Любовь порвет нас в клочья

Собственная квартира встречает Эрвина своей темнотой и холодом. Привычные вещи, как всегда находятся на своих привычных местах… но за те полгода, что Смит здесь прожил, мужчина так и не смог полностью привыкнуть к этому жилью. Небольшая двухкомнатная квартира недалеко от центра, расположенная в современной многоэтажке. Здесь было минимум необходимой мебели, сплошь пастельные тона обоев, которые лишь раздражали его, вместо того, чтобы успокаивать, и не очень приятный вид из окна, но прокурора это не волновало – с некоторых пор он старался лишний раз не подходить к окну, чтобы не будить болезненные воспоминания. Хотя «прожил» это сильно громко сказано, ибо пустота нового жилья все время угнетала его. Здесь не было того тепла, что царило в его прежней квартире. Первое время он списывал это на то, что прошло слишком мало времени, потом на то, что здесь неудобная и непривычная мебель, потом на то, что слишком редко бывает дома… пока окончательно не устал бегать и не признался самому себе, что здесь просто не хватает одного человека. - «Ты сам в этом виноват», - ехидно напомнил ему внутренний голос. Как будто он итак этого не знал. Как будто бы он мог забыть, что сам оттолкнул единственного любимого человека своими действиями, своими поступками. Своими словами… …Наскоро скинув свою обувь и пальто в прихожей, он прошел в гостиную и вытащил бутылку виски из бара. Плевать, что он не должен пить, ведь у него завтра важное дело, плевать, что он пообещал ему больше не пить, находясь в таком нестабильном эмоциональном состоянии… - Я думал, что ты зарекся устраивать пьянки, - раздается спокойный мужской голос со стороны окна, когда он успевает сделать несколько глотков. Мужчина застывает с бутылкой, приложенной ко рту, и широко распахнутыми глазами. Конечно, он не мог не узнать этот голос, но поверить, что ОН сейчас здесь, рядом с ним… было почти невозможным. Хотя, почему почти? Именно невозможно. - Эрвин, - со вздохом произносит гость его имя, понимая, что именно его неожиданный вопрос вызвал такую реакцию хозяина. Смит медленно и осторожно ставит бутылку на стол. Его руки трясутся так сильно, что даже это, казалось бы, самое простое действие, едва не заканчивается очень плачевно – бутылка стукается об стол так громко и сильно, что остается лишь удивляться, как она до сих пор не разбилась. На нетвердых ногах он делает несколько шагов в сторону двери и пытается нащупать на стене выключатель. Когда же в гостиной вспыхивает яркий свет, он щурится, и подслеповато пытается разглядеть гостя, боясь поверить… во что? Что это действительно он, или, что это лишь его галлюцинация? Но это действительно оказывается он. - Леви… - растерянно шепчет Смит, во все глаза глядя на возлюбленного, удобно устроившегося на широком подоконнике. Из-за близорукости черты мужчины несколько расплываются, но он не может не заметить, что он выглядит значительно лучше, чем в их последнюю встречу. Волосы, тогда сбритые почти налысо, уже успели отрасти – он даже вернул эту дурацкую челку, хотя и все время повторял, что она лишь лезет в глаза; исчезла та бледность из-за отсутствия солнечного света, который почти не проникал в тюремную камеру; фигура немного пополнела – определенно, он стал питаться намного лучше. Конечно, ведь ему больше не было нужды есть эту отвратительную тюремную еду. Серые глаза сейчас были светлыми и голубыми, как ясное небо – значит, у него хорошее настроение; значит, у него абсолютно спокойно на душе. Одежда была подобрана в тон – светло-серые льняные брюки и светло-голубая рубашка с короткими рукавами. Никакого напоминания о ярко-оранжевой тюремной форме. Никакого упоминания о тюрьме вообще. - Не смотри на меня так… пристально, - мужчина зябко обхватывает себя руками и немного недовольно отводит взгляд. – У меня такое ощущение, что ты меня хочешь съесть. - Леви… - как заклинание, снова произносит имя возлюбленного Эрвин, после чего в два шага пересекает просторную гостиную и крепко стискивает мужчину своих объятиях. – Это и правда, ты… я так боялся, что уже никогда тебя не увижу! - Отпусти! - немедленно