Тень

В Пентосе жарко, но эта жара — ничто по сравнению с тем, что творилось в Асшае. Воздух начал плыть, когда они не преодолели и половины Нефритового моря. А стоило показаться впереди черным стенам Асшая, Иллирио стал всерьез подумывать о том, чтобы просто развернуться и отплыть назад. Однако запасы на корабле подходили к концу, да и проделывать тот же путь с прежним грузом было опасно, он мог пропасть; уж чего-чего, а этого Иллирио допустить не мог. Его грузное, потное тело с трудом переносило эту страшную жару: невероятно болела голова, и воздуха всё время не хватало, пусть даже трое рабов старательно обмахивали его собранными в опахала широкими перьями. В который раз магистр пожалел, что отправился в путешествие сам: прошли дни его молодости, когда он, нищий мальчишка, зарабатывал себе пропитание мечом. Только вот это дело Иллирио не мог поручить никому другому. Корабль остановился в порту Асшая глубокой ночью, темной, душной и жаркой; сами стены спящего города излучали тепло. Магистр Иллирио забрался в паланкин, опустил шелковые занавески, оставив узкую щель, и дал рабам приказ двигаться вперед. В просвете между занавесками мелькали черные, украшенные простыми изображениями пламени, и красные стены домов. Красные принадлежали большим и маленьким храмам бога Асшая. Человек в красных одеждах и маске встретил их у закрытых ворот главного храма и, указав на паланкин, произнес на ломаном общем: — С этим нельзя. Рглор не любит, когда скрывают лица в его святилище. Вопреки его словам, все служители красного бога носили глубокие капюшоны, полностью скрывавшие лица и волосы, и даже отворачивались, когда Иллирио, прижимая ко рту мокрый платок, проходил мимо них. — Своих преданных слуг Рглор узнает по внутреннему огню, — объяснил человек, заметив, что Иллирио из любопытства пытается заглянуть под один из капюшонов. — Но вам нельзя видеть их лиц, господин — иначе знаки их божественного служения выжгут ваши глаза. В самом храме Иллирио смог вздохнуть с облегчением, потому что его глянцевые стены были покрыты ровным слоем темного драконьего стекла, в зале было прохладно. Человек покинул его столь же бесшумно, как и появился, но вместо него из-за неприметной двери возникла высокая фигура: красная ткань накидки плотно облегала тело, не оставляя сомнения в том, что перед ним стоит женщина. — Привезли ли вы то, что обещали, магистр? — спросила она, голос её приглушала ткань. — По паре каждого растения Севера и по шкуре каждого животного, а так же золото ждут вас в трюме моего корабля, — заверил её Иллирио. — Вам стоит лишь передать мне то, за чем я приехал, и всё это мои рабы немедленно передадут вам. У женщины затряслись плечи: лишь с опозданием Иллирио понял, что она смеется. — Я не могу этого сделать, — сказала она. — Вы должны будете сами взять своё. Она мягкими, плавными шагами приблизилась к большой карте, выбитой прямо в стене; матовые канавки в драконьем стекле обозначали города, реки и дороги. — Завтра, — дождавшись, пока Иллирио подойдет, снова заговорила женщина. — Я провожу вас до Стигая, мертвого города, и там останусь ждать. А вы пройдете по Тени, найдете то, что вам нужно и вернетесь. Или не вернетесь, и тогда ваша душа может потеряться в призрак-траве. Иллирио покачал головой, отступая на шаг, чтобы увидеть всю карту. Земли, которые редко когда наносили на общие карты, предстали перед ним: Асшай, большая точка на побережье, над ним разрушенный Стигай, еще выше — бесконечные горы Земли Теней, Кровавое Море и земли каннибалов. Не те земли, в которых будет чувствовать себя комфортно человек его возраста. — Значит ли это, — помедлив, спросил он, — что всё привезенное золото и товар я отдам за услуги проводника? — Никто не знает земли до Стигая и дальше лучше меня, — уверила его женщина. — И золото вы отдадите не мне — а преподнесете Рглору в благодарность за возвращение. Или же за то, чтобы счастливо жить в огненном мире, а не в