Море

Эстэ всегда нравилось море. Когда она впервые пришла повидаться с Ульмо, она навсегда полюбила эту стихию. Полюбила серые, с белыми краями, облака, на сером же небе. Полюбила слабое дуновение ветра, ласкающее кожу лица, и соленый вкус брызг. Полюбила рассеянный мягкий свет и матовые блики на воде. Полюбила и саму воду, серебристо-серую, нежную, как шелк одежд валиэ. Она полюбила часами сидеть на берегу, позволяя морю ласкать ее стопы, положив голову на плечо Ульмо, беседуя с ним о мелочах, мгновенно стирающихся из памяти, как только разговор прервется. Ее завораживала эта вечно спокойная стихия. Она не знала другого моря. Она слышала, что оно бывает бурным, яростным, но не сопоставляла море из чужих рассказов и то, что видела она. Она не знала, что в тот день, когда она просила Ульмо вновь встретиться с ней на берегу, он, забыв обо всем, спешил к Манвэ и, мучаясь стыдом, просил смирить сильные ветра - он, могучий, мудрый владыка! Он прятал небо за облаками, успокаивал течения, уводил в глубину морских обитателей - чтобы потом целый день сидеть, разговаривая о мелочах и любуясь лицом Эстэ, перебирая ее волосы и изредка целуя серебристую прядь. И Манвэ не мог отказать ближайшему другу, брату. Мудрому, величественному и бесконечно одинокому, обреченному на одиночество еще до сотворения Арды, с того самого мига, когда повстречались в Чертогах Безвременья Эстэ и Ирмо. И после Манвэ долго сидел один, не допуская до себя никого, размышляя и мысленно прося прощения у самого спокойного и самого слабого из своих братьев. Он понимал и любил всех. Но изменить и исправить что-либо он был бессилен.