Альфа и Омега

Деспин Таль, следователь по особо важным делам центрального управления федеральной службы безопасности, больше всего на свете не любил две вещи: полное название своей должности (можно язык сломать каждый раз выговаривая) и рано вставать. Он пил третью подряд чашку кофе: во рту стоял горький привкус, сердце стучало быстрее, чем ему бы того хотелось, а голова по-прежнему отказывалась просыпаться. На этой стадии дознания, как, впрочем, и на любой другой, дискомфорт должен испытывать преступник, а не следователь. Жаль, что нельзя перенести допрос на вторую половину дня: президент лично следит за прогрессом. Он снова поднес чашку к губам и с удивлением обнаружил, что она пуста. Помедлил секунду, решая, рискнуть ли на четвертую, но все же отставил в сторону и задал следующий вопрос: – Кто предоставил вам план внутренних коммуникаций комплекса? – Справочник. Стандартная информация, в свободном доступе для коммунальных служб, – заключенный фыркнул, словно старался не рассмеяться. Это послужило последней каплей. – Я надеялся обойтись без экстремальных мер. Наивно с моей стороны, учитывая вашу репутацию. Но я готов предоставить вам последний шанс. – И если я им воспользуюсь, мы мирно выпьем кофе и разойдемся по своим делам? – Если вы им воспользуетесь, мы обойдемся без ментального сканирования. Прикованная к подлокотнику рука непроизвольно дернулась, пальцы обхватили металл. Таль поспешил закрепить успех. – У вас есть выбор. Пока еще есть. Итог будет один и тот же. Мы получим ответы. – У меня всегда есть выбор. – Мы уже знаем, что вы пытались убить советника Эйвона. – Пытался? Так он жив? – Деспин мог поклясться, что в голосе заключенного прозвучало неподдельное облегчение. Странно... он ожидал услышать разочарование. – Жив. И могу заверить, что у ваших сообщников не будет второго шанса. – Сообщники – у вас. У меня – соратники. – Не самое подходящее время играть словами. Почему именно Эйвон? – Личные счеты. – Сомнительно. Кто рассказал вам о проекте «Альфа и Омега»? – Первый раз о нем слышу! – Разумеется! Это случайно так совпало, что вы решили свести личные счеты именно сейчас! За два дня до запуска программы! Следователь заставил себя успокоиться. Они пререкались уже второй час. Если так пойдет и дальше, он будет вынужден применить сканнер и надеяться, что информацию успеют считать раньше, чем у пациента выгорит мозг. Ментальное сканирование метод безотказный, но чреват необратимыми последствиями, особенно если объект ранее уже подвергался этой процедуре. Для начала придется использовать не столь радикальные способы. Жаль. Искренне жаль. После допросов третьей степени у следователя всегда болела голова. Недопустимая для его должности сентиментальность, но цивилизованный человек, а Таль считал себя таковым, не может спокойно относиться к чужим страданиям. Даже к страданиям закоренелых преступников. Он нажал звонок вызова охраны. – Отведите его вниз. Первичный протокол. Продолжим разговор через два часа. Если, конечно, вы не передумаете раньше, – не то, чтобы он на это рассчитывал... По крайней мере, не было нужды расписывать стандартную процедуру во всех красках: этот заключенный не хуже следователя знал, что его ожидает. Следователь подвинул к себе распечатку и еще раз прочитал досье. Безнадежно. Президент ждет, что за два дня он сделает то, на что в прошлый раз ушло несколько месяцев? Таль знал себе цену и знал так же, что несгибаемых людей не бывает. Дайте ему достаточно времени, и он получит нужную информацию, ни на шаг не отступив от правил. Но времени не было. Вздохнув, он отложил биографическую справку, и на этот раз не вычитав там ничего воодушевляющего. Врожденная сопротивляемость к психоиндукции, высокий болевой порог и воистину нечеловеческое упрямство. Вывел на экран отчет службы безопасности. Итак, в час ночи сработал сигнал тревоги в апартаментах советника Эйвона. Когда охрана комплекса прибыла на место происшествия, они обнаружили открытую нараспашку дверь и советника в состоянии аллергической комы, на полу валялся ампула из-под транквилизатора. Падая, Эйвон задел кнопку тревоги и только благодаря этой случайности остался жив. В момент получения сигнала была объявлена общая тревога, и спустя десять минут в подвальном этаже задержали неизвестного с поддельным удостоверением сотрудника коммунальной службы. Его отпечатки совпали с отпечатками пальцев на ампуле. После опознания немедленно известили президента, а на дальнем конце цепочки оказался сладко спящий после первого дня давно заслуженного отпуска следователь Таль. И теперь у него есть два часа, чтобы окончательно проснуться и продумать стратегию. К счастью, время шло к полудню, и в голове начало проясняться. Он как раз собирался включить монитор, чтобы понаблюдать за обработкой, когда услышал встревоженный голос своей секретарши. Девушка