Амарант у изголовья

Мама уверяет, что так будет лучше для меня до поры до времени. Она навещает меня каждую пятницу, заходит, захватив с собой тлеющий шелест засыхающей осенней скатерти и подрагивающую, как листочек липы на озерной глади, виноватую улыбку. Она касается моих пальцев, спутанных прохладной воздушной паутиной, сжимает мои руки в своих, шепчет, что «такие худенькие стали», хотя моя ладонь – близнец ее ладони.Она рассказывает, что в младенчестве «ручонки были у меня миниатюрные, так что кулачок с грецкий орешек», а сама я – «махонькая-махонькая», прижмешь, бывало, к груди и баюкаешь, словно перепеленка. «Легонькая…». А потом мама уговаривает меня потерпеть еще немножко, пока за оконными рамами не опадут лепестки сливы, и тогда пахнуть от нее будет совсем иначе, и улыбаться она будет по-другому. Мистер Крепелин каждое утро выкладывает на тарелочки коротенькое ожерелье из жемчужин - я должна их проглатывать. Мне их жаль: они бездомны, так одиноки без своих перламутровых раковинок. Вот я их и глотаю, чтобы нам всем было хорошо. Только мне отчего-то потом не спится, или я все же сплю и вижу сновидение, будто бы со мной все творится наяву. Я гляжу на выбеленный немой потолок и слежу, как тень копошится то в одном углу, то ползет в другой, и там таится от меня. Мне чудится, разгадай я ее сумбурные пляски — увижу сквозь безликое полотно… что же наверху. А когда мне не спится две или три ночи подряд, является Незнакомец. Так я называю моего визитера. Портрет я его не помню в деталях, словно картина вся в дымке, или на него сверху накинули сизую плотную вуаль. Кажется, я его люблю. Когда-то один мальчик с глазами-смарагдами говорил, что дух по имени Баку выгоняет прочь кошмары. Мой Незнакомец – тот самый Баку, видимо. Но он весьма печален несмотря на то, что я всегда жду его прихода. Он улыбается не так, как мама, но если бы мама была покинутой жемчужиной, то улыбалась бы так же, думаю. Незнакомец зовет меня Ширли, это имя, спасенное глубоким всепроникающим, как пещерное эхо, голосом раздувает меня, словно искорку, и я тогда не гасну. Он присаживается на краешек постели, и мы плетем бесконечные беседы обо всем, о чем только сердце пожелает. Кроме одного. Он никогда-никогда не говорит, кто он. Сначала я спрашивала, но он вздрагивал, будто от удара хлыста, и сокрушенно покачивал головой - мой мятежный маятник. Зачем он со мной играет в прятки, скрываясь под маской, такой же белой, как потолок над нами, с тенью переживаний. Мне становится жалко Баку, и я больше не задаю подобных вопросов. А еще, Незнакомец ругает мистера Крепелина и других незнакомцев. И мою бессонницу. Бывает, он ляжет рядом, сбоку, там, где кровать обрывается в бездну, обнимет меня, чтоб я не сорвалась вниз, и наполнит мой слух речитативом. А потом нескладными колдовскими песнопениями, которые заучивает наизусть ради меня, могу поспорить. Точно-точно, даже не буду спорить. Я тихонько подпеваю его колыбельным… Незнакомец ласково поглаживает мой лоб, закрывает ладонью мне веки, и я засыпаю, погружаясь в ватный запутанный кокон видений. Но мне не страшно, я не боюсь, ведь Незнакомец со мной: там и тут, тут и там. Когда нет мамы, он всегда около меня. Меня держит и ведет через безликие белые барьеры. В следующий раз, прежде чем он выйдет за ту дверь напротив, я обязательно проснусь заранее и попрошу моего гостя подарить мне... подарить мне букетик амаранта. Чтоб помнить о том самом дне, когда мы вместе, взявшись крепко-крепко за руки, пересечем пределы стен, рам, потолков… *** Игра на звучании слова: 1) название растения, произошедшее от греческих слов "maraino" — "я не вяну" и "anthos" — "цветок"; 2) с латыни «amar» означает «любить», а «amaro» — «горький»;