Я тебя ненавижу

«Я тебя ненавижу». Три слова. Всего три слова, а на душе становится так мерзко и противно, словно разлили кислоту. Губы упрямо поджимаются, она больше не смотрит на него, только шепчет, еле слышно: «Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу». На столе одиноко горит ночник, освещая комнату тусклым светом. Она стоит в пижаме и накинутом поверх махровом халате и старается не вдыхать насквозь пропитанный сигаретами и алкоголем воздух. Он молчит. Смотрит на нее, внезапно кажущуюся такой чужой, и молчит. Слова застряли где-то под ключицей, такие обидные и горькие слова, которые он хотел сказать, но так и не смог выдавить. Конечно, он знал, что виноват. Прекрасно понимал, чего стоили ее бессонные ночи в ожидании звонка. Хочется извиниться, попросить прощения, но он молчит, облокотившись о дверной косяк и спрятав руки в карманах узких черных брюк. Бок неприятно саднит, голова кружится от выпитого, но мысли на удивление четкие и ясные. Ее не удержать. Он не верит в их так называемую любовь. Точнее, он не верит в искренность чувств с ее стороны. Конечно, они многое пережили вместе. Конечно, нельзя было сомневаться в ее сдавленном: «Люблю», которое она шептала в полумраке, осторожно целуя его губы. Конечно, она на протяжении трех лет терпеливо ждала его в их маленькой квартирке, пока его бросало по миру. Но что-то заставляло сомневаться, и от этого было еще больнее. Она могла бы уже давно уйти. Давно могла бы собрать свои немногочисленные вещи и уехать, исчезнуть, и ее невозможно было бы найти, но она поджимала губы, глотая слезы, и оставалась, так и не достав чемодан из-под кровати. Потом приходил он, снова раненый и снова пропахший насквозь алкоголем и сигаретами. Они снова ругались, снова билась посуда, но она оставалась, молча глотая обжигающие слезы, потому что он обнимал ее за плечи, прижимал к груди, целовал макушку и шептал: «Прости». Три года. Три долгих года с того момента, как он, смущаясь как первоклассник, впервые поцеловал уголок ее губ. И вот теперь это тихое «Я тебя ненавижу» рухнуло, подмяв под себя их и без того хрупкий мирок. Она тяжело сглатывает комок в горле, не решаясь поднять глаза. Слова сорвались с губ внезапно, резко, необдуманно, но брать их назад было поздно. Он молчит еще немного, потом медленными шагами направляется к ней, по пути доставая из кармана маленькую коробочку. Молча открывает. Молча достает кольцо. Молча надевает на безымянный палец левой руки и так же молча обнимает, прижимая к груди и целуя макушку. - Прости. Она плачет, сжимая пальцами пропитанную запахом алкоголя и сигарет рубашку. Плачет, судорожно глотая слезы, а с губ срывается еле слышное: «Я тебя ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.» Она несчетное количество раз молилась, когда он долго не возвращался домой, чтобы с ним все было в порядке. Она пролила несчетное количество слез, сжимая в руках пропитанные кровью вещи. Она прошептала несчетное количество раз: «Люблю», когда он не слышал, но она шептала и шептала их изо дня в день, терпеливо ожидая услышать его шаги в прихожей. Бессчетное количество дней. Бессчетное количество ночей. Бесконечные дни и минуты, и ни одной секунды без мысли о нем. - Господи, как же я тебя ненавижу…