начинает вырываться тот, и цвет его глаз несколько темнеет. Эрвин медленно отпускает его, внимательно смотря в испуганные глаза, постепенно приобретающие серый оттенок. Эта удивительная особенность – в зависимости от испытываемых эмоций, окраска радужки у парня менялась – от светло-голубого цвета, до темно-серого, как грозовое небо, что не могло не привлекать внимание еще сильнее. Но сейчас дело было не в этом. Сейчас дело было в реакции молодого человека. Конечно, Смит много чего натворил в их прошлом, и он бы понял, если бы тому были противны только его прикосновения… но он чувствует, что это не так. Чувствует, что Леви боится прикосновений вообще. Он знает, что сейчас Аккерман успокоится и расскажет почему. Поэтому он и не спрашивает ни о чем, а лишь терпеливо ждет. - Просто перед тем, как меня выпустили, Найл решил провести профилактику, чтобы у меня больше не было желания кому-либо мстить. Чтобы я знал, что будет меня ждать после этого, - начинает он и прерывается, прислоняясь спиной к стеклу. Это приятно холодит, а ему как раз нужно остыть от неприятных воспоминаний. – В общем, он приказал освободить меня лишь через несколько дней после того, как вы узнали, что это Фарлан убил моего отца. И, за эти дни… кое-кто из заключенных пытался меня изнасиловать. К счастью, у них ничего не получилось. - Боже… - выдыхает Эрвин. В его сознании вспыхивает негодование – они ведь специально так торопились с расследованием, иначе бы Леви попал из КПЗ в камеру смертников. Все же, на счету Кенни Аккермана, прозванного Кенни Потрошителем, было слишком много жертв. - Сейчас это уже не важно, - Леви старается сделать вид, будто бы ничего особенного и не было сказано. – Прошло целых полгода. - Но ты все еще боишься чужих прикосновений, - Эрвин снова обнимает его, но на этот раз уже гораздо мягче и осторожнее. Но тот все равно дергается, напрягается на мгновение, и только после этого расслабляется. – Я больше не причиню тебя вреда. Не хочу… потерять тебя снова. - И это говорит человек, который сам, взял, да сбежал от меня, - усмехается Аккерман, утыкаясь лбом в плечо Смита и вдыхая столь родной запах. – И твои слова из того чертового письма лишь еще раз доказывают, что я тебе не нужен. Но я все равно стал тебя искать. Правда, как видишь, на это ушло больше четырех месяцев. - Это не правда! Я просто думал, что ты больше не захочешь меня видеть, - Эрвин стоит, боясь пошевелиться. Боясь узнать, что сейчас тот, кто стал смыслом всей его жизни, снова исчезнет. На этот раз навсегда. - И, как же ты меня нашел? И, главное – зачем? - Ханджи. Она дала мне ключи от этой квартиры. Надо признать, что когда я к ней пришел в первый раз, я был слишком зол на тебя, так что было понятно, что ни информации, ни ключей мне не видать. Мне пришлось наведываться к ней еще несколько раз, пока она не убедилась, что я ищу тебя совсем не ради мести, - усмехается тот, пытаясь пожать плечами. Но теплые руки Эрвина, все еще обнимающие его, не позволяли этого сделать. Впрочем, это и не столь важно. - А на счет того, чего я хотел этим добиться… наверное, просто решил сказать, что ты мне не безразличен. И никогда не был. Эрвин отпускает его и внимательно смотрит в глаза молодого человека. Хоть ему и хочется, но он никак не может поверить, что это правда. Слишком многое для этого произошло. - Не смотри так, - снова просит Аккерман, недовольно хмурясь, отчего его глаза темнеют еще немного. – Я не сказал, что я снова буду спать с тобой. Я не сказал даже, что я люблю тебя. Я просто сказал, что ты мне не безразличен. И, я просто не могу остаться в долгу перед тобой, за то, что вытащил меня из той помойки и из тюрьмы. - Ты мне ничего не должен, - качает головой Смит, делая шаг назад. Его голос звучит глухо, а взгляд не отрывается от пола – ему невыносимо смотреть на того, кого он однажды предал. – После всего, что я наделал… после того как я тебя изн… это меньшее, что я мог сделать, чтобы искупить свою вину. - Может быть, - Аккерман спрыгивает с подоконника и подходит к мужчине, осторожно беря его ладони в свои. - Поэтому я решил, что мы с тобой можем начать все заново.