***
На следующее утро Ведж снова зашёл в палату к юному пилоту. Медики сказали, что тот готов для выписки, главное теперь понять, куда выписывать. Он нашёл юношу, тихо сидящим на койке. Вид у него был замученный, под глазами лежали тени. Видимо, эту ночь парень провёл совсем без сна. Спрашивать, как он себя чувствует, было глупо. Дэйв едва повернул голову в его сторону, и Антиллес просто сел рядом. Парень сильно переживал, на его лице это читалось очень легко. Какой же он ещё ребёнок… Ведж вспомнил себя в его возрасте. Тогда он уже знал, что такое война, что значит — терять близких и друзей. Этот был совсем не такой. Антиллес легко представил, как этого ребёнка силком забрали от родителей и отправили воевать. Ему было жаль парнишку. Дэйв был потерян, раздавлен и напуган. Но его судьбу надо было решать. Юноша посмотрел на Веджа. — Вы пришли, чтобы узнать ответ, — это было скорее утверждение, чем вопрос. — Да. Если ты готов его дать. Мальчишка собрался, вздохнул и едва слышно произнёс. — Я согласен, генерал. Я перейду на сторону Республики. Он немного помолчал, Ведж ему не мешал. — Я сегодня всю ночь думал, много вариантов перебрал. Вы оказались правы — я не хочу потерять крылья. Кажется, я был рождён, чтобы летать. И ещё… Я пытался понять, что чувствую при мысли о том, что придётся перейти на вашу сторону. Хотел почувствовать ненависть к вам, или хотя бы ужас от того, что собираюсь сделать. Но после того, что рассказал мне майор Донован, да и вы тоже… Про Тосска и про другое… Я понял, что на самом деле ничего не знаю об Империи. О настоящей Империи. Моя семья никогда не вникала глубоко в политику, мы верили всему, что нам говорили. Всё это мишура, красивые лозунги… А я столкнулся с гнилой изнанкой. И мне она не понравилась. Вы… Я всё думал о том, что вы сделали. Как защищали нас, как не хотели убивать. Вообще о вашем отношении к войне и к жизни. Я впервые увидел такое отношение в врагам. Нас учили только ненавидеть… И убивать врагов без сожаления. У вас всё иначе. — Потом я пытался оспорить ваше вчерашнее заявление о том, что я на самом деле не верю в имперские идеалы. Я просто негодовал, мне казалось, что уж это — точно неправда. А когда попробовал в себе разобраться, понял, что те идеалы, которые есть у меня — они вовсе даже не имперские. И, наверняка, если вы перечислите мне свои идеалы, они будут похожи на мои. Тогда при чём здесь Империя?.. В общем, я понял, что всё то, за что я держался — на самом деле фикция. И я подумал… Я хочу попробовать всё поменять. Не знаю, что из этого выйдет, но ваше предложение я принимаю. Антиллес смотрел на Дэйва и думал, что бессонная ночь пошла парню явно на пользу. То, каким он был вчера и сейчас — две большие разницы. Будто подменили человека. Что ж, первый шаг к взрослению сделан. — А знаете, сэр… Самое смешное, что когда я был в учебке, меня невзлюбили за то, что я родом с Кореллии. Мне говорили, что я — потенциальный предатель. Мол, кореллиане или повстанцы, или контрабандисты. Я всё время доказывал, что это не так, обижался и даже дрался. А вон оно как всё повернулось. Судьба явно сыграла со мной злую шутку. Я — кореллианин. И я только что заявил вам, что перехожу на сторону Республики. Мои недруги оказались правы. Юноша слабо усмехнулся. Ведж расплылся в широкой улыбке. — Я бы сказал, что твоя кровь просто дала о себе знать. Что поделать, не можем мы, кореллиане, жить тихой и скучной жизнью. То, что ты уехал на Гарки, не значит, что ты перестал быть кореллианином. Ты пытался быть кем-то другим, но у тебя не получилось. — Наверное… Кстати, о Гарки. Сэр… А что теперь будет с моей семьёй? Если в Империи узнают о моём предательстве, они могут пострадать. Но они же ни в чём не виноваты! Мои родители абсолютно мирные люди! И у меня младшие брат и сестрёнка, они ещё маленькие, что будет с ними? Я боюсь за них. — Я подумаю, что тут можно сделать. Обещаю, твоя семья не пострадает. При этих словах глаза у Антиллеса как-то странно блеснули, он даже отвернулся на миг. Дэйв запоздало вспомнил, что мать рассказывала о родителях Веджа. Они ведь погибли… Впрочем, генерал быстро справился с собой. — Но что вы можете сделать? Ведж пожал плечами. — Базу мы