Счастье серого Мм"ба

            Мм'ба выгнул длинную серую шею, пытаясь разглядеть раскалённый шар светила сквозь плотную листву переплетающихся над головой ветвей. Эта часть леса выглядела и ощущалась совершенно чужой. Не было здесь знакомых с детства зарубок на стволах, предупреждающих об опасности или указывающих верное направление, не было узких, извилистых троп, ведущих в деревню и к реке. Даже запахи казались незнакомыми.             Мм'ба вздрагивал от каждого шороха, останавливался, вглядывался в зелёный полумрак между стволами. Перья на его голове всё ещё стояли торчком от пережитого страха, а маленький внутренний мм'ба испуганно метался в груди. Юный тхраси до сих пор не понимал, как его угораздило нарваться на шипастого зубоскала в такой близи от поселения. Никто не издал предупреждающего об опасности крика, и никто не вышел с трещотками и пахучей смолой, чтобы отогнать зверя, когда тот погнался за Мм’ба, привлечённый запахом соков, которыми истекал тхраси.             Впрочем, Мм’ба не мог винить сородичей: сезон союзов находился в самом разгаре, а сезон кладок ещё не наступил. Все его собратья – тхраси и эйхра – забыли об осторожности, стали беспечными и сосредоточились на брачных играх.             Из молодых тхраси только Мм’ба в очередной раз не удалось подыскать себе пару. Он был бы счастлив найти кого-то хотя бы на один цикл, но даже этого ему никто не предложил. После прошедших четырёх брачных сезонов, в которых участвовал Мм’ба, он отчаялся дождаться своего эйхра, который проведёт с ним всю жизнь. Никто из сородичей не хотел Мм’ба, никого не привлекал его запах и внешний вид.             Перед каждым сезоном союзов молодые свободные тхраси начищали свои перьевые гребни и пёрышки в уголках глаз, которые к этому времени становились ещё ярче, чем обычно. Они покрывали перья маслом красных деревьев и высоко топорщили гребни, как только рядом появлялся свободный эйхра. Когда ароматные соки начинали течь из их тел, тхраси надевали все свои украшения и выходили к месту сборов, где их уже ждали разрисованные разноцветными узорами эйхра, готовые показать себя во всей красе. Молодые самцы демонстрировали своё умение быстро строить шалаши, добывать пищу и защищать потомство. И, конечно, они вертелись и извивались в традиционном танце, стараясь поразить юных тхраси красотой своих перьев и гибкостью тел. Вечером, под взорами ночных светил, те, кто окончательно утверждался в выборе, скрывались вместе в тёмно-зелёном сумраке деревьев. В период союзов новые пары образовывались каждую ночь. Лес полнился звуками любви.             Но у Мм’ба не было ничего из того, что обычно привлекает самцов: ни ярких перьев на макушке и висках, ни красивого цвета кожи, не отличался он и обильным течением любовных соков. А ведь наиболее всего ценились те тхраси, которые текли так сильно, что струи душистой, мутной влаги непрерывно лились по их ногам. Эйхра жаждали таких тхраси более чем каких бы то ни было других, так как обильные соки говорили об их плодовитости.             Мм’ба родился серым, ни кожа его, ни перья не поменяли цвет, даже когда первая течка возвестила о том, что он стал взрослым. Лишь самые кончики перьевого гребня были окрашены в невзрачный тёмно-синий. Тёк он слабо и запах, по заверению родичей, с которыми он разделил гнездо, не отличался приятностью. Мм’ба с грустью смотрел на счастливые пары, которые нашли друг друга уже несколько сезонов назад и теперь готовились к тому, чтобы произвести на свет очередное потомство. Сам он мог только ждать, что кто-то из эйхра обратит на него внимание и начнёт ухаживания. Мм’ба иногда думал, что именно его эйхра возможно ещё не достиг зрелости, а может и вовсе умер, будучи птенцом. Второе было даже страшно себе представить. Это означало, что Мм’ба всю жизнь будет один и сможет выносить всего несколько яиц, из которых вылупятся единицы, а взрослыми из них не станет никто. Птенцы часто погибали совсем маленькими, так как вокруг всегда водилось немало хищников, а в засушливый сезон появлялись целые рои насекомых, из тех, что предпочитают откладывать яйца под кожу более крупных существ, а их личинки в свою очередь выедают носителя изнутри. К тому же, не всегда на всех хватало еды, а иногда приходилось сниматься с места и идти далеко, к большой воде, в поисках пищи. Не все выдерживали этот путь.             Мир Мм’ба жесток и опасен, без своего эйхра выжить в нём и вырастить птенцов крайне тяжело.             Юный тхраси отмахнулся от тяжёлых мыслей, не время себя жалеть. Нужно уцелеть и найти тропу к родному поселению.             Он не заметил, как вышел к каменистому ручью. Вода оказалась неимоверно холодной, но здесь хищнику будет сложнее выследить его. Резкий всплеск привлёк внимание Мм’ба. Там, где ручей огибал разросшиеся переплетения корней красных деревьев, стоял высокий эйхра.             Самец замер, оглядывая Мм’ба большими чёрными глазами. Он сжимал сильными пальцами копьё для ловли рыбы, на заострённом конце которого трепыхалась крупная серебристо-желтоватая яска. Эйхра был серым, совсем как Мм’ба, с такими же серыми перьями на макушке и за плечами, и юный тхраси неосознанно потянулся к нему, сам не понимая, что им движет. Самец тоже сделал шаг навстречу.             Они сошлись на середине ручья, где ледяная вода доходила тхраси почти до пояса. Маленькие ноздри эйхра затрепетали, он склонился ближе к дрожащему от холода и волнения Мм’ба и издал удивлённо-радостный горловой звук, от которого перьевой гребень тхраси дрогнул и встал торчком. Мм’ба поднял взгляд. Сейчас он видел, что эйхра уже старый: перья на голове были очень длинными, а кожистый гребень высоким и плотным. Но это не имело значения, потому что этот эйхра его. Пусть из чужого племени, пусть вместе они успеют сделать не много кладок, Мм’ба уже решил, что уйдёт за ним куда угодно.             И в тот момент, когда самец, склонившись, прижался ко лбу тхраси своим, их перья окрасились в небесно-голубой, как цветы зари в предчувствии рассвета.             А в розовеющем вечернем небе над древним, бескрайним лесом бесшумно разрезал воздух беспилотник.