Время заката

Самое противное в старости, если исключить, конечно же, общую немощность, жалкий вид и отвратительный запах изо рта по утрам – это обилие свободного времени. Сколько Джимми Кафка себя помнил, он всю жизнь был слишком занят, чтобы раздумывать о причинах и последствиях своих поступков и слов, предпочитая вместо этого решать проблемы быстрыми решительными действиями. А сейчас, полулежа в широком потрепанном кресле, поглаживая устроившуюся у него на коленях толстую кошку и слушая доносящиеся из соседних помещений радостно-возбужденные разговоры, он с тоской понимал, что не заставил бы себя подняться, даже если на соседнюю улицу рухнул бы метеорит. Что уж говорить о необходимости всего лишь включить свет в комнате, залитой постепенно меркнущим янтарным светом. Кроме того, к своему стыду, он совсем позабыл, где находится выключатель. Это был еще один минус старости – каждый последующий день он забывал еще одну деталь, независимо от того, насколько важной она казалась ему в предыдущие дни. Будь это месторасположение выключателя в комнате или собственный день рождения – факты просачивались сквозь его память, как через дырявое сито, теряясь в забвении навсегда или, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь извне не напомнит о них. В прошлом году Джимми дважды, выходя из дома на прогулку, забывал дорогу, по которой следовало вернуться назад. Он стоял посреди города, понимая, что улицы эти ему знакомы, что он ясно и отчетливо помнит красный почтовый ящик миссис Кронки, и нелепо вычурную собачью будку во дворе Эда Мосса, но при этом не имеет не малейшего понятия о том, где ему надо свернуть, чтобы оказаться дома. Это было страшно – чувствовать, что ты беспомощнее двухлетнего малыша или глуповатой болонки Мосса. Именно тогда он впервые задумался о том, что ему нельзя жить одному. Больше - нельзя. Из гаража вдруг донеслись разухабистые ритмы рокабилли, заставив Джимми вздрогнуть, а лежащую на его коленях кошку недовольно выгнуть спину. Кажется, группа исполняет последний прогон – значит, скоро начнется праздник, и его убаюкивающему одиночеству наступит конец. Если подумать, удивительно, что никто до сих пор не вломился в гостиную в поисках очередного набора стаканов или свечей, необходимых для освещения быстро темнеющего заднего двора. Судя по многочисленным шумам снаружи, подготовка достигла своего пика – вот, например, из кухни раздается очередной спор между девчонками, которых Пуки выбрала себе в помощники (Хельга и, кажется, Лайла), а откуда-то со второго этажа высокий, не по-старчески звонкий голос миссис Вителло командует Оскару, где следует ставить цветы. Ну, и еще рокабилли это, из гаража. Интересно, Элвиса играют, или просто что-то сильно похожее? Оглушительный грохот раздался у самой гостиной, и кошка, которая только едва-едва задремала вновь, испуганно вскочила, вцепившись когтями ему в ноги, а после стремительно спрыгнула и унеслась в другой конец комнаты. Скривившись, Джимми потер оцарапанные места, и краем уха услышал скрип осторожно открываемой двери. - Простите, Джимми, - в комнату робко заглянул Арнольд, - я разбудил вас? Он улыбнулся и покачал головой, заверив парня, что все в порядке. По мнению Джимми, в свои семнадцать Арнольд был удивительно нескладным юношей, слишком уж высоким, с длинными ногами и руками, и собственная фамилия для него теперь звучала, как насмешка. Впрочем, если память не подводила, Майлз в этом возрасте был точно таким же. Да и подружка у Арнольда настолько гротескно угловата, что вместе они смотрятся совершенно органично, как два созданных друг для друга кусочка паззла. - Ты что тут натворил, репоголовый? Твоя бабуля от этого грохота сорвалась с места и помчалась в подвал, завопив что-то о мерзких узурпаторах, так что по твоей вине мы остались наедине с ее кулинарными изобретениями! А вот, кстати, и она. - Я случайно уронил стремянку, пока нес ее во двор, - виновато улыбнулся Арнольд, слегка сдвигаясь вправо, чтобы девушка могла встать рядом с ним. Хельга закатила глаза. - Зачем тебе стремянка понадобилась? Тебе же только на носочки нужно встать, чтобы до крыши дотянуться! Кроме того, мог просто использовать вместо стремянки Стинки. - Не хочешь помочь мне вынести ее во двор? - Я уже говорила, какой ты джентльмен, репоголовый? Никогда не позволишь своей девушке поднимать тяжести. - Говорила. Каждый раз, когда я прошу тебя о помощи. Арнольд махнул Джимми рукой на прощание, и эти двое ушли, продолжая на ходу перебрасываться ироничными фразочками. Джимми вовсе не был огорчен этим внезапным вторжением в его полусонное убежище. В прошлом году он провел наедине с тишиной больше трех месяцев, и это едва не убило его. Переступая порог холодного дома, он по привычке сообщал о том, что вернулся, но в ответ не слышал ничего. В доме больше не было теплого света