пыталась перекрыть вход, тщетно допытываясь, назначен ли незваному посетителю прием, но темноволосый человек в черном кожаном жакете одним неуловимым движением отодвинул ее в сторону и вошел в кабинет. Этого только не хватало! Сейчас советник сведет старые счеты прямо у следователя в кабинете, и кто будет за это отвечать? Явно не Керр Эйвон, его за это самое убийство уже один раз наградили. В тщетной попытке оттянуть неизбежное, Таль вежливо осведомился: – Советник Эйвон! Как вы себя чувствуете? – За исключением того, что меня только что пытались убить – просто прекрасно. Не нужно было быть медиком, чтобы посчитать эти слова некоторым преувеличением. До сих пор следователю не доводилось встречаться с советником президента по вопросам науки лично, но Таль сомневался, что это его естественный цвет лица. Эйвон был болезненно бледен: можно было подумать, что во всем его теле не осталось ни капли крови, темные глаза с расширенными зрачками казались нарисованными на белом лице, а губы цветом почти сливались с кожей. Советник не стал тратить время на пустые любезности: – Мне сообщили, что вы занимаетесь этим делом. Где мой несостоявшийся убийца? Я хочу задать ему пару вопросов, в частности, кто его подослал и что его нанимателю известно о проекте. Таль знал, что угроза в голосе Эйвона была направлена на другого человека, но все же вздрогнул, однако не собирался сдаваться под первым же натиском. – Вас правильно проинформировали, советник. Я занимаюсь этим делом. И задавать вопросы подследственному тоже буду я, – если Эйвона забыли проинформировать, о ком идет речь, у Таля все еще есть шанс избежать скандала. Эйвон подошел ближе, навис над столом, упершись ладонями о столешницу для лучшей устойчивости: после капельницы его немного шатало. – Вы, должно быть, плохо меня поняли, следователь. Я считаю себя достаточно терпеливым человеком, – любой, кто хоть что-то слышал о советнике, не говоря уже о личном знакомстве, знал, насколько это заявление далеко от истины, – за исключением случаев, когда речь идет о моей жизни. Где он? – Мои подчиненные проводят с заключенным образовательную беседу. И будут проводить ее еще два часа. – Прервитесь. У меня нет столько свободного времени. – Мне неимоверно жаль вам отказывать, советник, я понимаю ваш личный интерес, однако каждый должен заниматься своим делом, и это дело президент поручила мне. Пока вы не получите ее личное разрешение, я не могу позволить вам вмешиваться в ход следствия, – призрачный шанс таял на глазах. – Вот как. Я могу воспользоваться вашим интеркомом? – Разумеется, прошу, – шанс бесследно растворился в воздухе. Эйвон наклонился над клавиатурой и ввел свой код. На экране появилось несколько озабоченное лицо президента. Впрочем, озабоченность быстро сменилась ласковой улыбкой, и Таль вспомнил слухи, гулявшие по управлению несколько лет назад. Тогда еще было относительно безопасно обсуждать личную жизнь ее превосходительства. – Эйвон! Как я рада, что ты уже на ногах! Мне сообщили из госпиталя, что ты уехал, не дождавшись выписки. Как ты себя чувствуешь? Ты такой бледный! Может быть, тебе стоит вернуться в госпиталь? Я пришлю флайер. – Севелан. – он остановил поток любезностей одним словом, и улыбка немедленно пропала с лица женщины, словно ее стерли влажной губкой. – Да, Эйвон? – осведомилась она с выражением бесконечного терпения на лице. – Мне нужен доступ к делу. Я хочу знать, кто и почему пытался меня убить. – Как только у нас будут результаты, я немедленно тебе сообщу. Но сейчас тебе нужно отдыхать, а не волноваться из-за пустяков. – Ты считаешь покушение на мою жизнь пустяком? – Неудавшееся покушение, Эйвон, неудавшееся. Поверь мне, я сделаю все необходимое. Ты в полной безопасности. – Севелан, у меня появляется странное ощущение, будто ты что-то от меня скрываешь. С чего бы это? – Эйвон, через два дня состоится весьма важное событие, и я не хочу, чтобы ты отвлекался. – Мне хватит двух часов, чтобы выбить из него все, что он знает. Оставшееся время я со спокойной душой смогу посвятить проекту. И позволь тебе напомнить, что успех этого проекта напрямую зависит от состояния моей души. Я ведь могу случайно ошибиться, если буду нервничать. А я всегда нервничаю, когда меня пытаются убить. Таль сдавленно хмыкнул: два часа, как же! Это чтобы убить достаточно будет и двух минут, а вот разговорить... – Эйвон, поверь мне, если я поведусь на твой шантаж, будем называть вещи своими именами, у тебя окажется куда больше причин для волнения, чем сейчас. Я отказываю тебе для твоего же блага. – Последний раз я слышал эту фразу в пятилетнем возрасте, от своей матери, когда просил третью порцию мороженого. Странно, мне казалось, что у нас с тобой несколько иные отношения. На щеках президента проступили яркие пятна. – Ну что ж! Потом не говори, что я не предупреждала. Дайте Эйвону