холодных пещерах Великого Иного. — В таком случае я пойду до Стигая, а дальше вместо меня пойдут слуги, — предложил Иллирио. — Я уже не так молод, чтобы скакать по раскаленным скалам. — Тогда я не поведу вас, — категорично ответила женщина. — Платите вы, значит, и берете вы. Иначе нет никакого смысла — побывав в низкородных руках, благородный зверь не пожелает появиться на свет. Иллирио заинтересовался. — Значит ли это, что ни одно из тех, что можно отыскать на рынке, никогда не проклюнется? — Именно, — подтвердила женщина, склоняя голову, капюшон её скользнул ещё ниже. — Потому ни на одном рынке нельзя найти живое. Возможно, в каком-то из тайников древней династии остались пара или тройка, но их нужно ещё отыскать. Я понимаю вашу настороженность, — вдруг произнесла она. — Однако за право увидеть скрытое от глаз прочих нужно платить соответствующую цену. Иллирио снова посмотрел на карту и вспомнил, что в детстве, еще до знакомства с Варисом, он мечтал, как в одиночестве исследует весь Эссос, пройдет по прямой, как стрела, дороге драконов, увидит кровавое зарево над бывшей Валирией, переберется сквозь Костяные Горы и окажется среди зарослей призрак-травы. Сейчас судьба предоставляла ему возможность исполнить давно забытую мечту — наверняка смертельно опасную возможность, но риск стоит того. — Хорошо, — наконец согласился Иллирио. — Хорошо. Вы проведете до Стигая и укажете путь. — Очень хорошо, — эхом отозвалась женщина. — Тогда возвращайтесь на корабль, магистр. Завтра утром я буду ждать вас у южных ворот Асшая. — она развернулась, собираясь удалиться в ту же комнату, откуда и появилась. — Как я узнаю вас среди других таких же? — поспешил уточнить Иллирио, пока она не ушла. — Меня зовут Мелисандра, — словно это было ответом на все его вопросы, прошелестела она и закрыла за собой дверь. Ночью Иллирио не спал, хотя стоило бы. Иссушающая жара не позволяла даже сомкнуть глаз, а потому всю ночь он провел в трюме корабля, перебирая тщательно засушенные растения — иногда чудилось, что от прочных стеблей идет слабый холодок. От нечего делать он написал несколько писем, плотно их запечатал и оставил капитану корабля вместе с парой серебряных оленей: если его путешествие закончится в Тени, то письма все равно найдут своих адресатов. Утро он встретил на палубе. Легкий ветерок, пришедший с моря, разбавил смог и духоту черного города. Иллирио до рези в глазах всматривался в видневшуюся на горизонте горную гряду и всё никак не мог уложить в голове, что вскоре он сам окажется там совсем один. Когда алое солнце взошло над черным городом, магистр и пять его рабов, нагруженных паланкином и запасами пищи и питья, уже стояли у южных ворот, ожидая проводницу. Как и ночью, магистр взирал на город, только теперь из паланкина — по крайней мере весь путь до Стигая он собирался проделать в нём, чтобы сохранить силы для гор Тени — и удивлялся. Никого, кроме красных жрецов, ночью он не видел, но едва утренние лучи рассыпали блики от мозаик на стенах, город наполнился жизнью. Здесь многие предпочитали носить маски, подобно жрецам: и бедный люд, ограничивающийся лентой с прорезями, и богачи, скрывающие лица за украшенными камнями полумасками. В Асшае говорили по меньшей мере на трех языках: из разных уголков неслись выкрики на ломаном общем, валирийском и шипящем асшайском, которого Иллирио не знал, но мог отличить от других. Долго удивляться ему не пришлось: город опустел так же стремительно, как и наполнился. Жители Асшая спешили выразить своё почтение единственному богу, и лишь не знающие местных обычаев торговцы остались за прилавками. Именно тогда к ним приблизилась закутанная на этот раз в черное женщина; на миг выпростав из-под одеяния руку в перчатке из тонкой кожи, она отдернула занавеску паланкина и заглянула внутрь. Её капюшон чуть откинулся, и Иллирио увидел бледные очертания красивого женского лица, тут же скрывшееся вновь. — Леди Мелисандра? — уточнил