захватили, информация, которая там хранилась, в том числа личные дела пилотов — в наших руках. Генерал Тосск отправил сообщение о налёте, больше он ничего не успел. Он так торопился спасти свою шкуру, что не уничтожил даже секретную информацию. А мы уж придумаем, как ею воспользоваться. В Империи не узнают, что ты и твои сослуживцы перешли на нашу сторону до тех пор, пока ваши семьи не будут в безопасности. Не будет информации — не будет и репрессий. Можно будет так же попросить наших «ледорубов» вшить в сеть фальшивую информацию о переводе личного состава. Пусть имперцы думают, что вы тихо-мирно служите в каких-нибудь маленьких гарнизонах. Проверять вряд ли кто будет. — Спасибо, сэр! — с чувством воскликнул юноша. — Не за что. Знаешь, я думаю, что скоро ты сможешь увидеть своих родных и поговорить с ними. Про точные сроки ничего не скажу, но наверняка Гарки уже не долго будет оставаться имперской планетой. Дэйв просто не нашёлся, что сказать. Он жутко скучал по своей семье и многое бы отдал, чтобы обнять своих родных. Сейчас он просто не хотел думать о том, как будет объяснять им всё то, что он сделал… Как-нибудь, да объяснит… — Тогда я больше не буду сомневаться, генерал. — Вот и хорошо. Ну, так как? Твоё решение окончательное? — Да, сэр. В Империю я не вернусь. Останусь у вас. — Тогда пойдём. В лазарете тебе больше делать нечего. С этого дня начинается твоя новая жизнь.Глава 9
16 мая 2014 г. в 22:10
Этим же вечером к Дэйву зашёл Седрик Донован. Юноша был искренне рад видеть своего бывшего командира, а тот своего теперь уже бывшего подчинённого, ведь эскадрильи Каратели по сути уже не существовало. Донован крепко обнял юношу, затем отстранился от него и оглядел с головы до ног.
— Хорошо выглядишь, малыш. Я боялся, что мы тебя потеряли… Что ты не выживешь. Никогда бы себе этого не простил.
— Вы то здесь при чём, сэр? Я сам виноват. Много глупостей наделал, вас подвёл…
Они долго говорили. Донован рассказал о сражении со своих слов, и его рассказ только подтвердил то, что уже рассказал Антиллес. Значит, Тосск на самом деле пытался сбежать и бросить их. Вот ублюдок… Всё ещё странно было от мысли, что враги проявили настоящее благородство, в отличие от своих.
Тему о предложении республиканцев юноша долго не решался поднять, но майор сам подтолкнул его к этому.
— Ты ведь не просто так хотел меня видеть, Дэйв. Хочешь посоветоваться? Хочешь знать, что я думаю о предложении Антиллеса?
— Да, сэр…
Донован вздохнул.
— Не буду скрывать, я уже решил для себя. И это решение далось мне нелегко. Я согласился…
Дэйв вздрогнул и во все глаза уставился на бывшего командира. Он подозревал, что Донован может сказать ему именно это, но всё равно оказался не готов. Увидев его смятение, Седрик крепко взял его за плечо.
— Сядь. Я попробую всё тебе объяснить.
Сам он устроился на том же стуле, на котором недавно сидел Антиллес. Собравшись с мыслями, Донован продолжил.
— Всю свою сознательную жизнь я верой и правдой служил Империи. В юности я думал — это самое лучшее, что может случиться в моей жизни. Я верил всему, что мне говорили. Но много раз мне приходилось видеть, какими методами действует Империя, приходилось участвовать в таких операциях, которые мне потом снились в кошмарах. Нам говорили, что мы уничтожаем повстанцев, что они — враги. И повстанцев я убивал, не испытывая сожаления. Но я не мог не замечать, что большинство из тех, кого мы убивали — просто мирные жители… Империя часто устраивала карательные операции. Уничтожить целый город из-за того, что кто-то из жителей не лоялен режиму, было обычным делом. Вот это мне не нравилось.
— Когда взорвали Альдераан, нам очень долго вешали лапшу на уши… Вину свалили на самих альдераанцев и на повстанцев, и ещё на самоуправство Таркина. Дескать, Император был искренне расстроен гибелью планеты, он такого приказа не отдавал. Тогда же началось массовое дезертирство имперских военных в ряды повстанцев, особенно тех, кто сам был родом с Альдераана. А я продолжал верить режиму… Да, тогда я ещё верил, что Империя, несмотря ни на что — это нормальное государственное устройство, а повстанцы баламутят воду и делают только хуже. И пока был жив Император, я служил ему верой и правдой.