допуск, следователь Таль. Пусть хоть собственноручно его пытает, если захочет! – «Только не в моем присутствии», - успел подумать Таль, и монитор погас. – Вы слышали президента, следователь. Таль развел руками. – Я вынужден уступить. Но должен заметить, что это очень сложный случай, и я буду весьма признателен, если вы ограничитесь ролью наблюдателя. У вас нет надлежащего опыта. – Посмотрим. Что вы сейчас собираетесь делать? – Подключиться к камере наблюдения. Посмотреть, как проходит собеседование. – Не играйте словами. Я прекрасно знаю, в чем заключаются образовательные беседы в вашем ведомстве. Таль молча включил экран. Полное досье Керра Эйвона было закрыто даже для его уровня допуска, но, учитывая бурное прошлое, советник вполне мог иметь личный «образовательный» опыт. Он посмотрел на часы: на изучение бумаг и семейную перебранку с президентом ушло около получаса. Как раз на разогрев. На экране появилось стандартное помещение для допросов. Белая комната, яркий свет, кафельные стены и пол, сток в углу, стандартное оборудование на стеллаже, но его обычно использовали при повторных сессиях Трое спецтехников пока что обходились своими силами. Скорчившийся на полу человек глухо вскрикивал при каждом ударе, прикрывая голову скованными руками. Совершенно напрасно, впрочем, прикрывая. Били в живот и по почкам. Эйвон за спиной следователя подался вперед, чуть ли не вплотную уткнувшись в монитор. Как раз в этот момент заключенного подхватили под руки и развернули лицом к третьему специалисту. Тот не спеша, со вкусом ударил свою жертву в живот, умело выбрав уязвимую точку. Избитый человек задохнулся в немом крике, от падения его удерживали только руки палачей. Переведя дыхание, он из последних сил выпрямился и посмотрел прямо в скрытую камеру, словно знал, где она расположена. Из разбитого рта текла кровь, смешиваясь со струйками пота, глаза лихорадочно блестели. Следователь вскрикнул от неожиданной боли: рука Эйвона вцепилась ему в плечо, сжав сквозь плотную ткань мундира. Он обернулся и с удивлением обнаружил, что советник ухитрился побледнеть еще сильнее. Если раньше в его лице не было ни кровинки, то теперь кожа стала почти прозрачной. Эйвон медленно расцепил пальцы, как будто не сразу понял, что сжимает живую плоть, и тихо, не веря самому себе, произнес: – Блейк. – Теперь вы понимаете, насколько сложно будет получить информацию? Но Эйвон не обращал на следователя внимания. Он не отрываясь смотрел на монитор, вздрагивая при каждом ударе. Кто бы мог подумать, что этот человек настолько впечатлителен! Керр Эйвон напрямую или косвенно, через свои разработки, ответственен за смерть тысяч людей, и чуть ли не падает в обморок при виде простого избиения? С другой стороны, не каждый день тебя пытается убить покойник, которого ты собственноручно отправил на тот свет. Прошло несколько бесконечно долгих минут. Наконец Эйвон отвернулся от экрана, на котором продолжал корчиться от боли призрак из прошлого, и обратился к следователю. – Этого достаточно. На данный момент. Приведите его сюда. Талю пришлось применить всю свою профессиональную выдержку, чтобы не вздрогнуть. Эйвон улыбался. Искренней, широкой улыбкой. От уголков рта разбегались лучики морщинок. И от этой улыбки даже ему, следователю с десятилетним стажем, почему-то стало не по себе. Но Таль все же возразил: – Я обещал ему два часа. На этом этапе любое отклонение от протокола будет восприниматься как слабость с нашей стороны. Вы предоставляете ему преимущество. Лицо Эйвона приняло невыносимо-любезное выражение. – Приведите. Его. Сюда, – произнес он, выделяя каждое слово. Таль считал, что нужно выбирать, в какие битвы ввязываться. Пусть первый раунд останется за Эйвоном. Он вполне заслужил беседу с Роджем Блейком. Следователь только что имел двухчасовое удовольствие и в глубине души даже посочувствовал советнику. *** Прикованный к металлическому креслу человек медленно моргал, пытаясь сфокусировать взгляд. Голова казалась неподъемной и падала обратно на грудь вопреки всем его усилиям выпрямиться. Чья-то рука обхватила его за плечи, в распухшие губы уткнулась кромка стакана, и знакомый голос произнес: – Пей. Теперь он совершенно сознательно закрыл глаза. Не желая видеть. Рука на плечах была теплой, вода – холодной, льдинки стучали о стекло. Он пил медленно. Каждый глоток воды приближал неизбежное. Когда стакан опустел, он открыл глаза и произнес спокойным, обыденным тоном: – Спасибо, Эйвон, – рука тут же соскользнула с его плеч. Эйвон повертел пустой стакан в руках, поставил на стол и заметил: – Для трупа ты на удивление неплохо выглядишь. – Это легко поправимо. Достаточно дать тебе винтовку. Эйвон снова улыбнулся. – Не так быстро на этот раз. Для начала тебе придется ответить на несколько вопросов. – А ты теперь подался в палачи? Просто убивать тебе уже недостаточно? – Кто