Воскресший

      Шасси самолета коснулись земли, вызвав небольшую тряску. Я крепко сжимала подлокотники кресла, прислушиваясь к бьющемуся где-то у горла сердцу. Давно забытый страх полетов снова дал о себе знать. Именно сейчас, так не вовремя. Но полета ли я так боюсь? Люди громко аплодировали, а я не могла выкинуть из головы давно прочитанную статистику, сообщающую о том, что большинство авиакатастроф происходят во время взлета, посадки и торможения. Предплечья коснулись теплые пальцы, и я приоткрыла один глаз, чтобы взглянуть на их обладателя. Дмитрий Беликов, человек, ради которого я проделала долгий путь, исколесив четверть земного шара. Сейчас он сидел рядом и с тревогой вглядывался в мое лицо.       ― Ты в порядке? ― наконец спросил он еле слышным шепотом.       Испугавшись, что голос дрогнет, я просто кивнула. В глубине души мне все еще не верилось, что все это на самом деле реально, что я действительно сейчас сижу в самолете с человеком, которого люблю, а совсем скоро окажусь в месте, где любят меня. В голове не укладывалось, как нас отпустили. Дмитрий еще две недели назад считался стригоем, эффектно замаскированным под нормального дампира, шпионом и предателем. Я почувствовала, как улыбка скользнула по напряженным губам, когда вспоминала все усилия, которые пришлось приложить Лиссе, чтобы вернуть ему доброе имя. И они поверили. Это было непросто. Да что там, если бы я не знала Беликова так хорошо, то первая изучала бы его под микроскопом на лабораторном столе. С младенчества нам в головы вдалбливали одну непреложную истину: стригои ― самое большое зло, которое только может вообразить себе вампир или человек. После обращения в них не остается ничего от прежней личности. Ни любви, ни доброты, ни тепла. Только расчетливая злость и безумная жажда крови. Я убедилась в правдивости этого убеждения тогда, в Сибири. Но теперь я убедилась и в том, что стригоя возможно вернуть, что его душа не потеряна для мира. Что, если она прячется где-то глубоко внутри, запертая и спрятанная под десятками слоев тьмы? Какой силой и мощностью должен обладать свет, чтобы вырвать душу из этого плена, изгнав тьму? Все это настолько немыслимо, что я бы сочла себя сумасшедшей, если бы прямо сейчас не держала за руку живое доказательство моей вменяемости. Кстати, о нем...       ― Вообще-то это я должна спрашивать, в порядке ли ты, ― я позволила капельке иронии просочиться в голос. Дмитрий был бледным. Если бы я не видела отблеск солнца, проникаюшего сквозь иллюминатор, в его карих глазах, то решила бы, что все мои мысленные рассуждения последних пяти минут ― чистой воды бред, настолько цвет кожи Беликова был похож на цвет кожи стригоев. Я слегка сжала его ладонь, и Дмитрий скривился.       ― Все в порядке.       Немногословно, ну да ладно. Все-таки, не каждый день он собирается объявиться перед семьей с сообщением, что не умер, а отнюдь, вот он, живой, здоровый и счастливый. Еще в США я предлагала ему позвонить в Бийск и сообщить родным новость. Но каждый раз, когда об этом заходила речь, Дмитрий бледнел и отрицательно мотал головой. О причинах своего решения он сообщать не торопился. Да я особо и не спрашивала, в конце концов это его семья и его выбор. Кстати...       ― Ты так и не рассказал мне, почему отказывался позвонить родным.       Дмитрий моргнул и удивленно взглянул на меня.       ― Я думал, ты поняла.       Я отрицательно покачала головой, изо всех сил пытаясь не выглядеть дурой.       ― Роза, ― вздохнул Беликов, ― скажи, что бы ты подумала, если бы я позвонил тебе в тот момент, когда ты знала, что я стригой, и сообщил, что вернулся, стал тем прежним Дмитрием-дампиром?       Я сдавленно охнула. Я действительно дура. Но Дмитрий, казалось, ждал ответа. Очередной нериторический вопрос.       ― Я... ― слова не давались. ― Я бы решила, что ты звонишь мне, оставаясь стригоем, для того, чтобы поиздеваться, причинить боль. Я бы не поверила, решила бы, что это очередная стригойская забава ― пытка того, кто тебя любит... ― когда слова были произнесены, на меня накатил ужас. Я крепко сжала его руку, оставляя на ней красные отпечатки пальцев, и, чуть помедлив, сказала: ― Ты правильно сделал. ― Затем усмехнулась и добавила: ― Ты всегда мыслил дальновиднее, товарищ.       ― Не переживай, все будет хорошо.       ― Эй, это должна была сказать я!       ― Да какая, собственно, разница? ― он усмехнулся. Хоть какой-то прогресс.       В последние дни он улыбался не так часто, как мне бы того хотелось. Наверное, теперь, после всех объяснений, я могу его понять. Конечно, он волнуется. Волнуется перед встречей с семьей. Черт возьми, теперь начала волноваться и я. В Бийске полно прошедших обучение дампиров... Святые небеса, чем же я думала раньше?.. Как бы то ни было, отступать поздно.       За время паспортного контроля и покупки билетов на автобус до пункта нашего назначения мы не сказали друг другу ни слова. Только крепко держались за руки, что было гораздо значимее любых слов. Уже в автобусе, задумчиво ковыряя пальцем разрезанную обивку жесткого сидения, я тихо спросила:       ― Волнуешься?       Дмитрий едва заметно вздрогнул. Все было понятно без слов. Он не просто волнуется ― он в ужасе. Его эмоции будто передались мне, и меня передернуло от возникшего где-то в груди тугого комка страха и волнения. Словно клубок змей медленно шевелился между легких, иногда задевая сердце и желудок. Внезапно возникшее чувство тошноты можно было списать на сильную тряску автобуса, но я знала, что транспорт не при чем.       Беликов не открывал взгляд от стекла, невидящими глазами провожая деревья сибирских лесов. Вдоль дороги мелькнула табличка "Бийск", появились первые дома, и водитель сбавил скорость. Только сейчас я обратила внимание на закатное солнце. Паспортный контроль и дорога до города заняли гораздо больше времени, чем мы предполагали. Совсем скоро окончательно стемнеет.       ― Ты уверен, что идти к ним сейчас ― хорошая идея?       После нескольких секунд молчания Дмитрий тихо ответил:       ― Не уверен. Но я знаю, что если я не увижу их сегодня, то мне не хватит духа увидеть их завтра.       Внезапно Дмитрий поднялся с места, и жестом указал мне на выход. Я пропустила его вперед и пошла следом, не забыв прихватить с багажной полки рюкзак. Беликов наклонился к водителю и что-то ему сказал. Мужчина кивнул и затормозил. Автобус остановился на обочине, его двери раскрылись, а Дмитрий, все так же держа меня за руку, спрыгнул на землю, так что мне пришлось прыгать за ним. В легкие тут же ворвался знакомый запах хвойного леса и свежести. Как он мог соседствовать с городским пейзажем и вереницей автомобилей ― для меня оставалось загадкой.       ― Отсюда совсем близко до... моего дома, ― на последней фразе он слегка запнулся, но затем взял себя в руки и потянул меня в сторону пешеходного перехода.       Город совсем не изменился. Чего уж там, не так давно я тут и была. Солнце совсем скрылось за горизонтом, на улицы опустились сумерки. Семь-десять минут спокойной ходьбы ― и мы у дома семейства Беликовых. Дмитрий неуверенно сделал два шага по направлению к двери, но замер на месте.       ― Роза... ― неуверенно начал он. ― Мне страшно.       ― Я знаю, ― я попыталась придать голосу как можно больше уверенности и оптимизма, хотя на самом деле их не чувствовала. ― Но отступать некуда, товарищ. Хочешь, я пойду первой и подготовлю их?       Дмитрий кивнул и отошел в тень большого дерева, росшего во дворе.       Я сделала несколько глубоких вдохов, почувствовав, как слегка закружилась голова. Спокойно, Роза, спокойно. Взгляд Дмитрия буквально прожигал дыру промеж лопаток. Я буквально заставляла себя передвигать ноги, делая шаг за шагом по направлению к двери. Видела, как поднимается рука, но это словно не моя рука. Будто не моя рука сейчас три раза постучала в створку. Как я и говорила, отступать некуда. Дверь распахнулась почти сразу, как будто кто-то стоял за ней и ждал, пока мы подойдем. Алёна. Судя по кошельку в руке, собиралась в магазин за покупками.       ― Роза? ― она явно не ожидала меня увидеть. ― Ох, какими судьбами? ― женщина заключила меня в приветственные объятия, я словно окаменела, не в силах ответить ей тем же. ― Роза, что-то случилось? На тебе лица нет... ― Алёна отошла на шаг назад, неуверенно оглядывая меня с ног до головы.       Ну хватит. Я сглотнула и сделала еще пару вдохов.       ― Алёна, то, что сейчас произойдет может показаться величайшей ложью, дурной шуткой или жестоким розыгрышем. Пообещайте мне, что не станете принимать поспешных выводов и послушаете свое сердце...       ― Роза, я не понимаю, ― попыталась возразить она.       ― Просто пообещайте.       Несколько мгновений Алёна напряженно вглядывалась в мое лицо, пытаясь найти в нем ответы, но наконец сдалась и кивнула. Я отошла в сторону одновременно с тем, как Дмитрий сделал первый шаг, выходя из тени. Алёна прищурилась, пытаясь рассмотреть его лицо. По мере медленного приближения Беликова ее глаза раскрывались все шире и шире. На лице миллионами красок играло недоверие. Наконец Дмитрий остановился прямо перед ней, и по ее щеке прокатилась первая слеза.       ― Здравствуй, мама, ― тихо сказал он и замер. Замерла и Алёна. Она не моргала и, казалось, даже не дышала. Минута ― и о землю стукнулся выпавший из руки кошелек.       ― Димка... ― на выдохе произнесла она, бросаясь к сыну и заключая его в крепкие объятия. Затем ее руки заскользили по нему, ощупывая руки и спину, зарылись в волосы, задержались на щеках. ― Теплый... живой... ― Слёзы струились из глаз, капая на его пыльник. ― Но как? Как такое может быть?       Дмитрий молчал, легко поглаживая ее спину. Я знала, что он просто не может поверить, что все оказалось так просто.       ― Мам, почему ты не закрываешь... ― показавшаяся в коридоре Виктория запнулась на полуслове, когда увидела гостя. Алёна повернула к ней заплаканное лицо и протянула руку. ― Дима, это ты. Это правда ты. Живой? Дампир? ― она взглянула на мать и, увидев кивок, радостно взвизгнула, бросившись брату на шею. ― Живой! Живой! Живой!       Я сглотнула комок в горле. Сцена семейного воссоединения была чересчур... интимной, что ли. Так что я разумно решила уйти куда-нибудь подальше и не мешать им. Но стоило мне развернуться и сделать первый шаг, как мою руку схватила чья-то цепкая небольшая ладонь и потянула к дому.       ― Ну и куда ты собралась, Роза Хезевей? ― Виктория крепко меня обняла. ― Задумала убежать от нас в такой момент? Не выйдет!       Я беспомощно посмотрела на Дмитрия, но поддержки не увидела. Вместо этого в его глазах горел лукавый огонек веселья.       ― Что за шум и почему все на улице? ― из дома вышла Ева Беликова. Увидев внука, она расплылась в улыбке и сказала: ― Наконец-то! А я все думала, когда ты соизволишь к нам приехать?       Алёна непонимающе посмотрела на нее.       ― Ты знала, что он жив?       Ева покачала головой:       ― Нет, но я знала, что Роза обязательно вернет его нам.       Я не заметила, как мы все переместились в гостиную и сидели с чашками горячего чая в руках. Дмитрий смеялся, окруженный теплом и любовью родных. Нам пришлось рассказывать историю его спасения трижды, сначала для Алёны, Евы и Виктории, затем для Каролины и Софьи, пришедших позже. Но каждый раз уже слышавшие ее слушали снова, затаив дыхание.       ― Димка, я все еще не могу поверить, что ты жив, ― Алёна погладила его по щеке, а Беликов тепло улыбнулся.       ― Мам, я и сам до сих пор не могу в это поверить.       ― Знаете, ― подала голос Виктория, ни на шаг не отходившая от Дмитрия весь вечер, ― у меня есть предложение. Мы устраивали большие поминки, чтобы проводить его в последний путь. И сейчас я предлагаю устроить праздник, чтобы отпраздновать его воскрешение!       Семья дружно поддержала ее идею, женщины немедленно начали приготовления.       В это время Дмитрий отвел меня в сторону.       ― Спасибо, Роза, спасибо тебе за все.       Я не знала, что ответить, лишь спросила:       ― Ты счастлив?       ― Моя семья приняла меня обратно. Моя любимая рядом со мной, и уже ничто и никто не сможет разлучить нас. Да, Роза, я счастлив. Я безумно счастлив!