The Hyperborean One

- Девяносто. - Что девяносто? - спросил Дэдпул. - Пока мы едем, я девяносто раз подбросила монету в воздух, и на ней девяносто раз выпал орёл. - Ты управляешь вероятностями, - напомнил Дэдпул. - Я пытаюсь выбросить “решку”, - ответила Домино. - Месячные? - предположил Дэдпул. - Иди к чёрту. - Такое раньше случалось? - аккуратно поинтересовался Дима. - Никогда, - призналась девушка. - Ты в этом своём особняке ничего про такое не слышал? Климову очень не понравилась формулировка “этот свой особняк”, но он промолчал и просто отрицательно мотнул головой. - А ты сам случайно не умеешь управлять вероятностями? - Нет. Она тяжело вздохнула и, крепко сжав монетку в кулаке, закрыла глаза. Пустынный ветер трепал её недлинные волосы, и Климов, осознавая, что хочет смотреть на это вечно, не мог понять, стоит ему краснеть из-за этого или нет. - Может, попробуешь… ну, не заморачиваться? - спросил он, наконец. - Не заморачиваться? - Нина открыла один глаз. - Я имею в виду - просто подкинуть монетку. А то… у меня такое ощущение, что то, что происходит, очень маловероятно. То есть я не изучал теорию вероятностей, но мне так кажется. - Окей, - Домино нахмурилась, судя по всему, пытаясь загипнотизировать монетку. - Если сейчас опять выпадет орёл, останется только одно. - Обследование? - предположил Климов. - Алкоголь, - ответила Домино. - Я бы предложил нанести упреждающий удар и сначала выпить, а потом кинуть монетку, - заметил Дэдпул. Климов подумал, что это поставило бы под сомнение чистоту эксперимента, но снова ничего не сказал. Домино подбросила монетку. - Решка. - Решка, - кивнул Дима. - Я… типа… расстроена, - внезапно сказала Нина. - Почему? - Ну… вроде как… был шанс того, что реальность не такая предсказуемая и простая, какой кажется. - Первые девяносто бросков не согласны. Домино улыбнулась. - Ты прав, пожалуй. Она откинулась на сиденье и взъерошила волосы. Ветер снова играл ими, закат начал искрить в них лиловым; тени удлинялись медленно: в пустыне не было ничего, что могло бы их отбрасывать, и Климов мог судить об их длине только по искажённым, гротескным тёмным впадинам, появлявшимся на лице его похитительницы. Он понимал, что ему это мерещится, и не хотел, чтобы это прекращалось. - Знаешь, Дима, - она заговорила тихо и очень-очень грустно. - Ты не плохой парень. Не чокнутый, как мы. Не одержимый, как эти. И как те. Ты… нормальный. Она выдохнула это “нормальный” так, как будто за этим словом должна была воцариться вечная тишина. Оно было полно боли, тоски и отчаяния, и Дима вдруг понял, что прекрасно знает, почему это так. А ещё он знал, что если не отвернётся, то обязательно заплачет. - Только это ненадолго, - подал голос Дэдпул. - Ты безумен. Я безумен. Мы все здесь безумны. Просто некоторые об этом ещё не знают. А мы везём тебя к людям, которые прекрасно об этом осведомлены. К плохим, очень плохим людям, которые заплатят нам за тебя огромную кучу денег. - Ты ненавидишь нас, Дима? - спросила Домино вкрадчиво. - Как я могу ненавидеть людей, которые угостили меня БигМаком? Говоря это, Климов понял, что плачет; что голос его дрожит, самого его тихо трясёт, а слёзы текут из глаз ручьями, как в далёком детстве. Он осознавал, о чём плачет; осознавал, почему - и от этого становилось ещё больнее.