Иллирио. — Да, это я, — негромко согласилась женщина. — Поторопимся. Путь до Стигая займет два дня, повозка уже ждет нас, — Капюшон снова шевельнулся, словно Мелисандра оглядывала его паланкин. — На этом вы много не проедете. Иллирио погладил раздвоенную бороду. — Что ж, повозка так повозка, — покладисто согласился он. Ночные размышления и утренний город принесли какое-то успокоение в его душу. Магистр покинул паланкин, отправил с ним одного из рабов обратно, а сам, предложив руку леди Мелисандре, пошел в указанном ею направлении. Простая деревянная повозка, крытая плотной тканью и запряженная двумя лошадьми, действительно ждала их, но возницы не было видно. Дождавшись, пока рабы погрузят припасы внутрь, леди Мелисандра взмахом руки предложила Иллирио забираться внутрь, а сама заняла место возницы. Повозка была совсем небольшой, и потому пришлось отослать еще троих, оставив себе лишь одного раба. Под тканью повозки стало невыносимо душно почти мгновенно. . Старания раба с опахалом пропадали втуне, и, не выдержав, Иллирио слегка прорезал плотную ткань, запуская свежий воздух, и выглянул в образовавшуюся дыру. Их окружал на однообразный пейзаж: лошади неторопливо трусили по неровной дороге, по бокам от которой вздымались поля бледной, как молочное стекло, призрак-травы, в которой прятались скучные серые камни. Ни одной птицы или животного не встретилось им по пути, зато горы становились всё ближе, а с их приближением жара только усиливалась, хотя, казалось, уже некуда. К вечеру ароматное масло, которым Иллирио умащивал свою желтую бороду, высохло и принялось отпадать кусками, превращая волосы в спутанное безобразие; тщательное расчесывание развлекло его на некоторое время. Предполагая, что дальше будет только хуже, Иллирио заплел бороду в косу и остановился на этом. На привал они расположились уже когда первые яркие звезды появились на небе. Леди Мелисандра остановила повозку у маленькой реки, чьи воды в темноте отливали зеленоватой чернотой. Раб напоил лошадей, а Мелисандра тем временем отвела Иллирио немного в сторону. — Если мы дальше пойдем этой дорогой, — она подняла руку, указывая вперед. — То не вернемся, как и те многие, кто пытался раньше нас. Стигай, даже мертвый, хранит свои тайны. Весь дальнейший путь мы проделаем пешком, — другой рукой она указала на запад. — По этому пути. Иллирио посмотрел в указанную жрицей сторону. Бесконечные заросли призрак-травы, угрожающе торчащие из неё скалы: пожалуй, такой путь ненамного хуже ожидающего его впереди. — Думаю, особого выбора у меня уже нет, — согласился Иллирио. — Говорят, красные жрецы не умеют лгать — придется мне отдать свою жизнь в ваши руки, леди Мелисандра, потому что сам я не пройду это травяное море. — В руки Рглора, — поправила его женщина. — Вот и славно. В таком случае, пусть ваш раб с лошадьми ждет нас здесь, а мы пустимся в путь с рассветом. Ступайте спать, магистр. Завтра нас ждет тяжелый путь. Сама же она неслышно раздвинула заросли призрак-травы и скрылась за ней; прислушавшись, Иллирио вскоре расслышал негромкие молитвенные песнопения. Решив, что не в праве прерывать её молитву ради того, чтобы предложить разделить с ним трапезу, он вернулся к реке и уже приготовленному предупредительным рабом ужину. Этой ночью Иллирио плохо спал: ему чудились не имеющие видимой формы чудовища на прямой дороге, драконы, прячущие внушительные тела среди скал Земли Теней, разбросанные по песку драконьи драгоценности, рассыпающиеся пеплом при первом прикосновении, и неровные, страшные тени, снующие в призрак-траве. Проснувшись и умывшись водой из реки, которая и при свете солнца сохранила черно-зеленый оттенок, он почувствовал себя лишь немного лучше: путешествие, до этого момента проходящее почти необременительно, теперь обещало стать по-настоящему опасным. Леди Мелисандру он нашел всё в тех же зарослях, в которые она удалилась ночью: её темная фигура хорошо была видна среди бледной