как на карикатурах. Каждый его выдох ударял в нос запахом еды и курева. Язу понурил голову и пытался дышать как можно реже.        — Ничего личного, ёпт, ткая у меня работа: самого бесит иногда, — Рено поболтал содержимым банки. — Ну и рожа у тебя б-ла!        Язу облизнул пересохшие губы и случайно задел больную ранку. Он смотрел на гадко ржущего, тошнотворного, пёстрого, вонючего, громкого ублюдка. На лживого прихвостня Шин-ра — вруна в квадрате. Что если его слова — неправда? Лоз мёртв, Кадаж мёртв и его самого будут пытать, пока не расколют?        Рено шлёпнул ладонь Язу на макушку. Как тот не пытался достать или сбросить — всё бесполезно.        — На смом деле я труханул даж, ёпт.        — Штаны не обмочил?        — Не-а, спсиб за-за… зботу! — Мухомор прихлюпывая допил остатки странного напитка, бросил банку прочь от себя, в кучу тряпичного мусора. Он достал из кармана сигареты.        — Вонючка!        — От, сток компле...комлме...слов хороших давно не слышал, ёпт. А ты тож мямля, молчун и рожа у тбя бабская. И пахнешь не рзами: я то и курю, — опираясь прямо на макушку Язу, Рено с трудом поднялся на ноги и положил бутерброд на батарею так, что пленник не смог бы до него дотянуться при всём желании.        — Я пойду поссу, не убг... убе-гай, лады? А то обижусь, ёпт! — и ушлёпал в комнату за дверью с потрескавшейся краской.        Язу смотрел на бутерброд, и капли кетчупа тоже следили за духом, как сверкающие глаза. Их разделяли какие-то полметра и несколько слоёв плотной паутины с сухими мушками. Они с братом тоже вот такие мухи, попавшие в сети Шин-ра. Но пока ещё живы. Живы ли? Конечно, живы. Нужно верить, что Лоз жив.        За стенами бормотали люди, очень тихо перешёптывались, даже не разобрать о чём. Скрипели половицы, раздавался кашель. Ужасная слышимость.        А что если всё — ложь? Что если Плакса давно умер и это представление — часть садистского каламбура? Кто знает этих людей из Шин-ра? Нравилось же им заставлять духов носиться по несколько часов на беговой дорожке.        Турк вывалился из туалета всё в той же неуклюжей манере. Цепляясь за предметы, он вернулся на своё место и подхватил бутерброд. Половина тут же исчезла в его челюстях.        — Ох, Поганка, кыкой ж ты балбес! Вы все трое! — покачал он головой. — Ныломали дров, а теперь разгребть кто будет? Босс обажал этот мнм... монумне... памятник, а вы его раз! И чпуньк! А Ру-ру, знаешь, птича гордая, ёпт!        — Отпусти меня, — сказал Язу, пропуская мимо ушей поучения, но его только передразнили и сбросили на нос пепел с кончика сигареты.        — Хитрый какой! Я тбя пущу, а ты меня тут пркокнишь, ёпт! Или сбежишь, а я ищо спать хочу.        Язу глубоко вздохнул в ответ и закрыл глаза. Во рту сухой язык шаркал по нёбу, а живот урчал от запаха колбасы. Болели руки, ноги, голова. Прижигало оставленные сигаретой точки на запястье. Отключиться бы поскорей.        — Эй, ну, не залипай, мне скучна! — запах дыма ударил прямо в нос, Язу сразу зашёлся в кашле. — Расскыжи чего, я накормлю.        — Мне нечего тебе рассказывать — ты всё и так уже знаешь.        — Тык ытыж не допрос! Я прост так, мож анекдот пмнишь. Знаешь, заходит Андж... Ажне... Анжеж... бля!        — Анджил?        — Ага! А его-то ты откда знаэшь?        — Комиксы. Читал брату, тому, что у вас в плену.        — Тык вот, зыходит он в Вутайский бар и ничо ниможыт заказать.        — Почему?        — Патамуша там один рис и никакой чести! — он так громко заржал, что заложило уши, и даже закрытые глаза не могли стереть присутствие надоеды из комнаты. — Ну, чво не смеешься-то? Э! Лохудра, ёпт!        Язу молча отвернулся в сторону. Он рассматривал те бусинки на полу, крошечную мягкую игрушку с перепончатыми крыльями. Тогда Рено принялся снова щёлкать пальцами. И каждый щелчок отдавал в макушку.        — Эй! Поганка, ёпт! Я с кем говорю-то! Чо ты кислый-то, ёпт? Я думл тебя подосва… доставать, а ты ткой унылый. Ещё молчун на мою голову! Везёт на вас!        Язу стиснул губы и беззвучно фыркнул в ответ. В лицо вновь выдули облако дыма.        — Не спи — змёрзнешь.        — Слушай, пожалуйста, дай нам поговорить. Сделай его фото. Так сложно?        — Каэшн сложно! Глубокой ночью-то, ёпт. Спит он, не будь таким эгст... эгоистом. Серёзна, пусть отдохнёт.        Язу совсем поник. Говорить особенно не хотелось. Рено поднёс к его губам бутерброд. Двацать седьмой сначала принюхался, не поверив счастью, и тут же жадно вцепился в колбасу и хлеб.        — Жри давай, тока ты его не заслужил. Ясно тебе?        Рот наполнился слюной до самых краёв. Крошечный кусочек только его раздразнил и, как только упал в желудок, мгновенно растворился в нём безо всяких следов насыщения.        — Было три серии. Первая координирует действия остальных двух. Вторая — силовые бойцы. Третья — поддерживающая. Во всех командах было по одному из каждой. Кроме Хила и Юкио. Эти всегда вдвоём, сколько помню.        Рено обернулся и скривил недовольную морду. Он затушил наконец-то свою идиотскую палку-вонялку об край стола и бросил окурок в металлическую банку.        — Эт ты про чо щас, ёпт?        — Ты просил подробней рассказать про серии. Шин-ра и не знать про... странно. Не трогайте брата. Прошу. Ему и так досталось. Мы... мы просто хотели наружу и найти Мать. Она сделала бы нас полноценными и счастливыми: так сказал Он, но он лгал.        Над Язу скрипнула рама, когда Рено открыл окно. Прохладный, свежий сквозняк заструился по плечам.        — Канешн, брехня! Кто б в такую хрень ваще поверил, ёпт?        — Дурачки из лабораторий.        — Так вы, типа, реальн хотели, вот, живую мамку, а?        — Я хотел просто быть с этими двумя. Вот и всё. Мне говорили что делать — я делал. Остальное не важно.        — Дела! — протянул Рено, почёсывая затылок. Наверху кто-то семенил по скрипучему полу, а с улицы доносилось пьяное пение. Противная женщина громко хихикала, лаяли собаки, откуда-то доносилась плохая музыка. На поверхности отчего-то было так шумно, так много всего. Наверное, потому что тут слишком много пространства и ещё больше окон в стенах. Даже ночью светло и мерзко. И никакого отбоя в девять часов.        — И мн...сколько вас было-то, ёпт?        — Много. Около двадцати.        — А имн... Блять! и-ме-на у всех из букв на спине?        — Мы их сами придумали, — Язу усмехнулся и повесил голову, — чтобы быть, как люди. Можно мне попить? И что-то съесть.        — Прости, дружще, из еды ток куриные кости, ёпт. Давние. Воды принесу.        Рено нехотя и, пошатываясь, сходил до кухни и напоил пленника из треснутой пластиковой кружки с пышными цветами. От этого стало немного полегче, но живот урчал и побаливал.       — И что с вами делали? То есть, ну, не просто ж так држали-то, а?       — Тесты. Всё, что помню. Какие-то тесты. Нам ничего не объясняли, и мне не положено задавать вопросы, так?       — Кто не объяснял? Им..имн...да, сука! Фамилии, ёпт!       — Сначала накорми меня и сними наручники — тогда поговорим.       — Не пойдёт, Поганка. Сперва говори, потом получишь приз. — Рено аккуратно опустил чашку на пол. Язу лишь фыркнул и отвернулся.       — Пф! Как хочешь! Я-т по-хрошему хотел, а ты! Сохрани свою блтливость до утра, ёпт! Спыкойной ночи! — сказал он, забрался на диван и глубоко вздохнул. Через какие-то пару минут раздалось тихое, глубокое сопение. Язу вздохнул, пнул с досады дурацкую кружку и откинулся на батарею.        «Не волнуйся и отдыхай. Я сделаю всё, чтобы спасти нас обоих и вытащить из этой передряги. И тогда мы отправимся в Голден Соусер, как ты и хотел. Я даже не буду кривить морду. И ещё я извинюсь за то, что дразнил тебя за монстров под кроватью. Наверное. Если ты не расхнычешься опять, как девчонка».