— Но чем дальше, тем чаще мне приходилось договариваться с собственной совестью. Часто приходилось закрывать глаза на очевидные вещи. Как бы от нас ни скрывали некоторые неприятные моменты, рано или поздно правда выходила наружу. Мы боялись задавать вопросы, а кто не боялся, того обвиняли в сочувствии повстанцам.
Донован ненадолго замолчал, собираясь с мыслями.
— Был у меня в подразделении один парнишка. Молодой, горячий… Очень славный. У него и в мыслях не было вредить Империи, но он совершенно не умел держать язык за зубами… В общем, его обвинили в государственной измене. За то, что однажды он вслух высказал своё мнение о том, что истребители повстанцев гораздо круче, ведь у них есть гипердрайв и щиты. А кто-то донёс… Я пытался защитить его, но сделал только хуже. Военный трибунал приговорил моего пилота к расстрелу… А на меня и на всю эскадрилью легло пятно позора…
— Я знаю, что парень был ни в чём не виноват. Просто знал. Он был весь как на ладони. И то, что он сказал — было сказано без задней мысли. Наверное, каждый из нас про себя время от времени задавался вопросом, почему наши истребители не оборудуют щитами. Ладно гипердрайв, но щиты реально бывают нужны. Этого пилота звали Тарон Гэст, и ему был всего двадцать один год, когда его расстреляли…
Седрик со свистом втянул воздух и ненадолго отвернулся от Дэйва. Когда Донован снова смог продолжить, голос его предательски дрожал.
— Эскадрилью расформировали и провели тщательную проверку на лояльность. А меня и самого заподозрили в измене. Уж больно рьяно я защищал своего подчинённого. Тогда я был в звании полковника и помимо этой эскадрильи в моём подчинении были и другие — я командовал лётной группой. Но никакие мои заслуги перед Империей могли меня не спасти, я знал это. В общем, я ждал чего угодно, в том числе и повторения судьбы своего пилота.
— Вердикт военного трибунала удивил меня своей мягкостью. Меня понизили до капитана, лишили командования группой, но оставили право командовать одной эскадрильей, и отправили служить на внешние территории. Я был несказанно удивлён, но немного позже узнал причину такого мягкого решения. Как раз случилось сражение при Эндоре. Наши силы были разбиты, а Император погиб. Вынося мне приговор, военные судьи уже знали об этом. Видимо, они посчитали, что в таких условиях я нужнее живым.
— И вот тогда я словно попал в страшный сон. С одной стороны, во мне говорила сильная обида — я то знал, что не виновен. С другой стороны, мне хотелось доказать всем, чего я стою. Я вернулся на службу и старался всё делать, как надо. Но во мне будто что-то надломилось. Последние годы я держался исключительно на чувстве долга и служил скорее по инерции. Да, мне удалось вновь добиться повышения в звании и вернуть доверие командования, но сам я смотрел на мир уже иначе. И чем успешнее становились повстанцы, тем больше у меня возникало вопросов. Чем дольше я служил при разных военачальниках, которые только и хотели, что оторвать себе кусок пожирнее, тем меньше уважения я испытывал и к ним, и к тем, кто стал управлять Империей после гибели Палпатина. Я исправно продолжал делать свою работу, но отныне я решил, что отвечаю только за себя и своих людей.
— А ещё я не мог молчать, когда видел откровенную некомпетентность, подхалимаж, трусость и глупость. Меня за это, мягко скажем, недолюбливали, и один перевод следовал за другим. За последние несколько лет я сменил столько различных мест службы, что тебе и не снилось, парень. И каждое из них было хуже предыдущего. Да, отчасти я сам виноват, но мне почему-то кажется, что мои начальники испытывали несказанное удовольствие, когда думали, в какую дыру меня сослать. И вот однажды я оказался под началом генерала Тосска. Перевод к нему — это было чистой воды издевательство. Он олицетворял в себе всё то, что я ненавижу. Чтобы совсем не сойти с ума, я муштровал вас, балбесов, и старался сколотить из вас нормальную эскадрилью, хотя понимал, что сделать это будет сложно. И знаешь, думаю, у меня получилось… Вы отличные ребята. И хорошие пилоты.