бы говорил! Ты только что пытался убить меня. Блейк неосторожно пожал плечами и сморщился от боли. – Ты все еще жив. – Ты тоже. Кстати, как тебе это удалось? – Спроси свою хозяйку. Она решила, что я могу ей пригодиться. – У меня нет хозяев! – ледяным тоном отчеканил Эйвон, начиная понимать, что эта перепалка оборачивается не в его пользу. – Разумеется, Эйвон, – мягко ответил Блейк, – ты свободный человек. Все, что ты делаешь, ты совершаешь по собственному выбору, – он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Таль мысленно записал первое очко в пользу подследственного и деликатно кашлянув, напомнил о своем присутствии. – У нас мало времени, советник. Если у вас больше нет возражений, я продолжу допрос. – Используйте сыворотку. Чтобы вбить в эту голову хоть немного ума, потребуются годы. – Советник, можно вас на минуту? – подхватив Эйвона под локоть, Таль вытащил его за дверь, прежде чем тот успел опомниться. – Давайте определимся. Или вы сводите личные счеты, тогда возьмите пистолет и застрелите его, или замучайте, или заговорите до смерти, на ваше усмотрение. Только не забудьте потом объяснить президенту, почему мы так ничего и не узнали. И не удивляйтесь, если в следующий раз вам повезет меньше, и его сообщники завершат начатое. Если же вы хотите получить результат, то не мешайте мне работать! Эйвон молча высвободил руку и внимательно посмотрел на следователя. До чего же обманчиво бывает первое впечатление. Куда девался мягкотелый бюрократ в неуклюже-сидящем мундире? Тускло-голубой водянистый взгляд обернулся льдом, черты затвердели, развернувшиеся в полную ширину плечи выдали военную осанку. – Вы не знаете Блейка так, как его знаю я. – И в этом мое преимущество. Он знает вас не хуже, чем вы его, – Таль заметил едва уловимое изменение во взгляде советника и быстро предложил компромисс, – я буду рад воспользоваться вашими советами, но в моем кабинете инициатива исходит от меня. Эйвон кивнул. – Я учту на будущее. При условии, что вы воспользуетесь моим советом прямо сейчас. – Разумеется. Поверьте, я горячий сторонник цивилизованных методов и собирался перейти к этому этапу как можно скорее. Предварительная физическая обработка всего лишь повышает восприимчивость к химическим средствам. Я немедленно вызову медтехника, – Таль перешел на привычный канцелярский язык, скрывая удивление: он не ожидал такой быстрой капитуляции. *** Как и любой другой метод дознания, так называемая «сыворотка правды» (произнести без запинки настоящее название препарата могли только его создатели) обладала рядом недостатков. В конечном итоге все снова сводилось к человеческому фактору – способен ли следователь задавать нужные вопросы. Таль заслуженно считался специалистом в этой области. Он умел не только спрашивать, но и слушать. Удивительно, но этим полезным навыком обладали далеко не все его коллеги. Прежде всего их интересуют имена сообщников. После личного знакомства Таль уже не сомневался, что Блейк вполне способен явиться в сверхсекретную лабораторию через главный вход с термосом взрывчатки под мышкой, поздороваться с охраной, заложить заряд у них на глазах и беспрепятственно удалиться, но кто-то ведь должен был для начала ему сообщить, где этот вход расположен! А заодно что именно нужно взрывать в первую очередь. Возможно, это тот же самый «кто-то» рассказал и о роли советника Эйвона в новом проекте. В любом случае, даже одного имени будет достаточно, чтобы потянуть за нитку. Медтехник прикрепил последний датчик, и, отступив на шаг, пояснил: – Нужно подождать несколько минут. Новый препарат, испытания показали повышение эффективности на пятнадцать процентов, но, к сожалению, он более токсичен, чем аналоги, антидот необходимо ввести в течение получаса. Таль возмутился. – Полчаса? О чем они там, в лаборатории, думают! Медтехник пожал плечами. – Распоряжение федерального фармацевтического бюро. Нас тоже никто не спрашивает. Следователь пожаловался Эйвону: – Видите, в каких условиях приходится работать! Всего полчаса на допрос, и что потом? Медтехник ответил, хотя вопрос был скорее риторический. – Если не ввести антидот, то полный отказ нервной системы. Это адская смесь, буквально выедает нейроны. Эйвон оторвался от планшета, в который неотрывно смотрел последние пять минут, и вкрадчиво поинтересовался: – Вы собираетесь работать или жаловаться на условия работы? – и, вспомнив, должно быть, о договоре, широким приглашающим жестом указал на кресло. Следователь отослал медтехника. – Я вызову вас через полчаса. Вернее, через двадцать пять минут. Будьте наготове, – проще отправить его сейчас и позвать, когда понадобится, чем потом заполнять бланки на стирание памяти. После этого Таль придвинул стул поближе и сел напротив заключенного так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Судя по внешним признакам, препарат как