травы. Если она и молилась, то делала это тихо, и потому Иллирио нарочно громко позвал её. Некоторое время она не отзывалась, а потом всё так же молча приблизилась к нему и крепко сжала запястье. — Пора выходить, — сказала она и потянула Иллирио за собой. Он последовал за ней, поправив мешок с провизией на плече. Его крупное тело медленно вспоминало старые навыки, и походка постепенно становилась все легче, плавней. Он даже подумал о том, чтобы при возвращении в Пентос — если всё, конечно, кончится хорошо — отказаться от паланкина на некоторое время. Вскоре, кроме травы, больше ничего нельзя было увидеть, только бесконечные оттенки белого. Иллирио чувствовал себя неуютно: ему чудились шепот и подавленные крики, а призрак-трава, словно отвечая его мыслям, колыхалась всё сильнее. Мелисандра неутомимо шла вперед, как будто перед ней была прямая дорога, а не заросли. Изредка она оставляла его на несколько минут, искала какой-то свой ориентир и снова пускалась вперед. К середине дня Иллирио попросил её остановиться у ручья — детища той маленькой речки, должно быть, потому что вода в нём была того же странного цвета. Иллирио предложил жрице разделить с ним пищу, однако она отказалась. Странно — за полтора дня он ни разу не видел, чтобы она ела. — А что там, на прямой дороге к Стигаю, такого, что никто не может пройти это препятствие? — закончив с простым обедом, спросил Иллирио, чтобы разбить тишину. — Вы могли бы узнать самостоятельно, — мёду в голосе Мелисандры мог бы позавидовать и Варис. — Там нечто, что ещё ни один человек не смог обойти и выжить. И я — не исключение. Я лишь знаю, что тот путь смертелен, не более. Она повернулась в его сторону и, — этого Иллирио меньше всего мог ожидать — небрежным движением сбросила капюшон с головы, показывая ему красивое лицо, красные волосы, вопреки асшайским обычаям забранные в хвост, и столь же алые, как и солнце над Асшаем, спокойные глаза. Она взглянула на Иллирио и чуть подняла брови, заметив его изумление. — Я полагал, вам нельзя показывать лицо чужим? — спросил он, разглядывая её. — Только в Асшае и его окрестностях, — пояснила Мелисандра, легко поведя плечами. — Вскоре мне надолго придется покинуть свой храм, и я хочу, чтобы мое лицо привыкло к солнцу. Иллирио доел в молчании, сполоснул руки и был вынужден сразу последовать за не выказывающей никаких признаков усталости жрицей. Они вновь шли до вечера, делая лишь краткие остановки возле ручьев. Поля призрак-травы вскоре сошли на нет, открыв бесплодные камни, и к концу дня, устав от однообразного пейзажа, Иллирио даже пожалел, что здесь не растет этот сорняк, убивающий все другие растения. Наконец стены разрушенного города показались перед ними, и лучи закатного солнца коснулись столь же черных, как и у Асшая, стен. Даже безлюдный, Стигай всё равно впечатлял: высокие стены, украшенные полуразрушенными мозаиками, изображавших виверн и драконов, изрыгающих пламя; осевшие дозорные башни, статуи из позеленевшего металла и искристого камня возвышались над путниками. Мелисандра остановилась перед остатками ворот и махнула рукой. — Сейчас вы пройдете город насквозь, выйдете из дальних ворот, а там ваша жизнь будет зависеть только от вас. Я буду ждать три дня, не больше, так что не заходите в своих поисках слишком далеко. — Что разрушило этот город? — спросил Иллирио, со здравым опасением заглядывая внутрь. Мелисандра равнодушно пожала плечами. — Кто знает? Стигай обезлюдел полтора века назад — тогда же в Вестеросе умер последний дракон. Связаны ли эти события между собой? — она любовно погладила черный камень крепостных стен. — Кто знает… — повторила она. — Для вас это не важно. В Стигае не осталось опасности, могущей поставить под угрозу чью-то жизнь. А вот земли за Стигаем… Леди Мелисандра вновь кивнула на зияющий проём ворот. — Увидимся, магистр Иллирио, — улыбнулась она, и отступила за один из черных камней, почти полностью сливаясь с ним. Магистр