от разожженного камина, не было запаха горячего кофе и едва уловимых цветочных духов, не было шума работающего телевизора, на экране которого разворачивалась очередная семейная драма. Все, что Джимми находил в родных стенах – это тишину, притаившуюся в углах и с каждым днем все растущую и растущую, как прожорливое чудище, питающееся его надеждами и воспоминаниями. Поэтому сейчас он был рад и грохоту падающих вещей, и перебранкам младшего Шотмэна с подружкой, и даже этому оглушающему рокабилли, что продолжал звучать из гаража. А больше всего он был рад человеку, который только что проскользнул в комнату с двумя бокалами, наполненными темно-янтарной жидкостью. - Эй, динозавр, коротышка сказал, что ты не спишь, - Фил протянул один из стаканов Джимми и резко опустился на соседнее кресло, издав при этом кряхтящий смешок. - Ты же сам знаешь, насколько мерзкая штука старость – твои зубы недостаточно крепки, чтобы ты мог наслаждаться вкусной едой, твои легкие недостаточно сильные, чтобы можно было спокойно травить их никотином, зато в твоей голове накопилось достаточно мыслей, чтобы они не позволили тебе заснуть, когда ты этого хочешь. - Да уж, тут попробуй усни, когда малышня в гараже так разбушевалась. Этот итальянский Джонни Би Гуд в своих начищенных белых сапожках – настоящий гений. Ты бы видел, что он вытворяет с этой гитарой! Хотя я все равно считаю, что уже малость староват для такой музыки. - Кстати, говоря о старости – каково чувствовать себя девяностолетним? Фил пожал плечами и сделал глоток из своего бокала. - Не заметил каких-то особых изменений со вчерашнего дня. Кроме того, что все вокруг меня носятся, словно я король Георг. Джимми улыбнулся и напряг память, выискивая строки, которые, как он знал, идеально пойдут к ситуации. Они нашлись на удивление быстро, словно только и ждали, когда он захочет их вспомнить. - Будут носиться со стариком, почет ему воздавать… - нараспев протянул он, поигрывая кубиками льда в своем напитке. - О, да. Пусть я непутевый буду старик… - закивал головой Фил и тихо рассмеялся. Удивительным казалось то, что каждый из них, будучи уже очень старым, все равно мог с легкостью подхватить выученные много лет назад стихи, если читать их начинал другой. Плохая память, выкидывающая из себя необходимую информацию, вроде номера страховки или адреса собственного дома, срабатывала как швейцарские часы, стоило Филу и Джимми оказаться вместе. Хотя от правдивых воспоминаний о том, кто же все-таки одерживал победу в их многочисленных спорах, она их берегла. Впрочем, это было и к лучшему – признай один из них свое поражение хотя бы однажды, и кто знает – вдруг их дружба не дотянула бы до восьмидесятипятилетнего рубежа? Поэтому такие сведения Джимми был готов и дальше держать под замком – это была ничтожная плата за то, что сделал для него Фил. - Хорошо, когда есть кто-то, к кому можно просто приехать и поселиться у него. Это, наверное, и есть настоящая дружба, - Джимми отсалютовал Шотмэну бокалом и поднес его к губам, чтобы сделать глоток. - О, нет, это - настоящая наглость. А дружба – это когда кто-то ни с того, ни сего вдруг приезжает и селится у тебя, а ты против этого не возражаешь. Фил немного подумал, глядя вперед блаженно прищуренными глазами, и тихо добавил: - Ну, или когда кто-то переводит на твой счет в банке кругленькую сумму от продажи дома, чтобы ты сумел удержать на плаву свой старый пансион. Что ж, очевидно, восемь десятков лет дружбы напрочь стирают любое понятие о секретности. Джимми спрятал улыбку в бокале и только после этого сделал первый глоток. Сначала он испугался, что его вкусовые рецепторы отказали ему. Потом решил, что пойло, принесенное Филом, давно выдохлось. Потом догадался понюхать стакан и сердито выкрикнул: - Это же виноградный сок, сушеная ты мокрица! - А ты думал, я тебе спиртное налью? Больно мне надо, чтобы ты свалился тут замертво за час до моей вечеринки, и вновь перетянул на себя все внимание, как в шестьдесят восьмом! Джимми отметил, что музыка из гаража больше не раздается, и подумал, что до начала праздника, наверное, осталось совсем чуть-чуть. Тем не менее, что-то подсказывало ему, что Фил не откажется оттянуть тот момент, когда надо будет покинуть эту темную и уютную комнату и выйти к толпе веселых, молодых и громких гостей. Он осушил бокал до дна, и хитро подмигнул: - Ну что, сыграем партию в шашки? Если, конечно, ты не боишься проиграть, Ржавый Фил. - Хе, я уже думал, ты не предложишь! – Фил хлопнул ладонями по подлокотникам кресла и одним бодрым прыжком поднялся на ноги. - Обещаю, если ты выиграешь, я даже налью тебе стаканчик чудеснейшего односолодового виски, если, конечно, ты пообещаешь, что не помрешь прямо за праздничным столом. Старость, несомненно, противная штука, но она никогда не сумеет сломать тебя, если тебе есть, с кем ее разделить.