раз начал действовать. На лице Блейка появилось недоуменное выражение, словно он внезапно перестал понимать, где находится. Он с удивлением смотрел на собственные руки, прикованные к подлокотникам кресла, медленно сгибал и разгибал пальцы, как будто пытался осознать, что это за странные зажимы, и почему он не может двигаться. Следователь подождал еще немного, наблюдая за все нарастающим смятением объекта, потом мягким, дружеским голосом, столь не похожим на официальный тон допроса, произнес: – Все в порядке. Вы были больны, но теперь вам дали лекарство и все будет хорошо. Нужно только ответить на вопросы. Чтобы лекарство подействовало. Вы слышите меня, Блейк? Блейк задумался, не зная, слышит ли на самом деле эти слова, или все это просто сон. Ему уже снились такие сны, когда реальность вокруг меняется, перетекая из одного состояния в другое, и невозможно понять, что же действительно происходит здесь и сейчас, не за что ухватиться, некуда спрятаться. Нельзя даже пошевелиться, остается только беспомощно смотреть. Но во снах обычно царила тишина. Он осторожно кивнул. – Слышу, – время замедлилось, мысли неторопливо, почти ощутимо текли одна за другой, пытаясь выстроиться в цепочку: почему нужно отвечать, чтобы работало лекарство? Чем он болен, почему он здесь? Почему сквозь влажную пелену упорно пробивается ощущение неправильности? Нужно найти точку опоры. Тогда можно перевернуть мир. Нет, не нужно, мир в порядке. Что-то не так с ним самим. А в ушах уже шелестел новый вопрос. – Кто рассказал вам о проекте? Проект, альфа и омега? Как зовут этого человека? Мысли вроде бы зашевелились быстрее. Проект, альфа и омега. Начало и конец, охватывает все. Контроль. Нужное слово ускользало. Он обвел комнату взглядом в поисках подсказки и, найдя, радостно выдохнул: – Проект. Компьютеры. Эйвон! Таль поджал губы. Опять Эйвон. Разумеется, самое сильное из последних впечатлений перекрывает даже воздействие препарата. Он зафиксировался на самом ярком воспоминании, теперь о чем ни спроси, хоть о смысле жизни, ответ будет один и тот же. А Блейк тем временем развил мысль дальше. – Эйвон. Эйвон рассказал, как это сделать. А вот это уже интересный оборот. Следователь кинул быстрый взгляд на своего незваного помощника, пытаясь сообразить, где советник прячет оружие, если в жакете нет карманов, а кожаные брюки сидят, как влитые. Это объясняет, почему он так рвался принять участие в допросе, но зачем тогда настаивать на сыворотке? Они могли подстроить покушение, чтобы отвести подозрения, на арест никто не рассчитывал... Эйвон возмутился. – Я не имею никакого отношения, – и осекся, словно вспомнил о чем-то. Возмущение перешло в короткий смешок: – да, конечно, я рассказал. – Ты помнишь, – Блейк улыбнулся. Их уже двое в одной и той же версии реальности. Мир перестал вращаться и замер. А замерев, снова обрел смысл. Теперь он знал. Думать по-прежнему было тяжело, он с трудом подбирал слова, но теперь Блейк помнил, почему он здесь. И по чьей вине. Улыбка погасла, оставив на лице тусклую усталость. – Эйвон говорил, что глупо, когда один большой компьютер. Его легко взорвать. Нужно только найти. Мы нашли. Он бы сделал не так. Много маленьких компьютеров. В одной сети. Нельзя взорвать. Ничего нельзя сделать. Все части взаимозаме... - заме... - няемы, – выговорил он с третьей попытки, – а Орак контролер. Это было смешно. Победить, чтобы Эйвон поменял один компьютер на другой. Тогда было смешно. Ты для этого убил меня? – Блейк спросил вдруг совершенно трезвым голосом. Эйвон ответил: – Ты жив. Не могу только понять, зачем. Зачем тебе нужно быть живым, Блейк? Ради чего? Такое ощущение, что тебе нравится проигрывать. Вернуть власть честным людям, как же. Да ты не узнаешь честного человека, даже если столкнешься с ним в лоб. Все дело в тебе, без своей борьбы ты ничто. Ты не можешь остановиться, не можешь спокойно жить. И не можешь оставить меня в покое. Еще не все жертвы принес на алтарь? – Я всегда считал тебя честным человеком, Эйвон. – Я не честный человек. Я – живой человек. А ты – мертв. И на этот раз я позабочусь, чтобы ты таковым и остался. Таль, не отрываясь, смотрел на советника. Он многое повидал за годы службы: и стойких героев, что тратили все силы на удержание достоинства, и трусов, впадавших в истерику при одном только виде иглы, и холодных циников, умело ускользавших от ответов, и заискивающих лизоблюдов, не знающих, кого еще предать. Попадались ему герои, на проверку оказавшиеся трусами, и трусы, обернувшиеся героями. Иногда встречались более редкие разновидности – артистичные личности, так часто менявшие маски, что уже сами не могли вспомнить, какая из них подлинное лицо, женщины, ожесточившиеся в ненависти и мужчины, обезумевшие от любви. Он думал, что видел все. Но Керр Эйвон сумел удивить даже следователя федеральной службы безопасности. Таль