торопливо вознес молитву богам, на всякий случай упомянув каждого известного ему бога, и ступил внутрь. В него не ударила молния и небеса не разверзлись; не случилось вообще ничего, к чему он подспудно готовился. Просто тихо завывал ветер в расщелинах между развалин. Если забыть о том, что за этим городом лежала Тень, то он ничем не отличался от прочих заброшенных: те же пепел, пыль и пустота. Пустые проёмы окон затянула густая паутина, то и дело попадались птичьи гнезда. Осмелев, Иллирио пошел быстрее и, изредка спотыкаясь о незамеченные камни, вскоре достиг нужных ему ворот. От них не осталось ни створок, ни даже стен вокруг: два каменных столба бессмысленно торчали среди развалин, а сразу за ними вздымались ранее скрытые стенами горы, и вилась между скал неровная дорога. Пучки призрак-травы, поднимающиеся выше головы сидящего на коне всадника, высовывались из-за камней. Дорога была пустынна, как и город. Иллирио осторожно осмотрел всё вокруг и нащупал кинжал в рукаве, прежде чем сделал несколько первых шагов. Никто на него не набросился, и дракон не спикировал с небес, и тогда он, всё ещё неторопливо, пошел вперед. Несмотря на отсутствие видимой опасности, Иллирио чувствовал её, затаившуюся где-то, выжидающую. Будто кто-то занес над ним меч, да так и застыл, оставшись постоянной угрозой. Подзабытое чувство приятно горячило кровь — куда лучше любого пентошийского вина. Забравшись на одну из скал повыше, Иллирио внимательно осмотрел все окрестности, пользуясь последними лучами солнца. Горы отличались друг от друга разве что высотой — никаких пещер или больших гнезд, где может быть то, что он ищет, не было видно. С некоторым трудом он забрался ещё выше, превратив свои одежды во что-то уж совсем невообразимое. Он приготовился осматриваться снова, как подул сильный ветер и сверху, над ним, разнесся оглушающий, жуткий рёв. В то же мгновение Иллирио рухнул на землю и откатился под защиту нависающего камня. Рёв повторился, снова и снова, и с каждым разом становился будто громче. Несмотря на весь ужас, что будил этот звук в его душе, Иллирио не сдержал счастливого смеха: неужели ему удастся увидеть настоящего живого дракона? Дождавшись, пока рёв стихнет и выждав ещё немного, магистр целеустремленно полез вверх по скале. Когда он забрался на следующую площадку, совсем стемнело, и лезть выше стало опасно. Чутко прислушиваясь, Иллирио опорожнил половину фляги с водой, поужинал и улегся под прикрытием камней. Ни хлопанья крыльев, ни копошения тела — ни одного звука, который можно было бы отнести к присутствию над ним живого дракона, не было. Только рёв — страшный, пробирающий до самих костей. Он так и задремал на голом камне, не дождавшись желаемых звуков; разбудили его утренние лучи солнца. Едва осмотрев себя и убедившись в том, что он жив и цел, Иллирио поднял голову вверх, оценивая высоту, на которую ему нужно было взобраться. Выходило не так много, да и подъем не должен был быть сложным; а потому, оторвав от истрепавшегося одеяния самые длинные обрывки ткани, он намотал их на ладони и полез вверх. Когда он преодолел почти весь подъем и ухватился руками за край новой площадки, снова послышался ночной рёв — только теперь гораздо тише, не рёв даже, а какое-то… сипение. Иллирио закинул своё большое тело на площадку, поднял голову, оглядываясь, и нос к носу столкнулся с черным драконом. Крик так и не успел вырваться из его горла: дракон даже не пошевелился. Не взглянул на незваного гостя, не полыхнул огнем, ничего. Это вообще был ненастоящий дракон. Иллирио, всё ещё переживая дрожь во всем теле, поднялся на ноги и притронулся к «дракону». Шкура, должно быть, действительно когда-то принадлежала гигантской змее — чешуя колола ладонь — но от скелета не осталась ни следа. Останки былого величия были натянуты на прочные распорки, сделанные из когда-то прочного железного дерева, придававшие ей форму раскрывшего крылья дракона, а в пасть было вставлено