— Спасибо, сэр! А вы — замечательный командир. Я очень рад, что попал именно к вам. Даже не представляю, что со мной было бы, если бы не вы…
Донован устало улыбнулся.
— Тебе спасибо, Дэйв… И прекрати уже мне «сэркать». Сейчас я уже не твой командир. И даже не старший по званию офицер.
Юноша помотал головой.
— Это не имеет значения. Для меня вы всегда останетесь командиром.
— Ладно, толку тебя сейчас переубеждать. Ну, а что было дальше, ты знаешь. Появление сил вторжения и приказ Тосска не сдавать базу стали для меня последней каплей. Я нарушил приказ и присягу. Я теперь предатель, а невольно из-за меня пострадали и вы. Мне тяжело об этом говорить, да и чувствую я себя паршиво из-за всего этого. Но я принял предложение Антиллеса выйти из боя, потому что больше не мог служить такой Империи. И потому что хотел сохранить вам жизни. После у меня ничего не осталось… Но теперь я надеюсь начать в Республике новую жизнь.
Надолго повисла тишина. Бывший командир погрузился в какие-то свои мысли, а Дэйву было нужно время, чтобы разложить услышанное по полочкам и понять, как к этому относиться. Наконец, юноша решился.
— Сэр… Я понял вас. И не вправе осуждать. Но что же делать мне?
Седрик посмотрел на него очень внимательно и серьёзно, обычно такой взгляд комэска говорил о том, что он хочет сейчас сказать что-то очень важное.
— Дэйв… Я знаю, ты хочешь услышать от меня сейчас, как тебе поступить. Но я хочу сказать тебе вот что. Однажды я уже принял решение за тебя, и сейчас ты находишься на Корусканте в окружении тех, кого недавно считал врагами. Получается, это результат моего решения. Я хорошо помню, как ты не хотел принимать решение сам… И как тебя поддержали другие. Я уступил вам, всё же вы совсем ещё молодые и неопытные, и вот теперь мы имеем то, что имеем. Сейчас ты снова на перепутье. И спрашиваешь меня, что делать дальше. Так вот, больше я не буду советовать тебе, Дэйв. Не потому, что не хочу или мне жалко. Просто… Я не должен был и тогда поддаваться на уговоры. Ты уже достаточно взрослый, если судить по годам, но какой же ты, в сущности, ещё ребёнок… Тебя научили летать на истребителе, но забыли научить принимать самостоятельные решения. Я не всегда буду рядом, малыш. И не всегда смогу тебе подсказать, что и как делать. Пора повзрослеть, Дэйв. Пора научиться брать на себя ответственность, и быть готовым отвечать за свои поступки. Без этого ты пропадёшь или всю жизнь будешь делать то, что велят другие, а это неправильно. Учись решать сам.
— То, что предлагает тебе Ведж Антиллес, касается прежде всего тебя самого. И не мне решать, как тебе поступить. Сейчас настал такой момент, когда только ты сам можешь решить. Не обижайся, но это так. Какое бы решение ты ни принял, не сожалей. И не оглядывайся на других. Это твоя жизнь и только твоя.
Юноша смутился и потупил взгляд.
— Наверное, вы правы, сэр… Знаете, моя мать всегда считала, что я домашний мальчик. Отец хотел, чтобы я продолжил его дело. А я… А я не мог даже понять, что хочу я сам. Я даже не мог определиться, куда мне поступать, какую профессию выбрать. Всё ждал, что на меня снизойдёт озарение, и я всё вдруг пойму. Пока я думал, меня призвали в имперскую армию… А теперь я нахожусь в военном госпитале на Корусканте и не знаю, переметнуться мне на сторону врага, когда до этого остался лишь шаг, или нет. Вот такие превратности судьбы…
Он истерически рассмеялся.
Донован с сочувствием посмотрел на бывшего подчинённого.
— Прости, но тут я тебе не помощник.
Он встал и направился к выходу.
— Отдыхай, набирайся сил. А потом реши, что для тебя лучше. Найди потом меня.
После ухода майора лучше не стало, и ничего не прояснилось, как надеялся Дэйв. Скорее, даже наоборот. Ему не оставили никакой лазейки, чтобы можно было переложить ответственность на других. Лёгких решений больше не было. И отступать тоже было больше некуда… Юноша понимал, что комэск прав. Каждый отвечает за себя, решение о своей дальнейшей судьбе должен принять только сам Дэйв… И повзрослеть, наконец. Но как же это было сложно…