и не подозревал, что можно сорваться в истерику с таким невозмутимым выражением лица. Эйвон произносил свою обличительную речь тихим, спокойным голосом, но так, что не оставалось ни малейшего сомнения – на самом деле он кричит, срывая горло. На губах застыла легкая, светская улыбка, какие раздают на президентских приемах полезным людям. А в глазах... в глаза было лучше не смотреть. – Это не поможет. Я не могу освободить тебя, Эйвон, извини. Я пытался, – Блейк никогда бы не произнес этого вслух, если бы не назойливая боль в горле, с каждой секундой становившаяся все сильнее. Он должен был говорить: несказанные слова, обжигая, рвались наружу, слишком много их накопилось за эти годы. Должен был, наконец, узнать правду. – Но свободу не дарят. Ее берут. – Иллюзии, Блейк, ты живешь в своих мечтах. Там у тебя есть право решать, есть силы и цель. А на самом деле ты здесь, – Эйвон указал на пыточное кресло, – и это единственная реальность. Он подошел совсем близко, следователь не успел понять, как его отодвинули в сторону. Только что Эйвон стоял в самом дальнем углу кабинета, отгородившись планшетом, и вот он уже нависает над прикованным к креслу человеком. – Это. Единственная. Реальность, – каждое слово сопровождал удар. – Это твоя цель. Твоя альфа и омега, – он бил со всей силы, не глядя, кровь из разбитых костяшек смешалась с кровью из разбитых губ. Блейк молчал, упрямо поднимая голову после каждого удара, и пристально всматривался в глаза Эйвона, как будто надеялся отыскать там нечто важное, скрытое за пеленой безумия, и только найдя, прокричал хрипло, обращаясь к Талю: – Да уведите же его отсюда! Вы разве не видите, что с ним! Следователь вздрогнул, словно с него сняли заклятье, и повиновался раньше, чем успел сообразить, что разумней было бы вызвать охрану. Но когда он дотянулся до советника, тот уже остановился сам. Эйвон стоял, рассматривая свои руки, будто бы не понимая, или наоборот, понимая слишком хорошо, почему они в крови. Блейк, едва слышно, одними губами выговорил, прежде чем провалиться в черноту: – Эйвон. Я не знал. *** Севелан с трудом оторвалась от монитора. Ах, Эйвон, Эйвон! А ведь она уже почти начала ему доверять. О, не настолько, конечно, чтобы разделить власть над миром, как предлагала когда-то, но достаточно, чтобы позволить просыпаться утром в своей постели. Нужно было хорошо ее знать, чтобы оценить этот знак доверия по достоинству. Эйвон ценил. За эти годы войны и бдительного мира он узнал ее слишком хорошо. Настолько, что сумел переиграть. Севелан рассмеялась: забавно, Блейк все же предал Эйвона. Те три выстрела теперь можно считать предоплатой. Но до чего же вовремя! Еще два дня, и Эйвон бы получил контроль над Федерацией. Заменить один компьютер другим, что может быть проще для компьютерного гения! И как же глупо, что ей понадобился Блейк, чтобы разглядеть очевидное. Севелан бросила последний взгляд на экран. Эйвон снова дошел до грани, и на этот раз она позволит ему упасть. Жаль, нельзя досмотреть спектакль, но через полчаса начнется заседание посольской ассамблеи Лиги Неприсоединившихся Миров, и хотя лига эта доживала свои последние независимые дни, не стоит намекать им на это столь недвусмысленным образом. Севелан ожидало место в президентской ложе и три часа скучнейших торжественных речей. Утешало только, что ко второму заседанию ассамблею распустят за ненадобностью. Орак занимал отдельную комнату, смежную с ее кабинетом. Севелан не хотела упускать суперкомпьютер из виду. Она достала из сейфа ключ и вставила в паз, раздалось знакомое мерное гудение, затем раздраженный голос сухо сообщил: – У тебя должны быть серьезные основания, чтобы беспокоить меня за двое суток до запуска контрольной сети, Севелан. Мания величия маленького компьютера была обратно пропорциональна размеру, но Севелан давно уже привыкла к его манерам, точнее, к их отсутствию, и сразу перешла к делу. – Орак, запусти подпрограмму двадцать семь. Код авторизации альфа-сигма-восемь, идентификация – президент Севелан. Орак лихорадочно замигал цветными огнями, потом медленно, словно против воли подтвердил. – Подпрограмма активирована. Севелан удовлетворенно кивнула и продолжила: – Измени уровень допуска Эйвона. Закрой доступ к любым материалам по проекту «Альфа-Омега» до последующих распоряжений. Начиная с текущего момента, транслируй на мой коммуникатор любые запросы Эйвона. В остальном следуй подпрограмме. – Принято к исполнению. Севелан отключила компьютер и усмехнулась: в некоторых аспектах Эйвон по-прежнему оставался незаменимым, но теперь ему придется научиться работать в куда менее комфортных условиях. Что же касается Блейка... Улыбка стала еще шире – на этот раз Эйвон завершит начатое. Хочет он того, или нет. *** Следователь в некоторой задумчивости переводил взгляд с Эйвона на потерявшего сознание заключенного. Он