Верность

            Хт’кса и Тн’ра уже много циклов были единым целым. Множество сезонов кладок они прошли вместе и вырастили немало птенцов. Минули времена изобилия и времена нужды, ушли большие дожди и спали высокие воды, наступил спокойный цикл. Распускались медовые цветы, а значит, близился сезон союзов.             Тн’ра уже не требовалось что-то доказывать Хт’кса, тхраси и так знал, что его эйхра самый достойный из всех, самый сильный и верный.             Они давно не принимали участия в празднестве единения вместе с молодыми парами. Хт’кса был слаб. Цвет его кожи поблёк, а перьевой гребень поредел, тело тоже изменилось, стало тяжёлым, медленным. Всё меньше ароматных соков вытекало из него в сезоны союзов, и уже несколько раз гнездо оставалось пустым.             Хт’кса не единожды указывал Тн’ра на молодых, свободных тхраси, пытался прогнать его от себя, не хотел, чтобы тот впустую терял циклы плодовитости. Эйхра старели медленнее, и даже сейчас Тн’ра мог успеть породить нескольких птенцов, если бы взял себе в пару нового тхраси. Но Тн’ра не хотел уходить. Он злился на Хт’кса, шипел, кусался, обиженно посвистывал и иногда раздражённо клекотал, но продолжал приносить еду и не покидал одного надолго.             Когда пришёл очередной сезон союзов, и Тн’ра почувствовал, что запах его тхраси усилился, он вновь, как и во все предыдущие циклы, начал свои ухаживания. Даже в последние циклы, когда было понятно, что потомства скорее всего не будет, Хт’кса быстро сдавался, прекращал недовольное шипение и позволял себя взять. Но в этот раз всё обстояло иначе.             Ночные и дневные светила сменяли друг друга, а Хт’кса продолжал упорно гнать от себя своего эйхра. Однажды он надолго пропал из шалаша, в котором Тн’ра уже любовно сплёл уютное, тёплое гнездо. На исходе дня Хт’кса вернулся не один. Он привёл с собой юного синекожего тхраси и сразу подтолкнул его к эйхра.             Тн’ра бросил взгляд на этого едва отрастившего взрослые перья птенца, резко повернулся к своему тхраси, зло сузил глаза и угрожающе заклекотал. Хт’кса зашипел в ответ, пятясь назад. Эйхра потерял терпение, он уже не знал, как убедить глупого Хт’кса, что не нуждается в ком-то другом и намерен пройти с ним весь путь, вплоть до самого бесконечного сна. Он выволок молоденького тхраси из шалаша, отвёл к центру поселения, где собратья уже извивались в традиционном танце и пили забродивший сладкий дха, и оставил там, чтобы тот смог найти себе кого-то хотя бы на эту ночь и не мучиться от непреодолимого желания. Совсем юным, только потекшим тхраси всегда было трудно контролировать себя.             Когда Тн’ра вернулся к шалашу, Хт’кса сидел на входе и чертил когтями полосы на земле, он даже не поднял головы, почувствовав приближение самца. Тн’ра недовольно фыркнул, цокнул, подхватил тут же зашипевшего тхраси и затащил в шалаш.             Пришёл сезон кладок, Хт’кса как и положено спал теперь в гнезде. Он мог шипеть и отворачиваться сколько хотел, Тн’ра всё равно видел, что тот давно уже не злится, потому что в этот раз им удалось - Хт’кса понёс.             Тхраси много ел и много дремал, совсем перестал выходить из шалаша. Его живот раздулся, отвердел, покрылся жёсткими чешуйками. Тн’ра всегда был начеку, отходил лишь ненадолго за рыбой или водой и тут же возвращался обратно. Слушал, как часто и коротко дышит тхраси, тёрся о него лбом, вдыхая запах, приносил мягкой сухой травы, чтобы сделать гнездо ещё теплее.             Когда пришло время, Тн’ра не ушёл, как делают многие глупые молодые эйхра, он знал, что Хт’кса больно и тяжело, знал, что должен быть рядом. Тхраси дышал прерывисто, изредка издавая короткий жалобный писк. Тн’ра ласково обвивал его шею своей, ворковал успокаивающе, помогал держать нужное положение. Но что-то шло не так. Вместо долгожданных яиц тело Хт’кса исторгало куски скорлупы, которые ранили его, жизненные соки стали покидать тхраси, он слабел на глазах.             Тн’ра не знал, что делать. Когда он уже решил, что к его тхраси скоро придёт бесконечный сон, Хт’кса вытолкнул из себя крупное яйцо.             Знахарь долго возился с Хт’кса: поил его отвратительно пахнущими, склизкими настоями, засовывал в яйцеклад комки пережёванных целебных трав, заставлял Тн’ра добывать жирных жёлтых личинок из-под корней красных деревьев и кормить ими тхраси. И всё это время Хт’кса согревал яйцо.             Никто не знал, сможет ли вылупиться птенец и выживет ли он, но тхраси упорно делился с ним своим теплом и, даже когда полностью оправился, не покинул гнезда. И Тн’ра, и Хт’кса понимали, что это может быть их последний совместный детёныш.             Когда в тишине погружённого в сон шалаша раздался характерный треск, эйхра и тхраси мгновенно встрепенулись и склонились над яйцом, которое на глазах покрывалось всё новыми трещинами. На мгновенье показалась лиловая головка и снова скрылась под скорлупой. Тн’ра и Хт’кса переглянулись, с таким трепетом они ждали появления на свет разве что своих первенцев. Тхраси взволнованно ворковал и едва сдерживал себя от того, чтобы начать помогать птенцу.             В тот момент Тн’ра кивнул сам себе, он знал, что сделает всё, чтобы их драгоценный птенчик выжил, окреп и стал взрослым.             За рождением птенца внимательно, беспристрастно и неусыпно следил взгляд камеры, скрытой в плотном сплетении тонких веток полога шалаша.