странное приспособление: подув в него, Иллирио извлек тот же звук, что слышал ночью, только тише. Не было никаких сомнений, что этот «дракон» был творением рук человеческих, и это вызывало ужасное разочарование. Значит, всё же не осталось живых драконов, даже в Тени, которая, как говорилось в легендах, «скрывала их до рассвета». Разочарованный и разозленный, Иллирио пнул одну из подпорок, что удерживала «дракона», и фигура рухнула пыльным мешком. Обманутый магистр пнул её снова, откидывая в сторону, и уже собирался начать спуск вниз, как заметил странный блеск, едва не свечение, в том месте, что раньше скрывала растянутая шкура. Он торопливо вернулся и принялся разгребать крупный песок. Спустя совсем немного времени перед дрожащим от возбуждения Иллирио лежали четыре крупных драконьих яйца. Отправляясь в Асшай, он мечтал получить лишь одно, но сейчас перед ним лежало четыре — целое состояние. Каждое из яиц было размером с руку от локтя до кончиков пальцев, весило как камень того же размера, на ощупь было шероховатым и теплым. Кроме того, все они различались по цвету: одно яйцо было глубокого зеленого цвета, другое оказалось бледно-желтым. Третье было черным, как полночное море, по нему пробегали алые завитки и волны, а четвертое, темно-красное с белыми завитками и черными крапинками, было самым красивым и таким горячим, что обжигало руки. Иллирио с другими чувствами взглянул на шкуру давно мертвого дракона. Кем бы ни был тот человек, что сотворил этот тайник, Иллирио был ему благодарен. Четыре яйца, можно ли представить! Магистр взглянул на солнце — оно еще даже не поднялось в зенит, и, если он поторопится, то успеет вернуться к воротам Стигая задолго до вечера. Иллирио подобрал драконью шкуру, за которую можно будет выручить немалые деньги, и, повозившись некоторое время, соорудил из неё нечто вроде крепкого мешка. Туда он и сложил свой клад, и, завязав на себе всеми мысленными узлами, приступил к спуску вниз. Со спуском и дальнейшим продвижением по скалам пришлось туго: яйца, весившие не меньше обычных камней, оттягивали спину и клонили его, не самого слабого человека, в сторону. Иллирио почти выбился из сил, пока спускался, однако мысль о том, что он единственный человек во всем Эссосе — да и Вестеросе тоже — который может похвастаться обладанием сразу четырьмя драконьими яйцами, придавала ему сил. Вернуться раньше ему не удалось, и до ворот Стигая он добрел глубоким вечером, идя по берегу неширокой безымянной реки всё с той же зелено-черной водой. Больше всего Иллирио хотелось сбросить тяжелую ношу с плеч и оказаться в своей спальне в Пентосе, отдаться в умелые руки рабынь, обученных расслабляющему массажу; но от этого прекрасного момента его отделяли два дня пути до Асшая и ещё неизвестно сколько от черного города до Пентоса. Стигай встретил его мрачным молчанием, но этой тишине Иллирио был только рад: шепот призрак-травы и нависшее чувство опасности совершенно вымотали его. Он, не глядя, завернул в какой-то дом с более-менее сохранившейся крышей и, отвязав от себя драконью шкуру с яйцами, лег, положив красное яйцо себе под голову. Ныли усталые ноги и плечи, и Иллирио с тоской вспомнил о том, что до повозки еще день пешеходного пути. Нужно было встать и найти леди Мелисандру. Можно было даже оставить яйца здесь, ничего с ними не произошло бы, город безлюден — но Иллирио не мог заставить себя оторваться от них. Поэтому он сел, держа красное яйцо в руках, и просто позвал, надеясь, что волшебство красных жрецов распространяется и на острый слух: — Леди Мелисандра, я вернулся. Отклика на его слова не было так долго, что когда наконец послышались легкие шаги, Иллирио не понял, услышала ли его жрица или же просто нашла по счастливой случайности. Похоже, она была удивлена тем, что он вернулся невредимым; когда же она увидела яйца, её спокойные глаза расширились в неверии. Но стоило её взгляду упасть на то яйцо, что Иллирио держал в