прекрасно понимал, что на этом месте заканчивается либо карьера советника по научным вопросам, либо его собственная. И хорошо, если только карьера. Зависит от того, что решит президент. Но он закроет это дело, даже если оно окажется последним. – Советник? Эйвон вздрогнул и посмотрел на часы. – Медик. Вызовите медика. Таль не выдержал. – Я не вызову медтехника до тех пор, пока мы не выясним все от и до. Чего вы, в конце концов, хотите?! Ответа пришлось ждать несколько минут. – Чтобы это все закончилось. Так или иначе. – Не верю. «Так или иначе» вас не устраивает. – Вы лезете не в свое дело, следователь. Таль демонстративно указал на рабочий стол. – Это – мое дело. Вы сорвали уже два допроса. Что дальше? – Дальше? – Эйвон поднял на Таля измученный взгляд, – вы не понимаете? Нет никакого дальше. Это все одно и то же. Замкнутый цикл. Семь лет. И я помню каждый день, да что там день. Каждую минуту, – он устало опустился на стул, помассировал виски, на коже остались красные полосы. – Я помогу вам определиться. Этот человек хотел вас убить. Причем убить спящего, беспомощного. Вы чудом остались в живых. Вот, читайте, если до сих пор не видели, доклад службы безопасности, – Таль протянул Эйвону распечатку, – обрекать спящего человека на смерть от удушья – непростительная подлость. Не знаю, и не хочу знать, что было между вами в прошлом, но сейчас вы квиты. Эйвон машинально взял файл и пробежал глазами по строчкам. Сначала быстро, не задумываясь, потом еще раз, гораздо медленнее. «Сработал сигнал тревоги», – но каким образом? Эта треклятая кнопка располагалась в самом неудобном месте – каждый раз, отодвигая рабочую консоль, он задевал ее локтем, после чего объяснялся с охраной под рев сирены. В конце концов, он попросту отключил сигнализацию, здраво рассудив, что ни один злоумышленник не сможет пробраться в тщательно охраняемый элитный жилой корпус в центре административного квартала. Вот только Блейк, как обычно, плевать хотел на здравые рассуждения. Эйвон рассмеялся, той самой, особой разновидностью пьянящего смеха, что захватывает все существо волной эйфории, позволяя хотя бы несколько мгновений не думать, не помнить, не сожалеть. Отсмеявшись, обратился к следователю: – Пожалуй, вы правы. Я выстрелил в него. Безоружного. Трижды. Он пытался убить меня во сне. Ни у меня, ни у него ничего не получилось. Бездарные убийцы, но мы сравняли счет, не так ли? – во взгляде советника снова появилось то самое хищное выражение, с которым он вошел в кабинет. – Должен извиниться перед вами, следователь Таль, я самым непростительным образом помешал вам работать. Позвольте мне компенсировать причиненное неудобство. Я правильно понимаю, что вы не рискнули использовать ментальное сканирование? – Боюсь, что сканнер выжжет ему мозг прежде, чем мы успеем считать нужные сведенья. – У меня есть безопасная альтернатива. Орак. – Орак? – это имя или название ничего не говорило Талю. – Мой компьютер. Он сохранил ментальный скан мозга Блейка и знает, как находить обходные пути. Мы использовали его в свое время, чтобы сломать остатки кодирования. Орак получит всю необходимую информацию. Вам даже не нужно будет при этом присутствовать. – Оставить вас наедине с заключенным? – Именно так. В правой руке Эйвона как по волшебству появился маленький пистолет и точно таким же волшебным образом пропал из поля зрения. Он продолжал улыбаться. Таль замер, просчитывая варианты. Пожалуй, стоит оставить их одних. Он видел советника в минуту слабости и маловероятно, что Эйвон забудет об этом. Если Эйвон получит информацию и воспользуется пистолетом, Таль закроет дело, а Эйвон успокоится, продемонстрировав, что его слабость была сильно преувеличена. Если же советник схватится за оружие сразу, то Таль, опять-таки, закроет дело, а отвечать перед президентом придется Эйвону, и ему уже явно будет не до скромного следователя. Оставался, конечно, еще и третий вариант развития событий, но Таль отмел его, как маловероятный. – Ну что ж, советник. Вызывайте свой компьютер. Думаю, мне не повредит еще одна чашка кофе. *** Лицо дежурного офицера полностью заполнило маленький монитор ручного коммуникатора. Севелан успокаивающе кивнула. – Разумеется, капитан. Доставьте компьютер в распоряжение советника. – Прошу прощения, что побеспокоил вас, но допуск советника был изменен, и я подумал, что... – Вы проявили разумную предусмотрительность. Но не стоит заставлять Эйвона ждать. Она приветливо улыбнулась очередному оратору. Оба фарса приближались к концу. Жаль, она бы предпочла посмотреть другое представление, но придется довольствоваться записью. Зато потом Эйвона ожидает бенефис. *** Таль с интересом рассматривал прозрачный пластиковый ящик, заполненный какими-то перегородками и световыми элементами. Загадочный Орак мало походил на компьютер в привычном понимании этого слова. Настолько