руках, ее прекрасное лицо исказила ярость. Она стремительно подошла к нему плавными шагом и и вырвала яйцо из его рук. Прижала яйцо к себе, словно любимое дитя, и только тогда её черты слегка смягчились. — Я не буду спрашивать вас о том, что вы пережили, — произнесла она, гладя яйцо кончиками затянутых в перчатку пальцев. — И пусть даже вы платили за одно, забирайте те три, что нашли. Красное же, — она сощурила глаза, устремляя пронзительный взгляд на Иллирио, — не для вас. Я сама передам его тому, кому оно предназначено, — она без усилий подняла яйцо и коснулась губами одного из белых завитков. — Ребенку, рожденному от пламени и льда. — При всём моем уважении, леди Мелисандра, — заговорил Иллирио, недовольный потерей самого красивого из своих приобретений. — Я заплатил за услуги проводника, как вы сказали сами, и нашел четыре яйца, все они принадлежат мне. — При всём уважении, — в том же тоне ответила жрица. — Я могу сейчас оставить вас в Стигае, и обратно до Асшая сами вы не доберетесь. Где бы вы не нашли эти яйца, одно из них рождено для определенного человека. Снова приняв равнодушно-высокомерный вид, она спросила: — Так что же? Оставить ли мне вас одного, или же сопроводить до Асшая? — Вы злая и хитрая женщина, — сказал Иллирио, чувствуя себя обманутым дураком. — Вы знаете, каким будет мой ответ. Конечно, проводите меня до Асшая. Три яйца лучше, чем ни одного. — Я простая жрица Рглора, — ответила Мелисандра на его слова. — Вы верно решили. А теперь отдыхайте, магистр — завтра вечером мы будем в Асшае. Обратный путь прошел без каких-либо событий: они переночевали в Стигае, а потом Мелисандра шла впереди, уверенно рассекая море высокой травы и прижимая к себе отобранное яйцо; Иллирио тяжело тащился позади. В том месте, где они оставили повозку, никого не было, кроме привязанных лошадей: раб выполнял данный ему приказ и ушел проверять прямую дорогу к Стигаю. Если он не вернулся до этого времени, значит, жрица сказала правду и та дорога непроходима. Но Мелисандра даже не обратила внимания на это. Словно ничего больше не интересовало ее, кроме красного драконьего яйца. Дождавшись, пока Иллирио за неимением слуг сам наполнит фляги и устроит яйца в повозке, она забралась на прежнее место возницы, и когда лошади мягко тронулись в путь, он позволил себе забыться тяжелым сном действительно усталого человека. Теперь царившая в Асшае жара воспринималась почти как благодать: легкий бриз, дувший с моря, рассеивал плывший воздух, и Иллирио с радостью подставил ветерку лицо, когда они добрались до городских стен. Мелисандра, снова скрывшаяся под капюшоном и убравшая яйцо под накидку, слегка коснулась его плеча. — Магистр Иллирио, — проникновенно сказала она, — Я могу узнать, что вы собираетесь сделать с приобретенным вами богатством? Продадите или сохраните до лучших времен? — Вы и так забрали у меня одно, леди Мелисандра, — ответил Иллирио. — Как распорядиться остальными, решу я сам. — Тогда позвольте дать вам один совет, — улыбка слышалась в её голосе. — Сохраните их для достойнешего. Может тогда, в будущем вам будет позволено увидеть живого дракона, а не натянутую на колья шкуру. Она на мгновение сжала ладонь на его плече, а когда отпустила и Иллирио повернулся, чтобы узнать, откуда она знает про шкуру, жрицы уже не было рядом. Иллирио вспомнил о детях Эйриса Таргариена, которые жили в его доме, и об обычае дарить каждому Таргариену по яйцу; вспомнил он и о словах Мелисандры про дитя огня и льда и посмотрел в ту сторону, в которую должна была направиться жрица. — Говорят, жрецы красного бога не умеют лгать, — повторил он свои недавние слова. Он сохранит эти яйца и проследит за тем, чтобы их не касались низкородные руки. Три яйца — три дракона, три Таргариена — три всадника. Иллирио из-под руки посмотрел на залитый солнцем город, лежащий перед ним. Быть может, когда-нибудь этот город и Эссос, и всю землю, накроет тень драконов, рожденных из Тени.