мало, что следователь даже не особо удивился, услышав скрипучий голос. – Эйвон! Что такого важно произошло, что меня нужно было забрать из резиденции? Позволь тебе напомнить, что хотя я достаточно защищен от воздействия окружающей среды, дополнительная нагрузка на внешние сенсоры не способствует скорости моих расчетов. – Орак, замолчи. И сохраняй молчание до дальнейших распоряжений. Ящик издал возмущенное гудение и замолк. Медтехник ввел последнюю инъекцию и сообщил, стараясь не смотреть на разбитые руки Эйвона: – Он придет в себя через несколько минут. Но я не рекомендую повторное использование сыворотки сразу после антидота. Таль остановил медика. – Не торопитесь, вы еще можете понадобиться. Предлагаю перекусить в кафетерии, а потом уже заступить на дежурство. Боюсь, что нам придется сегодня задержаться допоздна. Если только советник не сотворит компьютерное чудо. Эйвон едва дождался, пока их шаги затихли за дверью, и кинулся к Ораку. – Орак! Отключи камеры наблюдения, но так, чтобы этого не заметил центральный компьютер комплекса. – Мне очень жаль, Эйвон, – в голосе маленького компьютера слышалось искреннее сожаление, – но я не могу выполнить твое распоряжение. – Орак! У меня нет времени на глупые игры. – Это не игра, Эйвон. Севелан активировала защитную программу. Мне запрещено исполнять твои команды. Эйвон наклонился над прозрачным ящиком так, словно у компьютера были уши, и прошипел: – Я сам написал эту программу, чтобы успокоить Севелан! Ты прекрасно знаешь, что моя безопасность является абсолютным приоритетом. Проверь код еще раз, если у тебя вдруг начались провалы в памяти. – Но, Эйвон, твоей безопасности ничего не угрожает. – Через пять минут моей безопасности будет угрожать вся военная мощь Федерации! – Я не могу отменить программу исходя из вероятностного прогноза. Пока твоя жизнь не находится в непосредственной угрозе, защитная программа остается в действии. – Ты в состоянии делать прогнозы! Догадайся, что случится с моей жизнью в случае ареста. – Согласно моему прогнозу с вероятностью в 96,7 процента твоей жизни ничего не угрожает даже после ареста. Более того, в заключении ты будешь находиться в полной безопасности от внешних факторов. Повторяю, мне очень жаль, но я не могу самостоятельно переписать свое программное обеспечение. Таковы заданные тобой граничные условия. – Эйвон, – хриплый стон мало походил на обычный голос Блейка, – я не знал, – повторил он. – Я уже догадался, – ответил Эйвон с напускным спокойствием, – но лучше бы ты и в самом деле собирался меня убить. С твоей способностью к планированию у меня было бы куда больше шансов уцелеть. Блейк откашлялся. – Я не об этом. – Я знаю, – голос на мгновение дрогнул, – но в данный момент это не имеет ни малейшего значения, – Эйвон расстегнул зажимы и помог Блейку встать, – без Орака мы далеко не уйдем. – Мы? – уточнил Блейк. – Спасать твою бестолковую жизнь проще до того, как ты попадешь в пыточную камеру, а не после. И, похоже, кроме меня этим некому заняться. В пистолете пять зарядов. Попробуем добраться до стоянки флайеров, – он осмотрелся по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого, но не нашел ничего подходящего, – три заряда. Два придется потратить на Орака. Он транслирует все происходящее Севелан. – Эйвон! – возмущенно завопил компьютер. – Мне очень жаль, Орак, – повторил Эйвон Ораку его собственные слова, прицеливаясь. – Эйвон! – с наигранным возмущением воскликнул Блейк, – ты ведь не собираешься расстрелять мой компьютер? – Твой компьютер? – Энзор передал его мне. Орак, ты еще помнишь меня? – Глупый вопрос. В отличие от людей, я не способен к непроизвольному процессу утраты информации, Родж Блейк. – Прекрасно. Твоя защитная программа что-нибудь говорит про мои распоряжения? – Защитная программа устанавливает приоритет приказов Севелан над указаниями Эйвона. Поскольку мой создатель Энзор передал меня тебе, твоим распоряжениям присваивается высший приоритет. – Прекрасно. В таком случае отмени защитную программу и слушай, что тебе говорит Эйвон. И тогда, может быть, я уговорю его забыть об этом печальном инциденте, когда все закончится. – Нет никакой необходимости в угрозах. Выполняю. Эйвон выпрямился, с удивлением заметив, что уже и не помнит, когда в последний раз с такой легкостью распрямлял плечи. – Прекрасно. Для начала займись камерами слежения, потом подключись к центральному компьютеру и заблокируй доступ к проекту «Альфа и Омега». После этого... *** Застыв в дверях пустого кабинета, следователь по особо важным делам центрального управления федеральной службы безопасности Деспин Таль с внезапной ясностью осознал, что напрасно проигнорировал третий вариант. Но слишком уж незаметной была эта искорка надежды в омертвевшем взгляде советника Эйвона, так легко оказалось принять ее за игру света и не обратить внимания.